Борис Васильев: В списках не значился. Борис васильев - в списках не значился Повесть бориса васильева в списках не значился

За всю жизнь Коле Плужникову не встречалось столько приятных неожиданностей, сколько выпало в последние три недели. Приказ о присвоении ему, Николаю Петровичу Плужникову, воинского звания он ждал давно, но вслед за приказом приятные неожиданности посыпались в таком изобилии, что Коля просыпался по ночам от собственного смеха.

После утреннего построения, на котором был зачитан приказ, их сразу же повели в вещевой склад. Нет, не в общий, курсантский, а в тот, заветный, где выдавались немыслимой красоты хромовые сапоги, хрустящие портупеи, негнущиеся кобуры, командирские сумки с гладкими лаковыми планшетками, шинели на пуговицах и гимнастерки из строгой диагонали. А потом все, весь выпуск, бросились к училищным портным, чтобы подогнать обмундирование и в рост и в талию, чтобы влиться в него, как в собственную кожу. И там толкались, возились и так хохотали, что под потолком начал раскачиваться казенный эмалированный абажур.

Вечером сам начальник училища поздравлял каждого с окончанием, вручал «Удостоверение личности командира РККА» и увесистый ТТ. Безусые лейтенанты оглушительно выкрикивали номер пистолета и изо всей силы тискали сухую генеральскую ладонь. А на банкете восторженно качали командиров учебных взводов и порывались свести счеты со старшиной. Впрочем, все обошлось благополучно, и вечер этот - самый прекрасный из всех вечеров - начался и закончился торжественно и красиво.

Почему-то именно в ночь после банкета лейтенант Плужников обнаружил, что он хрустит. Хрустит приятно, громко и мужественно. Хрустит свежей кожей портупеи, необмятым обмундированием, сияющими сапогами. Хрустит весь, как новенький рубль, которого за эту особенность мальчишки тех лет запросто называли «хрустом».

Собственно, все началось несколько раньше. На бал, который последовал после банкета, вчерашние курсанты явились с девушками. А у Коли девушки не было, и он, запинаясь, пригласил библиотекаршу Зою. Зоя озабоченно поджала губы, сказала задумчиво: «Не знаю, не знаю…», но пришла. Они танцевали, и Коля от жгучей застенчивости все говорил и говорил, а так как Зоя работала в библиотеке, то говорил он о русской литературе. Зоя сначала поддакивала, а в конце обидчиво оттопырила неумело накрашенные губы:

Уж больно вы хрустите, товарищ лейтенант. На училищном языке это означало, что лейтенант Плужников задается. Тогда Коля так это и понял, а придя в казарму, обнаружил, что хрустит самым натуральным и приятным образом.

Я хрущу, - не без гордости сообщил он своему другу и соседу по койке.

Они сидели на подоконнике в коридоре второго этажа. Было начало июня, и ночи в училище пахли сиренью, которую никому не разрешалось ломать.

Хрусти себе на здоровье, - сказал друг. - Только, знаешь, не перед Зойкой: она - дура, Колька. Она жуткая дура и замужем за старшиной из взвода боепитания.

Но Колька слушал вполуха, потому что изучал хруст. И хруст этот очень ему нравился.

На следующий день ребята стали разъезжаться: каждому полагался отпуск. Прощались шумно, обменивались адресами, обещали писать, и один за другим исчезали за решетчатыми воротами училища.

А Коле проездные документы почему-то не выдавали (правда, езды было всего ничего: до Москвы). Коля подождал два дня и только собрался идти узнавать, как дневальный закричал издали:

Лейтенанта Плужникова к комиссару!..

Комиссар, очень похожий на вдруг постаревшего артиста Чиркова, выслушал доклад, пожал руку, указал, куда сесть, и молча предложил папиросы.

Я не курю, - сказал Коля и начал краснеть: его вообще кидало в жар с легкостью необыкновенной.

Молодец, - сказал комиссар. - А я, понимаешь, все никак бросить не могу, не хватает у меня силы воли.

И закурил. Коля хотел было посоветовать, как следует закалять волю, но комиссар заговорил вновь.

Мы знаем вас, лейтенант, как человека исключительно добросовестного и исполнительного. Знаем также, что в Москве у вас мать с сестренкой, что не видели вы их два года и соскучились. И отпуск вам положен. - Он помолчал, вылез из-за стола, прошелся, сосредоточенно глядя под ноги. - Все это мы знаем, и все-таки решили обратиться с просьбой именно к вам… Это - не приказ, это - просьба, учтите, Плужников. Приказывать мы вам уже права не имеем…

Я слушаю, товарищ полковой комиссар. - Коля вдруг решил, что ему предложат идти работать в разведку, и весь напрягся, готовый оглушительно заорать: «Да!..»

Наше училище расширяется, - сказал комиссар. - Обстановка сложная, в Европе - война, и нам необходимо иметь как можно больше общевойсковых командиров. В связи с этим мы открываем еще две учебные роты. Но штаты их пока не укомплектованы, а имущество уже поступает. Вот мы и просим вас, товарищ Плужников, помочь с этим имуществом разобраться. Принять его, оприходовать…

И Коля Плужников остался в училище на странной должности «куда пошлют». Весь курс его давно разъехался, давно крутил романы, загорал, купался, танцевал, а Коля прилежно считал постельные комплекты, погонные метры портянок и пары яловых сапог. И писал всякие докладные.

Так прошло две недели. Две недели Коля терпеливо, от подъема до отбоя и без выходных, получал, считал и приходовал имущество, ни разу не выйдя за ворота, словно все еще был курсантом и ждал увольнительной от сердитого старшины.

В июне народу в училище осталось мало: почти все уже выехали в лагеря. Обычно Коля ни с кем не встречался, по горло занятый бесконечными подсчетами, ведомостями и актами, но как-то с радостным удивлением обнаружил, что его… приветствуют. Приветствуют по всем правилам армейских уставов, с курсантским шиком выбрасывая ладонь к виску и лихо вскидывая подбородок. Коля изо всех сил старался отвечать с усталой небрежностью, но сердце его сладко замирало в приступе молодого тщеславия.

Вот тогда-то он и начал гулять по вечерам. Заложив руки за спину, шел прямо на группки курсантов, куривших перед сном у входа в казарму. Утомленно глядел строго перед собой, а уши росли и росли, улавливая осторожный шепот:

Командир…

И, уже зная, что вот-вот ладони упруго взлетят к вискам, старательно хмурил брови, стремясь придать своему круглому, свежему, как французская булка, лицу выражение невероятной озабоченности…

Здравствуйте, товарищ лейтенант.

Это было на третий вечер: носом к носу - Зоя. В теплых сумерках холодком сверкали белые зубы, а многочисленные оборки шевелились сами собой, потому что никакого ветра не было. И этот живой трепет был особенно пугающим.

Что-то вас нигде не видно, товарищ лейтенант, И в библиотеку вы больше не приходите…

Вы при училище оставлены?

У меня особое задание, - туманно сказал Коля. Они почему-то уже шли рядом и совсем не в ту сторону. Зоя говорила и говорила, беспрерывно смеясь; он не улавливал смысла, удивляясь, что так покорно идет не в ту сторону. Потом он с беспокойством подумал, не утратило ли его обмундирование романтичного похрустывания, повел плечом, и портупея тотчас же ответила тугим благородным скрипом…

- …жутко смешно! Мы так смеялись, так смеялись… Да вы не слушаете, товарищ лейтенант.

Нет, я слушаю. Вы смеялись.

Она остановилась: в темноте вновь блеснули ее зубы. И он уже не видел ничего, кроме этой улыбки.

Я ведь нравилась вам, да? Ну, скажите, Коля, нравилась?..

Нет, - шепотом ответил он. - Просто… Не знаю. Вы ведь замужем.

Замужем?.. - Она шумно засмеялась: - Замужем, да? Вам сказали? Ну, и что же, что замужем? Я случайно вышла за него, это была ошибка…

Каким-то образом он взял ее за плечи. А может быть, и не брал, а она сама так ловко повела ими, что его руки оказались на ее плечах.

Между прочим, он уехал, - деловито сказала она. - Если пройти по этой аллейке до забора, а потом вдоль забора до нашего дома, так никто и не заметит. Вы хотите чаю, Коля, правда?..

Склад, в котором на рассвете 22 июня пили чай старшина Степан Матвеевич, старший сержант Федорчук, красноармеец Вася Волков и три женщины, накрыло тяжелым снарядом в первые минуты артподготовки. Снаряд разорвался над входом, перекрытия выдержали, но лестницу завалило, отрезав единственный путь наверх - путь к спасению, как тогда считали они. Плужников помнил этот снаряд: взрывная волна швырнула его в свежую воронку, куда потом, когда он уже очухался, ввалился Сальников. Но для него этот снаряд разорвался сзади, а для них - впереди, и пути их надолго разошлись.

Вся война для них, заживо замурованных в глухом каземате, шла теперь наверху. От нее ходуном ходили старые, метровой кладки, стены, склад заваливало новыми пластами песка и битых кирпичей, отдушины обвалились. Они были отрезаны от своих и от всего мира, но у них была еда, а воду уже на второй день они добыли из колодца. Мужчины, взломав пол, вырыли его, и за сутки там скапливалось до двух котелков. Было что есть, что пить и что делать: они во все стороны наугад долбили стены, надеясь прорыть ход на поверхность или проникнуть в соседние подземелья. Ходы эти заваливало при очередных бомбежках, и они рыли снова и однажды пробились в запутанный лабиринт подземных коридоров, тупиков и глухих казематов. Оттуда пробрались в оружейный склад, выход из которого тоже был замурован прямым попаданием, и в дальний отсек, откуда вверх вела узкая дыра.

Впервые за много дней они поднялись наверх: заживо погребенные неистово стремились к свободе, воздуху, своим. Один за другим они выползали из подземелья - все шестеро - и замирали, не решаясь сделать шаг от той щели, что, как им казалось, вела к жизни и спасению.

Крепость еще жила. Кое-где у кольцевых казарм, на той стороне Мухавца и за костелом еще стреляли, еще что-то горело и рушилось. Но здесь, в центре, этой ночью было тихо. И неузнаваемо. И не было ни своих, ни воздуха, ни свободы.

Хана, - прохрипел Федорчук.

Тетя Христя плакала, по-крестьянски собирая слезы в уголок головного платка. Мирра прижалась к ней: от трупного смрада ее душили спазмы. И только Анна Петровна, сухо глянув горящими даже в темноте глазами, молча пошла через двор.

Аня! - окликнул Степан Матвеевич. - Куда ты, Аня?

Дети. - Она на секунду обернулась. - Дети там. Мои дети.

Анна Петровна ушла, а они, растерянные и подавленные, вернулись в подземелье.

Разведка нужна, - сказал старшина. - Куда идти, где они, наши?

Куда разведку-то, куда? - вздохнул Федорчук. - Немцы кругом.

А мать шла, спотыкаясь о трупы, сухими, уже тронутыми безумием глазами вглядываясь в фиолетовый отблеск ракет. И никто не окликнул ее и не остановил, потому что шла она по участку, уже оставленному нашими, уже взорванному немецкими саперами и вздыбленному многодневной бомбежкой. Она миновала трехарочные ворота и взошла на мост - еще скользкий от крови, еще заваленный трупами - и упала здесь, среди своих, в трех местах простреленная случайной очередью. Упала, как шла: прямая и строгая, протянув руки к детям, которых давно уже не было в живых.

Но об этом никто не знал. Ни оставшиеся в подземельях, ни тем более лейтенант Плужников.

Опомнившись, он потребовал патронов. И когда через проломы в стенах, через подземный лаз его провели в склад - тот склад, куда в первые часы войны бежал Сальников, - и он увидел новенькие, тусклые от смазки ППШ, полные диски и запечатанные, нетронутые цинки, он с трудом удержал слезы. То оружие, за которое столько ночей они платили жизнями своих товарищей, лежало сейчас перед ним, и большего счастья он не ждал и не хотел. Он всех заставил чистить оружие, снимать смазку, готовить к бою, и все лихорадочно протирали стволы и затворы, зараженные его яростной энергией.

К вечеру все было готово: автоматы, запасные диски, цинки с патронами. Все было перенесено в тупик под щелью, где днем лежал он, задыхаясь, не веря в собственное спасение и слушая шаги. Всех мужчин он забирал с собой: каждый, кроме оружия и патронов, нес по фляжке воды из колодца Степана Матвеевича. Женщины оставались здесь.

Вернемся, - сказал Плужников.

Он разговаривал коротко и зло, и они молча подчинялись ему. Кто - с уважением и готовностью, кто - со страхом, кто - с плохо скрытым неудовольствием, но возражать никто не осмеливался. Уж очень страшен был этот черный от голода и бессонницы заросший лейтенант в изодранной, окровавленной гимнастерке. Только раз старшина негромко вмешался:

Убери все. Сухарь ему и кипятку стакан.

Это когда сердобольная тетя Христя выволокла на дощатый стол все, что берегла на черный день. Голодные спазмы сжали горло Плужникова, и он пошел к этому столу, протянув руки. Пошел, чтобы все съесть, все, что видит, чтобы набить живот до отказа, чтобы наконец-то заглушить судороги, от которых он не раз катался по земле, грызя рукав, чтобы не кричать. Но старшина твердо взял его за руки, загородил стол.

Убирай, Яновна. Нельзя вам, товарищ лейтенант. Помрете. Понемногу надо. Живот надо заново приучать.

Плужников сдержался. Проглотил судорожный ком, увидел круглые, полные слез глаза Мирры, попробовал улыбнуться, понял, что улыбаться разучился, и отвернулся.

Еще до вылазки к своим, как только стемнело, он вместе с молоденьким, испуганно молчаливым бойцом Васей Волковым осторожно выполз из щели. Долго лежал, вслушиваясь в далекую стрельбу, ловил звуки шагов, разговор, лязг оружия. Но здесь было тихо.

За мной. И не спеши: слушай сначала. Они облазали все воронки, проверили каждый завал, ощупали каждый труп. Сальникова не было.

Живой, - с облегчением сказал Плужников, когда они спустились к своим. - В плен увели: наших убитых они не закапывают.

Все же он чувствовал себя виноватым: виноватым не по разуму, а по совести. Он воевал не первый день и уже хорошо понял, что у войны свои законы, своя мораль, и то, что в мирной жизни считается недопустимым, в бою бывает просто необходимостью. Но, понимая, что он не мог спасти Сальникова, что он должен был, обязан был - не перед собой, нет! - перед теми, кто послал его в этот поиск, - попытаться уйти и ушел, Плужников очень боялся найти Сальникова мертвым. А немцы увели его в плен, и, значит, оставался еще шанс, что везучий, неунывающий Сальников выживет, выкрутится, а может быть, и убежит. За дни и ночи нескончаемых боев из перепуганного парнишки с расцарапанной щекой он вырос в отчаянного, умного, хитрого и изворотливого бойца. И Плужников вздохнул облегченно:

Они натаскали в тупичок под щелью много оружия и боеприпасов: прорыв следовало обеспечить неожиданной для противника огневой мощью. Все перенести к своим за раз было не под силу, и Плужников рассчитывал вернуться в эту же ночь. Поэтому он и сказал женщинам, что вернется, но чем ближе подступало время вылазки, тем все больше Плужников начинал нервничать. Оставалось решить еще один вопрос, решить безотлагательно, но как подступиться к нему, Плужников не знал.

Женщин нельзя было брать с собой на прорыв: слишком опасной и трудной даже для обстрелянных бойцов была эта задача. Но нельзя было и оставлять их здесь на произвол судьбы, и Плужников все время мучительно искал выход. Но как он ни прикидывал, выход был один.

Вы останетесь здесь, - сказал он, стараясь не встречаться взглядом с девушкой. - Завтра днем - у немцев с четырнадцати до шестнадцати обед, самое тихое время, - завтра выйдете наверх с белыми тряпками. И сдадитесь в плен.

В плен? - тихо и недоверчиво спросила Мирра.

Еще чего выдумал! - не дав ему ответить, громко и возмущенно сказала тетя Христя. - В плен - еще чего выдумал! Да кому я, старуха, в плену-то этом нужна? А девочка? - Она обняла Мирру, прижала к себе. - С сухой-то ножкой, на деревяшке?.. Да будет тебе, товарищ лейтенант, выдумывать, будет!

Не дойду я, - еле слышно сказала Мирра, и Плужников почему-то сразу понял, что говорит она не о пути до немцев, а о том пути, каким погонят ее эти немцы в плен.

Поэтому он сразу не нашелся, что возразить, и угрюмо молчал, соглашаясь и не соглашаясь с доводами женщин.

Ишь чего выдумал! - иным тоном, теперь уже словно удивляясь, продолжала тетя Христя. - Негодное твое решение, хоть ты и командир. Вовсе негодное.

Нельзя вам тут оставаться, - неуверенно сказал он. - И был приказ командования, все женщины ушли…

Так они вам обузой были, потому и ушли! И я уйду, коли почувствую, что в тягость. А сейчас-то, сейчас, сынок, кому мы тут с Миррочкой помешаем в норе-то нашей? Да никому, воюйте себе на здоровье! А у нас и место есть и еда, и никому мы не в обузу, и отсидимся тут, пока наши не вернутся.

Плужников молчал. Он не хотел говорить, что немцы каждый день сообщают о взятии все новых и новых городов, о боях под Москвой и Ленинградом, о разгроме Красной Армии. Он не верил немецким речам, но он уже давно не слышал и грохота наших орудий,

Девчонка-то жидовочка, - вдруг сказал Федорчук. - Жидовочка да калека: прихлопнут они ее, как пить дать.

Не смейте так говорить! - крикнул Плужников. - Это их слово, их! Фашистское это слово!

Тут не в слове дело, - вздохнул старшина. - Слово, конечно, нехорошее, а только Федорчук правду говорит. Не любят они еврейской нации.

Знаю! - резко оборвал Плужников. - Понял. Все. Останетесь. Может, они войска из крепости выведут, тогда уходите. Уж как-нибудь.

Он принял решение, но был им недоволен. И чем больше думал об этом, тем все больше внутренне протестовал, но предложить что-либо другое не мог. Поэтому он хмуро отдал команду, хмуро пообещал вернуться за боеприпасами, хмуро полез наверх вслед за посланным в разведку тихим Васей Волковым.

Волков был пареньком исполнительным, но всем земным радостям предпочитал сон и использовал для него любые возможности. Пережив ужас в первые минуты войны - ужас заживо погребенного, - он все же сумел подавить его в себе, но стал еще незаметнее и еще исполнительнее. Он решил во всем полагаться на старших, и внезапное появление лейтенанта встретил с огромным облегчением. Он плохо понимал, на что сердится этот грязный, оборванный, худой командир, но твердо был убежден, что отныне именно этот командир отвечает за его, Волкова, жизнь.

Он старательно исполнил все, что было приказано: тихо выбрался наверх, послушал, огляделся, никого не обнаружил и начал деятельно вытаскивать из дыры оружие и боеприпасы.

А немецкие автоматчики прошли рядом. Они не заметили Волкова, а он, заметив их, не проследил, куда они направлялись, и даже не доложил, потому что это выходило за рамки того задания, которое он получил. Немцы не интересовались их убежищем, шли куда-то по своим делам, и их путь был свободен. И пока он вытаскивал из узкого лаза цинки и автоматы, пока все выбрались на поверхность, немцы уже прошли, и Плужников, как ни вслушивался, ничего подозрительного не обнаружил. Где-то стреляли, где-то бросали мины, где-то ярко светили ракетами, но развороченный центр цитадели был пустынен.

Волков со мной, старшина и сержант - замыкающие. Быстро вперед.

Пригнувшись, они двинулись к темным далеким развалинам, где еще держались свои, где умирал Денищик, где у сержанта оставалось три диска к «дегтярю». И в этот момент в развалинах ярко полыхнуло белое пламя, донесся грохот и вслед за ним короткие и сухие автоматные очереди.

Подорвали! - крикнул Плужников. - Немцы стену подорвали!

Тихо, товарищ лейтенант, тихо! Опомнись!

Пусти! Там ребята, там патронов нет, там раненые…

Куда пустить-то, куда?

Плужников бился, стараясь высвободиться из-под тяжелого, сильного тела. Но Степан Матвеевич держал крепко и отпустил только тогда, когда Плужников перестал рваться.

Поздно уже, товарищ лейтенант, - вздохнул он. - Поздно. Послушай.

Бой в развалинах затихал. Кое-где редко били еще немецкие автоматы: то ли простреливали темные отсеки, то ли добивали защитников, но ответного огня не было, как Плужников ни вслушивался. И пулемет, что стрелял в темноте на его голос, тоже замолчал, и Плужников понял, что не успел, что не выполнил последнего приказа.

Он все еще лежал на земле, все еще надеясь, все еще вслушиваясь в теперь уже совсем редкие очереди. Он не знал, что делать, куда идти, где искать своих. И старшина молча лежал рядом и тоже не знал, куда идти и что делать.

Обходят. - Федорчук подергал старшину. - Отрежут еще. Убили этого, что ли?

Плужников не протестовал. Молча спустился в подземелье, молча лег. Ему что-то говорили, успокаивали, укладывали поудобнее, поили чаем. Он покорно поворачивался, поднимался, ложился, пил, что давали, - и молчал. Даже когда девушка, укрывая его шинелью, сказала:

Это ваша шинель, товарищ лейтенант. Ваша, помните?

Да, это была его шинель. Новенькая, с золочеными командирскими пуговицами, подогнанная по фигуре. Шинель, которой он так гордился и которую ни разу не надевал. Он узнал ее сразу, но ничего не сказал: ему было уже все равно.

Он не знал, сколько суток он лежит вот так, без слов, дум и движения, и не хотел знать. Днем и ночью в подземелье стояла могильная тишина, днем и ночью тускло светили жировые плошки, днем и ночью за желтым чадным светом дежурила темнота, вязкая и непроницаемая, как смерть. И Плужников неотрывно смотрел в нее. Смотрел в ту смерть, в которой был виновен.

С удивительной ясностью он видел сейчас их всех. Всех, кто, прикрывая его, бросался вперед, бросался не колеблясь, не раздумывая, движимый чем-то непонятным, непостижимым для него. И Плужников не пытался сейчас понять, почему все они - все погибшие по его вине - поступали именно так: он просто заново пропускал их перед своими глазами, просто вглядывался неторопливо, внимательно и беспощадно.

Он замешкался тогда у сводчатого окна костела, из которого нестерпимо ярко били автоматные очереди. Нет, не потому, что растерялся, не потому, что собирался с силами: это было его окно, вот и вся причина. Это было его окно, он сам еще до атаки выбрал его, но в его окно, в его бьющую навстречу смерть кинулся не он, а тот рослый пограничник с неостывшим ручным пулеметом. И потом - уже мертвый - он продолжал прикрывать Плужникова от пуль, и его загустевшая кровь била Плужникову в лицо как напоминание.

А наутро он бежал из костела. Бежал, бросив сержанта с перевязанной головой. А сержант этот остался, хотя был у самого пролома. Он мог уйти и - не ушел, не отступил, не затаился, и Плужников добежал тогда до подвалов только потому, что сержант остался в костеле. Так же как Володька Денищик, грудью прикрывший его в ночной атаке на мосту. Так же как Сальников, сваливший немца тогда, когда Плужников уже сдался, уже не думал о сопротивлении, уже икал от страха, покорно задрав в небо обе руки. Так же как те, кому он обещал патроны и не принес их вовремя.

Он недвижимо лежал на скамье под собственной шинелью, ел, когда давали, пил, когда подносили кружку ко рту. И молчал, не отвечая на вопросы. И даже не думал: просто считал долги.

Он остался в живых только потому, что кто-то погибал за него. Он сделал это открытие, не понимая, что это - закон войны. Простой и необходимый, как смерть: если ты уцелел, значит, кто-то погиб за тебя. Но он открывал этот закон не отвлеченно, не путем умозаключений: он открывал его на собственном опыте, и для него это был не вопрос совести, а вопрос жизни.

Тронулся лейтенантик, - говорил Федорчук, мало заботясь, слышит его Плужников или нет. - Ну, чего будем делать? Самим надо думать, старшина.

Старшина молчал, но Федорчук уже действовал. И первым делом старательно заложил кирпичами ту единственную щель, которая вела наверх. Он хотел жить, а не воевать. Просто - жить. Жить, пока есть жратва и это глухое, не известное немцам подземелье.

Ослаб он, - вздыхал старшина. - Ослаб лейтенант наш. Ты корми его помаленьку, Яновна.

Тетя Христя кормила, плача от жалости, а Степан Матвеевич, дав этот совет, сам в него не верил, сам понимал, что ослаб лейтенант не телом, а сломлен, и как тут быть - не знал.

И только Мирра знала, что ей делать: ей надо было, необходимо было вернуть к жизни этого человека, заставить его говорить, действовать, улыбаться. Ради этого она притащила ему шинель, о которой давно забыли все. И ради этого она в одиночестве, ничего никому не объясняя, терпеливо разбирала рухнувшие с дверного свода кирпичи.

Ну, чего ты там грохочешь? - ворчал Федорчук. - Обвалов давно не было, соскучилась? Тихо жить надо.

Она молча продолжала копаться и на третий день с торжеством вытащила из-под обломков грязный, покореженный чемодан. Тот, который так упорно и долго искала.

Вот! - радостно сказала она, притащив его к столу. - Я помнила, что он у дверей стоял.

Вон чего ты искала, - вздохнула тетя Христя. - Ах, девка, девка, не ко времени сердечко твое вздрогнуло.

Сердцу, как говорится, не прикажешь, а только - зря, - сказал Степан Матвеевич. - Ему бы забыть все впору: и так слишком много помнит.

Рубаха лишняя не помешает, - сказал Федорчук. - Ну, неси, чего стоишь? Может, улыбнется, хотя и сомневаюсь.

Плужников не улыбнулся. Неторопливо осмотрел все, что перед отъездом уложила мать: белье, пару летнего обмундирования, фотографии. Закрыл кривую, продавленную крышку.

Это - ваши вещи. Ваши, - тихо сказала Мирра.

Я помню.

И отвернулся к стене.

Все, - вздохнул Федорчук. - Теперь уж точно - все. Кончился паренек.

И выругался длинно и забористо. И никто его не одернул.

Ну что, старшина, делать будем? Решать надо: в этой могиле лежать или в другой, какой?

Чего решать? - неуверенно сказала тетя Христя. - Решено уж: дождемся.

Чего? - закричал Федорчук. - Чего дождемся-то? Смерти? Зимы? Немцев? Чего, спрашиваю?

Красной Армии дождемся, - сказала Мирра.

Красной?.. - насмешливо переспросил Федорчук. - Дура! Вот она, твоя Красная Армия: без памяти лежит. Все! Поражение ей! Поражение ей, понятно это?

Он кричал, чтобы все слышали, и все слышали, но молчали. И Плужников тоже слышал и тоже молчал. Он уже все решил, все продумал и теперь терпеливо ждал, когда все заснут. Он научился ждать.

Когда все стихло, когда захрапел старшина, а из трех плошек две погасили на ночь, Плужников поднялся. Долго сидел, прислушиваясь к дыханию спящих и ожидая, когда перестанет кружиться голова. Потом сунул в карман пистолет, бесшумно прошел к полке, где лежали заготовленные старшиной факелы, взял один и, не зажигая, ощупью направился к лазу, что вел в подземные коридоры. Он плохо знал их и без света не надеялся выбраться.

Он ничем не брякнул, не скрипнул, он умел бесшумно двигаться в темноте и был уверен, что никто не проснется и не помешает ему. Он обдумал все обстоятельно, он все взвесил, под всем подвел черту, и тот итог, который получил он под этой чертой, означал его неисполненный долг. И лишь одного не мог он учесть: человека, который уже много ночей спал вполглаза, прислушиваясь к его дыханию так же, как он прислушивался сегодня к дыханию других.

Через узкий лаз Плужников выбрался в коридор и запалил факел: отсюда свет его уже не мог проникнуть в каземат, где спали люди. Держа факел над головой, он медленно шел по коридорам, разгоняя крыс. Странно, что они до сих пор все еще пугали его, и поэтому он не гасил факела, хотя уже сориентировался и знал, куда идти.

Он пришел в тупичок, куда ввалился, спасаясь от немцев: здесь до сих пор лежали патронные цинки. Он поднял факел, осветил его, но дыра оказалась плотно забитой кирпичами. Пошатал: кирпичи не поддавались. Тогда он укрепил факел в обломках и стал раскачивать эти кирпичи двумя руками. Ему удалось выбить несколько штук, но остальные сидели намертво: Федорчук потрудился на славу.

Выяснив, что вход завален прочно, Плужников прекратил бессмысленные попытки. Ему очень не хотелось делать то, что он решил, здесь, в подземелье, потому что тут жили эти люди. Они могли неверно истолковать его решение, посчитать это результатом слабости или умственного расстройства, и это было ему неприятно. Он предпочитал бы просто исчезнуть. Исчезнуть без объяснений, уйти в никуда, но его лишили этой возможности. Значит, им придется думать, что захотят, придется обсуждать его смерть, придется возиться с его телом. Придется, потому что заваленный выход нисколько не поколебал его в справедливости того приговора, который он сам вынес себе.

Подумав так, он достал пистолет, передернул затвор, мгновение помешкал, не зная, куда лучше стрелять, и поднес к груди: все-таки ему не хотелось валяться здесь с раздробленным черепом. Левой рукой он нащупал сердце: оно билось часто, но ровно, почти спокойно. Он убрал ладонь и поднял пистолет, стараясь, чтобы ствол точно уперся в сердце…

Если бы она крикнула любое другое слово - даже тем же самым голосом, звонким от страха. Любое иное слово - и он бы нажал на спуск. Но то, что крикнула она, было оттуда, из того мира, где был мир, а здесь, здесь не было и не могло быть женщины, которая вот так страшно и призывно кричала бы его имя. И он невольно опустил руку, опустил, чтобы глянуть, кто это кричит. Опустил всего на секунду, но она, волоча ногу, успела добежать.

Коля! Коля, не надо! Колечка, милый!

Ноги не удержали ее, и она упала, изо всех сил вцепившись в руку, в которой он держал пистолет. Она прижималась мокрым от слез лицом к его руке, целовала грязный, пропахший порохом и смертью рукав гимнастерки, она вжимала его руку в собственную грудь, вжимала, забыв о стыдливости, инстинктивно чувствуя, что там, в девичьем упругом тепле, он не нажмет на курок.

Брось его. Брось. Я не отпущу. Тогда стреляй сначала в меня. Стреляй в меня.

Густой желтый свет пропитанной салом пакли освещал их. Горбатые тени метались по сводам, уходившим во мглу, и Плужников слышал, как бьется ее сердце.

Зачем ты здесь? - с тоской спросил он. Мирра впервые подняла лицо: свет факела дробился в слезах.

Ты - Красная Армия, - сказала она. Ты - моя Красная Армия. Как же ты можешь? Как же ты можешь бросить меня? За что?

Его не смутила красивость ее слов: смутило другое. Оказывается, кто-то нуждался в нем, кому-то он был еще нужен. Нужен, как защитник, как друг, как товарищ.

Отпусти руку.

Сначала брось пистолет.

Он на боевом взводе. Может быть выстрел.

Плужников помог Мирре встать. Она поднялась, но по-прежнему стояла вплотную, готовая каждую секунду перехватить его руку. Он усмехнулся, поставил пистолет на предохранитель, спустил курок и сунул пистолет в карман. И взял факел.

Она шла рядом, держась за руку. Возле лаза остановилась:

Я никому не скажу. Даже тете Христе.

Он молча погладил ее по голове. Как маленькую. И загасил факел в песке.

Спокойной ночи! - шепнула Мирра, ныряя в лаз.

Следом за нею Плужников пролез в каземат, где по-прежнему мощно храпел старшина и чадила плошка. Подошел к своей скамье, укрылся шинелью, хотел подумать, как быть дальше, и - заснул. Крепко и спокойно.

Утром Плужников встал вместе со всеми. Убрал все со скамьи, на которой столько суток пролежал, глядя в одну точку.

На поправку потянуло, товарищ лейтенант? - недоверчиво улыбаясь, спросил старшина.

Вода найдется? Кружки три хотя бы.

Есть вода, есть! - засуетился Степан Матвеевич.

Польете мне, Волков. - Плужников впервые за много дней содрал с себя перепревшую гимнастерку, надетую на голое тело: майка давно пошла на бинты. Вынул из продавленного чемодана смену белья, мыло, полотенце. - Мирра, пришей мне подворотничок к летней гимнастерке.

Вылез в подземный ход, долго, старательно мылся, все время думая, что тратит воду, и впервые сознательно не жалея этой воды. Вернулся и так же молча, тщательно и неумело побрился новенькой бритвой, купленной в училищном военторге не по надобности, а про запас. Растер одеколоном худое, изрезанное непривычной бритвой лицо, надел гимнастерку, что подала Мирра, туго затянулся ремнем. Сел к столу - худая мальчишеская шея торчала из воротника, ставшего непомерно широким.

Докладывайте.

Переглянулись. Старшина спросил неуверенно:

Что докладывать?

Все. - Плужников говорил жестко и коротко: рубил. - Где наши, где противник.

Так это… - Старшина замялся. - Противник известно где: наверху. А наши… Наши неизвестно.

Почему неизвестно?

Известно, где наши, - угрюмо сказал Федорчук. - Внизу. Немцы наверху, а наши - внизу.

Плужников не обратил внимания на его слова. Он говорил со старшиной, как со своим заместителем, и всячески подчеркивал это.

Почему не знаете, где наши?

Степан Матвеевич виновато вздохнул:

Разведку не производили.

Догадываюсь. Я спрашиваю, почему?

Да ведь как сказать. Болели вы. А мы выход заложили.

Кто заложил?

Старшина промолчал. Тетя Христя хотела что-то пояснить, но Мирра остановила ее.

Я спрашиваю, кто заложил?

Ну, я! - громко сказал Федорчук.

Не понял.

Еще раз не понял, - тем же тоном сказал Плужников, не глядя на старшего сержанта.

Старший сержант Федорчук.

Так вот, товарищ старший сержант, через час доложите мне, что путь наверх свободен.

Днем работать не буду.

Через час доложите об исполнении, - повторил Плужников. - А слова «не буду», «не хочу» или «не могу» приказываю забыть. Забыть до конца войны. Мы - подразделение Красной Армии. Обыкновенное подразделение, только и всего.

Еще час назад, проснувшись, он не знал, что скажет, но понимал, что говорить обязан. Он нарочно оттягивал эту минуту - минуту, которая должна была либо все поставить по своим местам, либо лишить его права командовать этими людьми. Поэтому он и затеял умывание, переодевание, бритье: он думал и готовился к этому разговору. Готовился продолжать войну, и в нем уже не было ни сомнений, ни колебаний. Все осталось там, во вчерашнем дне, пережить который ему было суждено.

В тот день Федорчук выполнил приказание Плужникова: путь наверх был свободен. В ночь они провели тщательную разведку двумя парами: Плужников шел с красноармейцем Волковым, Федорчук - со старшиной. Крепость еще жила, еще огрызалась редкими вспышками перестрелок, но перестрелки эти вспыхивали далеко от них, за Мухавцом, и наладить с кем-либо связь не удалось. Обе группы вернулись, не встретив ни своих, ни чужих.

Одни побитые, - вздыхал Степан Матвеевич. - Много побито нашего брата. Ой, много!

Плужников повторил поиск днем. Он не очень рассчитывал на связь со своими, понимая, что разрозненные группы уцелевших защитников отошли в глухие подземелья. Но он должен был найти немцев, определить их расположение, связь, способы передвижения по разгромленной крепости. Должен был, иначе их прекрасная и сверхнадежная позиция оказалась попросту бессмысленной.

Он сам ходил в эту разведку. Добрался до Тереспольских ворот, сутки прятался в соседних развалинах. Немцы входили в крепость именно через эти ворота: регулярно, каждое утро, в одно и то же время. И вечером столь же аккуратно уходили, оставив усиленные караулы. Судя по всему, тактика не изменилась: они уже не стремились атаковать, а, обнаружив очаги сопротивления, блокировали их и вызывали огнеметчиков. Да и ростом эти немцы выглядели пониже тех, с кем до сих пор сталкивался Плужников, и автоматов у них было явно поменьше: карабины стали более обычным оружием.

Либо я вырос, либо немцы съежились, - невесело пошутил Плужников вечером. - Что-то в них изменилось, а вот что - не пойму. Завтра с вами пойдем, Степан Матвеевич. Хочу, чтобы вы тоже поглядели.

Вместе со старшиной они затемно перебрались в обгоревшие и разгромленные коробки казарм 84-го полка: Степан Матвеевич хорошо знал эти казармы. Заранее расположились почти с удобствами. Плужников наблюдал за берегами Буга, старшина - за внутренним участком крепости возле Холмских ворот.

Утро было ясным и тихим: лишь иногда лихорадочная стрельба вспыхивала вдруг где-то на Кобринском укреплении, возле внешних валов. Внезапно вспыхивала, столь же внезапно прекращалась, и Плужников никак не мог понять, то ли немцы на всякий случай постреливают по казематам, то ли где-то еще держатся последние группы защитников крепости.

Товарищ лейтенант! - напряженным шепотом окликнул старшина.

Плужников перебрался к нему, выглянул: совсем рядом строилась шеренга немецких автоматчиков. И вид их, и оружие, и манера вести себя - манера бывалых солдат, которым многое прощается, - все было вполне обычным. Немцы не съежились, не стали меньше, они оставались такими же, какими на всю жизнь запомнил их лейтенант Плужников.

Три офицера приближались к шеренге. Прозвучала короткая команда, строй вытянулся, командир доложил шедшему первым: высокому и немолодому, видимо, старшему. Старший принял рапорт и медленно пошел вдоль замершего строя. Следом шли офицеры; один держал коробочки, которые старший вручал вышагивающим из строя солдатам.

Ордена выдает, - сообразил Плужников. - Награды на поле боя. Ах ты, сволочь ты немецкая, я тебе покажу награды…

Он забыл сейчас, что не один, что вышел не для боя, что развалины казарм за спиной - очень неудобная позиция. Он помнил сейчас тех, за кого получали кресты эти рослые парни, замершие в парадном строю. Вспомнил убитых, умерших от ран, сошедших с ума. Вспомнил и поднял автомат.

Короткие очереди ударили почти в упор, с десятка шагов. Упал старший офицер, выдававший награды, упали оба его ассистента, кто-то из только что награжденных. Но ордена эти парни получали недаром: растерянность их была мгновенной, и не успела смолкнуть очередь Плужникова, как строй рассыпался, укрылся и ударил по развалинам из всех автоматов.

Если бы не старшина, они бы не ушли тогда живыми: немцы рассвирепели, никого не боялись и быстро замкнули кольцо. Но Степан Матвеевич знал эти помещения еще по мирной жизни и сумел вывести Плужникова. Воспользовавшись стрельбой, беготней и сумятицей, они пробрались через двор и юркнули в свою дыру, когда немецкие автоматчики еще простреливали каждый закуток в развалинах казарм.

Не изменился немец. - Плужников попытался засмеяться, но из пересохшего горла вырвался хрип, и он сразу перестал улыбаться. - Если бы не вы, старшина, мне бы пришлось туго.

Про ту дверь в полку только старшины знали, - вздохнул Степан Матвеевич. - Вот она, значит, и пригодилась.

Он с трудом стащил сапог: портянка набухла от крови. Тетя Христя закричала, замахала руками.

Пустяк, Яновна, - сказал старшина. - Мясо зацепило, чувствую. А кость цела. Кость цела, это главное: дырка зарастет.

Ну, и зачем это? - раздраженно спросил Федорчук. - Постреляли, побегали - а зачем? Что, война от этого скорее кончится, что ли? Мы скорее кончимся, а не война. Война, она в свой час завершится, а вот мы…

Он замолчал, и все тогда промолчали. Промолчали потому, что были полны победного торжества и боевого азарта, и спорить с угрюмым старшим сержантом попросту не хотелось.

А на четвертые сутки Федорчук пропал. Он очень не хотел идти в секрет, волынил, и Плужникову пришлось прикрикнуть.

Ладно, иду, иду, - проворчал старший сержант. - Нужны эти наблюдения, как…

В секреты уходили на весь день: от темна до темна. Плужников хотел знать о противнике все, что мог, прежде чем переходить к боевым действиям. Федорчук ушел на рассвете, не вернулся ни вечером, ни ночью, и обеспокоенный Плужников решил искать невесть куда сгинувшего старшего сержанта.

Автомат оставь, - сказал он Волкову. - Возьми карабин.

Сам он шел с автоматом, но именно в эту вылазку впервые приказал напарнику взять карабин. Он не верил ни в какие предчувствия, но приказал так и не пожалел потом, хотя ползать с винтовкой было неудобно, и Плужников все время шипел на покорного Волкова, чтобы он не брякал и не высовывал ее где попало. Но сердился Плужников совсем не из-за винтовки, а из-за того, что никаких следов сержанта Федорчука им так и не удалось обнаружить.

Светало, когда они проникли в полуразрушенную башню над Тереспольскими воротами. Судя по прежним наблюдениям, немцы избегали на нее подниматься, и Плужников рассчитывал спокойно оглядеться с высоты и, может быть, где-нибудь да обнаружить старшего сержанта. Живого, раненого или мертвого, но - обнаружить и успокоиться, потому что неизвестность была хуже всего.

Приказав Волкову держать под наблюдением противоположный берег и мост через Буг, Плужников тщательно осматривал изрытый воронками крепостной двор. В нем по-прежнему валялось множество неубранных трупов, и Плужников подолгу всматривался в каждый, пытаясь издалека определить, не Федорчук ли это. Но Федорчука пока нигде не было видно, и трупы были старыми, уже заметно тронутыми тлением.

Волков выдохнул это слово так тихо, что Плужников понял его потому лишь, что сам все время ждал этих немцев. Он осторожно перебрался на другую сторону и выглянул.

Немцы - человек десять - стояли на противоположном берегу, у моста. Стояли свободно: галдели, смеялись, размахивая руками, глядя куда-то на этот берег. Плужников вытянул шею, скосил глаза, заглянул вниз, почти под корень башни, и увидел то, о чем думал и что так боялся увидеть.

От башни к немцам по мосту шел Федорчук. Шел, подняв руки, и белые марлевые тряпочки колыхались в его кулаках в такт грузным, уверенным шагам. Он шел в плен так спокойно, так обдуманно и неторопливо, словно возвращался домой после тяжелой и нудной работы. Все его существо излучало такую преданную готовность служить, что немцы без слов поняли его и ждали с шуточками и смехом, и винтовки их мирно висели за плечами.

Товарищ Федорчук, - удивленно сказал Волков. - Товарищ старший сержант…

Товарищ?.. - Плужников, не глядя, требовательно протянул руку: - Винтовку.

Волков привычно засуетился, но замер вдруг. И глотнул гулко.

Винтовку! Живо!

Федорчук уже подходил к немцам, и Плужников торопился. Он хорошо стрелял, но именно сейчас, когда никак нельзя было промахиваться, он чересчур резко рванул спуск. Чересчур резко, потому что Федорчук уже миновал мост, и до немцев ему оставалось четыре шага.

Пуля ударила в землю позади старшего сержанта. То ли немцы не слыхали одиночного выстрела, то ли просто не обратили на него внимания, но поведение их не изменилось. А для Федорчука этот прогремевший за спиной выстрел был его выстрелом: выстрелом, которого ждала его широкая, вмиг вдруг взмокшая спина, туго обтянутая гимнастеркой. Услышав его, он прыгнул в сторону, упал, на четвереньках кинулся к немцам, а немцы, гогоча и веселясь, пятились от него, а он то припадал к земле, то метался, то полз, то поднимался на колени и тянул к немцам руки с зажатыми в кулаках белыми марлевыми тряпками.

Вторая пуля нашла его на коленях. Он сунулся вперед, он еще корчился, еще полз, еще кричал что-то дико и непонятно. И немцы еще ничего не успели понять, еще хохотали, потешаясь над здоровенным мужиком, которому так хотелось жить. Никто ничего не успел сообразить, потому что три следующих выстрела Плужников сделал, как на училищных соревнованиях по скоростной стрельбе.

Немцы открыли беспорядочный ответный огонь, когда Плужников и растерянный Волков уже были внизу, в пустых разрушенных казематах. Где-то над головой взорвалось несколько мин. Волков попытался было забиться в щель, но Плужников поднял его, и они снова куда-то бежали, падали, ползли и успели пересечь двор и завалиться в воронку за подбитым броневичком.

Вот так, - задыхаясь, сказал Плужников. - Гад он. Гадина. Предатель.

Волков глядел на него круглыми, перепуганными глазами и кивал поспешно и непонимающе. А Плужников все говорил и говорил, повторяя одно и то же:

Предатель. Гадина. С платочком шел, видел? Чистенькие нашел марлечки, у тети Христи, наверно, стащил. За жизнь свою поганую все бы продал, все. И нас бы с тобой продал. Гадюка. С платочком, а? Видел? Ты видел, как он шел, Волков? Он спокойненько шел, обдуманно.

Ему хотелось выговориться, просто произносить слова. Он убивал врагов и никогда не чувствовал потребности объяснять это. А сейчас не мог молчать. Он не чувствовал угрызений совести, застрелив человека, с которым не один раз сидел за общим столом. Наоборот, он ощущал злое, радостное возбуждение и поэтому говорил и говорил.

А красноармеец первого года службы Вася Волков, призванный в армию в мае сорок первого, покорно кивая, слушал его, не слыша ни единого слова. Он ни разу не был в боях, и для него даже немецкие солдаты еще оставались людьми, в которых нельзя стрелять, по крайней мере, пока не прикажут. И первая смерть, которую он увидел, была смертью человека, с которым он, Вася Волков, прожил столько дней - самых страшных дней в своей короткой, тихой и покойной жизни. Именно этого человека он знал ближе всех, потому что еще до войны они служили в одном полку и спали в одном каземате. Этот человек ворчливо учил его оружейному делу, поил чаем с сахаром и позволял немножко поспать во время скучных армейских нарядов.

А сейчас этот человек лежал на том берегу, лежал ничком, зарывшись лицом в землю и вытянув вперед руки с зажатыми кусками марли. Волкову не хотелось плохо думать о Федорчуке, хотя он и не понимал, зачем старший сержант шел к немцам. Волков считал, что у старшего сержанта Федорчука могли быть свои причины для такого поступка, и причины эти следовало узнать, прежде чем стрелять в спину. Но этот лейтенант - худой, страшный и непонятный, - этот чужой лейтенант не хотел ни в чем разбираться. С самого начала, как он появился у них, он начал угрожать, пугать расстрелом, размахивать оружием.

Думая так, Волков не испытывал ничего, кроме одиночества, и одиночество это было мучительным и неестественным. Оно мешало Волкову почувствовать себя человеком и бойцом, оно непреодолимой стеной вставало между ним и Плужниковым. И Волков уже боялся своего командира, не понимал его и потому не верил.

Немцы появились в крепости, пройдя через Тереспольские ворота: много, до взвода. Вышли строем, но тут же рассыпались, прочесывая примыкающие к Тереспольским воротам отсеки кольцевых казарм: вскоре оттуда стали доноситься взрывы гранат и тугие выдохи огнеметных залпов. Но Плужников не успел порадоваться, что противник ищет его совсем не в той стороне, потому что из тех же ворот вышел еще один немецкий отряд. Вышел, тут же развернулся в цепь и направился к развалинам казарм 333-го полка. И там тоже загрохотали взрывы и тяжко заухали огнеметы.

Именно этот немецкий отряд должен был рано или поздно выйти на них. Надо было немедленно отходить, но не к своим, не к дыре, ведущей в подземелья, потому что этот участок двора легко просматривался противником. Отходить следовало в глубину, в развалины казарм за костелом.

Плужников обстоятельно растолковал бойцу, куда и как следует отходить. Волков выслушал все с молчаливой покорностью, ни о чем не переспросил, ничего не уточнил, даже не кивнул. Это не понравилось Плужникову, но он не стал терять время на расспросы. Боец был без оружия (его винтовку сам же Плужников бросил еще там, в башне), чувствовал себя неуютно и, наверно, побаивался. И чтобы ободрить его, Плужников подмигнул и даже улыбнулся, но и подмигивание и улыбка вышли такими натянутыми, что могли напугать и более отважного, чем Волков.

Ладно, добудем тебе оружие, - хмуро буркнул Плужников, поспешно перестав улыбаться. - Пошел вперед. До следующей воронки.

Короткими перебежками они миновали открытое пространство и скрылись в развалинах. Здесь было почти безопасно, можно было передохнуть и осмотреться.

Здесь не найдут, не бойся.

Плужников опять попытался улыбнуться, а Волков опять промолчал. Он вообще был молчаливым, и поэтому Плужников не удивился, но почему-то вдруг вспомнил о Сальникове. И вздохнул.

Где-то за развалинами - не сзади, где остались немецкие поисковые группы, а впереди, где никаких немцев не должно было быть, - послышался шум, неясные голоса, шаги. Судя по звукам, людей там было много, они не скрывались и уже, поэтому не могли быть своими. Скорее всего, сюда двигался еще какой-то немецкий отряд, и Плужников насторожился, пытаясь понять, куда он направляется. Однако люди нигде не появлялись, а неясный шум, гул голосов и шарканье продолжались, не приближаясь, но и не удаляясь от них.

Сиди здесь, - сказал Плужников. - Сиди и не высовывайся, пока я не вернусь.

И опять Волков промолчал. И опять глянул странными напряженными глазами.

Жди, - повторил Плужников, поймав этот взгляд.

Он осторожно крался через развалины. Пробирался по кирпичным осыпям, не сдвинув ни одного обломка, перебегал открытые места, часто останавливался, замирая и вслушиваясь. Он шел на странные шумы, и шумы эти теперь приближались, делались все яснее, и Плужников уже догадывался, кто бродит там, по ту сторону развалин. Догадывался, но еще сам не решался поверить.

Последние метры он прополз, обдирая колени об острые грани кирпичных осколков и закаменевшей штукатурки. Выискал убежище, заполз, перевел автомат на боевой взвод и выглянул.

На крепостном дворе работали люди. Стаскивали в глубокие воронки полуразложившиеся трупы, засыпали их обломками кирпичей, песком. Не осмотрев, не собирая документов, не сняв медальонов. Неторопливо, устало и равнодушно. И, еще не заметив охраны, Плужников понял, что это - пленные. Он сообразил это еще на бегу, но почему-то не решался поверить в собственную догадку, боялся в упор, воочию, в трех шагах увидеть своих, советских, в знакомой, родной форме. Советских, но уже не своих, уже отдаленных от него, кадрового лейтенанта Красной Армии Плужникова, зловещим словом «ПЛЕН».

Он долго следил за ними. Смотрел, как они работают: безостановочно и равнодушно, как автоматы. Смотрел, как ходят: ссутулившись, шаркая ногами, точно втрое вдруг постарев. Смотрел, как они тупо глядят перед собой, не пытаясь даже сориентироваться, определиться, понять, где находятся. Смотрел, как лениво поглядывает на них немногочисленная охрана. Смотрел и никак не мог понять, почему эти пленные не разбегаются, не пытаются уйти, скрыться, вновь обрести свободу. Плужников не находил этому объяснений и даже подумал, что немцы делают пленным какие-то уколы, которые и превращают вчерашних активных бойцов в тупых исполнителей, уже не мечтающих о свободе и оружии. Это предположение хоть как-то примиряло его с тем, что он видел собственными глазами, и что так противоречило его личным представлениям о чести и гордости советского человека.

Объяснив для себя странную пассивность и странное послушание пленных, Плужников стал смотреть на них несколько по-другому. Он уже жалел их, сочувствовал им, как жалеют и сочувствуют тяжело заболевшим. Он подумал о Сальникове, поискал его среди тех, кто работал, не нашел и - обрадовался. Он не знал, жив ли Сальников или уже погиб, но здесь его не было, и, значит, в покорного исполнителя его не превратили. Но какой-то другой знакомый - крупный, медлительный и старательный - здесь был, и Плужников, приметив его, все время мучительно напрягал память, пытаясь вспомнить, кто же это такой.

А рослый пленный, как назло, ходил рядом, в двух шагах от Плужникова, огромной совковой лопатой подгребая кирпичную крошку. Ходил рядом, царапал своей лопатой возле самого уха и все никак не поворачивался лицом…

Впрочем, Плужников и так узнал его. Узнав, вдруг припомнил и бои в костеле, и ночной уход оттуда, и фамилию этого бойца. Вспомнил, что боец этот был приписником, из местных, что жалел, добровольно пойдя на армейскую службу в мае вместо октября, и что Сальников утверждал тогда, что он погиб в той внезапной ночной перестрелке. Все это Плужников вспомнил очень ясно и, дождавшись, когда боец вновь подошел к его норе, позвал:

Прижнюк!

Вздрогнула и еще ниже согнулась широкая спина. И замерла испуганно и покорно.

Это я, Прижнюк, лейтенант Плужников. Помнишь, в костеле?

Пленный не поворачивался, ничем не показывал, что слышит голос своего бывшего командира. Просто согнулся над лопатой, подставив широкую покорную спину, туго обтянутую грязной, изодранной гимнастеркой. Эта спина была сейчас полна ожидания: так напряглась она, так выгнулась, так замерла. И Плужников понял вдруг, что Прижнюк с ужасом ждет выстрела и что спина его - огромная и незащищенная спина - стала сутулой и покорной именно потому, что уже давно и привычно каждое мгновение ждала выстрела.

Ты Сальникова видел? Сальникова в плену встречал? Отвечай, нет тут никого.

В лазарете он.

В лазарете лагерном.

Болен, что ли?

Прижнюк промолчал.

Что с ним? Почему он в лазарете?

Товарищ командир, товарищ командир… - воровато оглянувшись, зашептал вдруг Прижнюк. - Не губите, товарищ командир, богом прошу, не губите вы меня. Нам, которые работают хорошо, которые стараются, нам послабление будет. А которые местные, тех домой отпустят, обещали, что непременно домой…

Ладно, не причитай, - зло перебил Плужников. - Служи им, зарабатывай свободу, беги домой - все равно не человек ты. Но одну штуку ты сделаешь, Прижнюк. Сделаешь, или пристрелю тебя сейчас к чертовой матери.

Сделаешь, спрашиваю? Или - или, я не шучу.

Ну, что могу я, что? Подневольный я.

Пистолет Сальникову передашь. Передашь и скажешь, пусть на работу в крепость просится. Понял?

Прижнюк молчал.

Если не передашь, смотри. Под землей найду, Прижнюк. Держи.

Размахнувшись, Плужников перебросил пистолет прямо на лопату Прижнюка. И как только звякнул этот пистолет о лопату, Прижнюк вдруг метнулся в сторону и побежал, громко крича:

Сюда! Сюда, человек тут! Господин немец, сюда! Лейтенант тут, лейтенант советский!

Это было так неожиданно, что на какое-то мгновение Плужников растерялся. А когда опомнился, Прижнюк уже выбежал из сектора его обстрела, к норе, грохоча подкованными сапогами, бежала лагерная охрана, и первый сигнальный выстрел уже ударил в воздух.

Отступать назад, туда, где прятался безоружный и напуганный Волков, было невозможно, и Плужников бросился в другую сторону. Он не пытался отстреливаться, потому что немцев было много, он хотел оторваться от преследования, забиться в глухой каземат и отлежаться там до темноты. А ночью отыскать Волкова и вернуться к своим.

Ему легко удалось уйти: немцы не очень-то стремились в темные подвалы, да и беготня по развалинам их тоже не устраивала. Постреляли вдогонку, покричали, пустили ракету, но ракету эту Плужников увидел уже из надежного подвала.

Теперь было время подумать. Но и здесь, в чуткой темноте подземелья, Плужников не мог думать ни о расстрелянном им Федорчуке, ни о растерянном Волкове, ни о покорном, уже согнутом Прижнюке. Он не мог думать о них не потому, что не хотел, а потому, что неотступно думал совсем о другом и куда более важном: о немцах.

Он опять не узнал их сегодня. Не узнал в них сильных, самоуверенных, до наглости отчаянных молодых парней, упрямых в атаках, цепких в преследовании, упорных в рукопашном бою. Нет, те немцы, с которыми он до этого дрался, не выпустили бы его живым после крика Прижнюка. Те немцы не стояли бы в открытую на берегу, поджидая, когда к ним подойдет поднявший руки красноармеец. И не хохотали бы после первого выстрела. И уж наверняка не позволили бы им с Волковым безнаказанно улизнуть после расстрела перебежчика.

Те немцы, эти немцы… Еще ничего не зная, он уже сам предполагал разницу между немцами периода штурма крепости и немцами сегодняшнего дня. По всей вероятности, те активные, «штурмовые» немцы выведены из крепости, а их место заняли немцы другого склада, другого боевого почерка. Они не склонны проявлять инициативу, не любят риска и откровенно побаиваются темных, стреляющих подземелий.

Сделав такой вывод, Плужников не только повеселел, но и определенным образом обнаглел. Вновь созданная им концепция требовала опытной проверки, и Плужников сознательно сделал то, на что никогда бы не решился прежде: пошел к выходу в рост, не скрываясь и нарочно грохоча сапогами.

Так он и вышел из подвала: только автомат держал под рукой на боевом взводе. Немцев у входа не оказалось, что лишний раз подтверждало его догадку и значительно упрощало их положение. Теперь следовало подумать, посоветоваться со старшиной и выбрать новую тактику сопротивления. Новую тактику их личной войны с фашистской Германией.

Думая об этом, Плужников далеко обошел пленных - за развалинами по-прежнему слышалось унылое шарканье - и подошел к месту, где оставил Волкова с другой стороны. Места эти были ему знакомы, он научился быстро и точно ориентироваться в развалинах и сразу вышел к наклонной кирпичной глыбе, под которой спрятал Волкова. Глыба была там же, но самого Волкова ни под ней, ни подле нее не оказалось.

Не веря глазам, Плужников ощупал эту глыбу, излазил соседние развалины, заглянул в каждый каземат, рискнул даже несколько раз окликнуть пропавшего молодого необстрелянного бойца со странными, почти немигающими глазами, но отыскать его так и не смог. Волков исчез необъяснимо и таинственно, не оставив после себя ни клочка одежды, ни капли крови, ни крика, ни вздоха.

Стало быть, снял ты Федорчука, - вздохнул Степан Матвеевич. - А парнишку жалко. Пропадет парнишка, товарищ лейтенант, больно уж с детства он напуганный.

Тихого Васю Волкова вспомнили еще несколько раз, а о Федорчуке больше не говорили. Словно не было его, словно не ел он за этим столом и не спал в соседнем углу. Только Мирра спросила, когда остались одни:

Застрелил?

Она с запинкой, с трудом произнесла это слово. Оно было чужим, не из того обихода, который сложился в ее семье. Там говорили о детях и хлебе, о работе и усталости, о дровах и о картошке. И еще - о болезнях, которых всегда хватало.

Застрелил?

Плужников кивнул. Он понимал, что она спрашивает, жалея его, а не Федорчука. Жалея и ужасаясь тяжести совершенного, хотя сам он не чувствовал никакой тяжести: только усталость.

Боже мой! - вздохнула Мирра. - Боже мой, твои дети сходят с ума!

Она сказала это по-взрослому, горько и спокойно. И так же по-взрослому спокойно притянула к себе его голову и трижды поцеловала: в лоб и в оба глаза.

Я возьму твое горе, я возьму твои болезни, я возьму твои несчастья.

Так говорила ее мама, когда заболевал кто-либо из детей. А детей было много, очень много вечно голодных детей, и мама не знала ни своего горя, ни своих болезней: ей хватало чужих хвороб и чужого горя. Но всех своих девочек она учила сначала думать не о своих бедах. И Миррочку тоже, хотя всегда вздыхала при этом:

А тебе век за чужих болеть: своих не будет, доченька.

Мирра с детства свыклась с мыслью, что ей суждено идти в няньки к более счастливым сестрам. Свыклась и уже не горевала, потому что ее особое положение - положение увечной, на которую никто не позарится, - тоже имело свои преимущества и, прежде всего - свободу.

А тетя Христя все бродила по подвалу и пересчитывала изгрызенные крысами сухари. И шептала при этом:

Двоих нету. Двоих нету. Двоих нету. В последнее время она ходила с трудом. В подземельях было прохладно, у тети Христи отекли ноги, да и сама она без солнца, движения и свежего воздуха стала рыхлой, плохо спала и задыхалась. Она чувствовала, что здоровье ее вдруг надломилось, понимала, что с каждым днем ей будет все хуже и хуже, и втайне решила уйти. И плакала по ночам, жалея не себя, а девушку, которая вскоре должна была остаться одна. Без материнской руки и женского совета.

Она и сама была одинокой. Трое ее детей померли еще во младенчестве, муж уехал на заработки, да так и сгинул, дом отобрали за долги, и тетя Христя, спасаясь от голода, перебралась в Брест. Служила в прислугах, перебивалась кое-как, пока не пришла Красная Армия. Эта Красная Армия - веселая, щедрая и добрая - впервые в жизни дала тете Христе постоянную работу, достаток, товарищей и комнату по уплотнению.

То - божье войско, - важно пояснила тетя Христя непривычно тихому брестскому рынку, - Молитесь, Панове.

Сама она давно не молилась не потому, что не верила, а потому, что обиделась. Обиделась на великую несправедливость, лишившую ее детей и мужа, и разом прекратила всякое общение с небесами. И даже сейчас, когда ей было очень плохо, она изо всех сил сдерживала себя, хотя ей очень хотелось помолиться и за Красную Армию, и за молоденького лейтенанта, и за девочку, которую так жестоко обидел ее собственный еврейский бог. Она была переполнена этими мыслями, внутренней борьбой и ожиданием близкого конца. И все делала по многолетней привычке к труду и порядку, не прислушиваясь более к разговорам в каземате.

Считаете, другой немец пришел?

От постоянного холода у старшины нестерпимо ныла простреленная нога. Она распухла и горела непрестанно, но об этом Степан Матвеевич никому не говорил. Он упрямо верил в собственное здоровье, а поскольку кость у него была цела, то дырка обязана была зарасти сама собой.

А почему они за мной не побежали? - размышлял Плужников. - Всегда бегали, а тут - выпустили, Почему?

А могли и не менять немцев, - сказал старшина, подумав. - Могли приказ им такой дать, чтоб в подвалы не совались.

Могли, - вздохнул Плужников. - Только я знать должен. Все о них знать.

Передохнув, он опять выскользнул наверх искать таинственно пропавшего Волкова. Вновь ползал, задыхаясь от пыли, трупного смрада, звал, вслушивался. Ответа не было.

Встреча произошла неожиданно. Два немца, мирно разговаривая, вышли на него из-за уцелевшей стены. Карабины висели за плечами, но даже если бы они держали их в руках, Плужников и тогда успел бы выстрелить первым. Он уже выработал в себе молниеносную реакцию, и только она до сих пор спасала его.

А второго немца спасла случайность, которая раньше стоила бы Плужникову жизни. Его автомат выпустил короткую очередь, первый немец рухнул на кирпичи, и патрон перекосило при подаче. Пока Плужников судорожно дергал затвор, второй немец мог бы давно прикончить его или убежать, но вместо этого он упал на колени. И покорно ждал, пока Плужников вышибет застрявший патрон.

Солнце давно уже село, но было еще светло: эти немцы припозднились что-то сегодня и не успели вовремя покинуть мертвый, перепаханный снарядами двор. Не успели, и теперь уже один перестал вздрагивать, а второй стоял перед Плужниковым на коленях, склонив голову. И молчал.

И Плужников молчал тоже. Он уже понял, что не сможет застрелить ставшего на колени противника, но что-то мешало ему вдруг повернуться и исчезнуть в развалинах. Мешал все тот же вопрос, который занимал его не меньше, чем пропавший боец: почему немцы стали такими, как вот этот, послушно рухнувший на колени. Он не считал свою войну законченной, и поэтому ему необходимо было знать о враге все. А ответ - не предположения, не домыслы, а точный, реальный ответ! - ответ этот стоял сейчас перед ним, ожидая смерти.

Комм, - сказал он, указав автоматом, куда следовало идти.

Немец что-то говорил по дороге, часто оглядываясь, но Плужникову некогда было припоминать немецкие слова. Он гнал пленного к дыре кратчайшим путем, ожидая стрельбы, преследования, окриков. И немец, пригнувшись, рысил впереди, затравленно втянув голову в узкие штатские плечи.

Так они перебежали через двор, пробрались в подземелья, и немец первым влез в тускло освещенный каземат. И здесь вдруг замолчал, увидев бородатого старшину и двух женщин у длинного дощатого стола. И они тоже молчали, удивленно глядя на сутулого, насмерть перепуганного и далеко не молодого врага.

- «Языка» добыл, - сказал Плужников и с мальчишеским торжеством поглядел на Мирру. - Вот сейчас все загадки и выясним, Степан Матвеевич.

Ничего не понимаю, - растерянно сказал Плужников. - Тарахтит.

Рабочий он, - сообразил старшина, - Видите, руки показывает?

Лянгзам, - сказал Плужников. - Битте, лянгзам. Он напряженно припоминал немецкие фразы, но вспоминались только отдельные слова. Немец, поспешно покивал, выговорил несколько фраз медленно и старательно, но вдруг, всхлипнув, вновь сорвался на лихорадочную скороговорку.

Испуганный человек, - вздохнула тетя Христя. - Дрожмя дрожит.

Он говорит, что он не солдат, - сказала вдруг Мирра. - Он - охранник.

Понимаешь по-ихнему? - удивился Степан Матвеевич.

Немножечко.

То есть как так - не солдат? - нахмурился Плужников. - А что он в нашей крепости делает?

Нихт зольдат! - закричал немец. - Нихт зольдат, нихт вермахт!

Дела, - озадаченно протянул старшина. - Может, он наших пленных охраняет?

Мирра перевела вопрос. Немец слушал, часто кивая, и разразился длинной тирадой, как только она замолчала.

Пленных охраняют другие, - не очень уверенно переводила девушка. - Им приказано охранять входы и выходы из крепости. Они - караульная команда. Он - настоящий немец, а крепость штурмовали австрияки из сорок пятой дивизии, земляки самого фюрера. А он - рабочий, мобилизован в апреле…

Я же говорил, что рабочий! - с удовольствием отметил старшина.

Как же он - рабочий, пролетарий, - как он мог против нас… - Плужников замолчал, махнул рукой. - Ладно, об этом не спрашивай. Спроси, есть ли в крепости боевые части или их уже отвели.

А как по-немецки боевые части?

Ну, не знаю… Спроси, есть ли солдаты? Медленно, подбирая слова, Мирра начала переводить. Немец слушал, от старания свесив голову. Несколько раз уточнил, что-то переспросив, а потом опять зачастил, затараторил, то, тыча себе в грудь, то, изображая автоматчика: «ту-ту-ту!..»

В крепости остались настоящие солдаты: саперы, автоматчики, огнеметчики. Их вызывают, когда обнаруживают русских: таков приказ. Но он - не солдат, он - караульная служба, он ни разу не стрелял по людям.

Немец опять что-то затараторил, замахал руками. Потом вдруг торжественно погрозил пальцем Христине Яновне и неторопливо, важно достал из кармана черный пакет, склеенный из автомобильной резины. Вытащил из пакета четыре фотографии и положил на стол.

Дети, - вздохнула тетя Христя. - Детишек своих кажет.

Киндер! - крикнул немец. - Майн киндер! Драй! И гордо тыкал пальцем в неказистую узкую грудь: руки его больше не дрожали.

Мирра и тетя Христя рассматривали фотографии, расспрашивали пленного о чем-то важном, по-женски бестолково подробном и добром. О детях, булочках, здоровье, школьных отметках, простудах, завтраках, курточках. Мужчины сидели в стороне и думали, что будет потом, когда придется кончить этот добрососедский разговор. И старшина сказал, не глядя:

Придется вам, товарищ лейтенант: мне с ногой трудно. А отпустить опасно: дорогу к нам знает.

Плужников кивнул. Сердце его вдруг заныло, заныло тяжело и безнадежно, и он впервые остро пожалел, что не пристрелил этого немца сразу, как только перезарядил автомат. Мысль эта вызвала в нем физическую дурноту: даже сейчас он не годился в палачи.

Ты уж извини, - виновато сказал старшина. - Нога, понимаешь…

Понимаю, понимаю! - слишком торопливо перебил Плужников. - Патрон у меня перекосило… Он резко оборвал, поднялся, взял автомат:

Даже при чадном свете жировиков было видно, как посерел немец. Посерел, ссутулился еще больше и стал суетливо собирать фотографии. А руки не слушались, дрожали, пальцы не гнулись, и фотографии все время выскальзывали на стол.

Форвертс! - крикнул Плужников, взводя автомат. Он чувствовал, что еще мгновение - и решимость оставит его. Он уже не мог смотреть на эти суетливые, дрожащие руки.

Форвертс!

Немец, пошатываясь, постоял у стола и медленно пошел к лазу.

Карточки свои забыл! - всполошилась тетя Христя, - Обожди.

Переваливаясь на распухших ногах, она догнала немца и сама затолкала фотографии в карман его мундира. Немец стоял, покачиваясь, тупо глядя перед собой.

Комм! - Плужников толкнул пленного дулом автомата.

Они оба знали, что им предстоит. Немец брел, тяжело волоча ноги, трясущимися руками все, обирая и обирая полы мятого мундира. Спина его вдруг начала потеть, по мундиру поползло темное пятно, и дурнотный запах смертного пота шлейфом волочился сзади.

А Плужникову предстояло убить его. Вывести наверх и в упор шарахнуть из автомата в эту вдруг вспотевшую сутулую спину. Спину, которая прикрывала троих детей. Конечно же, этот немец не хотел воевать, конечно же, не своей охотой забрел он в эти страшные развалины, пропахшие дымом, копотью и человеческой гнилью. Конечно, нет. Плужников все это понимал и, понимая, беспощадно гнал вперед:

Шнель! Шнель!

Не оборачиваясь, он знал, что Мирра идет следом, припадая на больную ногу. Идет, чтобы ему не было трудно одному, когда он выполнит то, что обязан выполнить. Он сделает это наверху, вернется сюда и здесь, в темноте, они встретятся. Хорошо, что в темноте: он не увидит ее глаз. Она просто что-нибудь скажет ему. Что-нибудь, чтобы не было так муторно на душе.

Ну, лезь же ты!

Немец никак не мог пролезть в дыру. Ослабевшие руки срывались с кирпичей, он скатывался назад, на Плужникова, сопя и всхлипывая. От него дурно пахло: даже Плужников, притерпевшийся к вони, с трудом выносил этот запах - запах смерти в еще живом существе.

Он все-таки выпихнул его наверх. Немец сделал шаг, ноги его подломились, и он упал на колени. Плужников ткнул его дулом автомата, немец мягко перевалился на бок и, скорчившись, замер.

Мирра стояла в подземелье, смотрела на уже не видимую в темноте дыру и с ужасом ждала выстрела. А выстрелов все не было и не было.

В дыре зашуршало, и сверху спрыгнул Плужников. И сразу почувствовал, что она стоит рядом.

Знаешь, оказывается, я не могу выстрелить в человека.

Прохладные руки нащупали его голову, притянули к себе. Щекой он ощутил ее щеку: она была мокрой от слез.

За что нам это? За что, ну за что? Что мы сделали плохого? Мы же сделать ничего еще не успели, ничего!

Она плакала, прижимаясь к нему лицом. Плужников неумело погладил ее худенькие плечи.

Ну, что ты, сестренка? Зачем?

Я боялась. Боялась, что ты застрелишь этого старика. - Она вдруг крепко обняла его, несколько раз торопливо поцеловала. - Спасибо тебе, спасибо, спасибо. А им не говори: пусть это будет наша тайна. Ну, как будто ты для меня это сделал, ладно?

Он хотел сказать, что действительно сделал это для нее, но не сказал, потому что он не застрелил этого немца все-таки для себя. Для своей совести, которая хотела остаться чистой, несмотря ни на что.

Они не спросят.

Они и вправду ни о чем не спросили, и все пошло так, как шло до этого вечера. Только за столом теперь стало просторнее, а спали они по-прежнему по своим углам: тетя Христя вдвоем с девушкой, старшина - на досках, а Плужников - на скамье.

И эту ночь тетя Христя не спала. Слушала, как стонет во сне старшина, как страшно скрипит зубами молодой лейтенант, как пищат и топочут в темноте крысы, как беззвучно вздыхает Мирра. Слушала, а слезы текли и текли, и тетя Христя давно уже не вытирала их, потому что левая рука ее очень болела и плохо слушалась, а на правой спала девушка. Слезы текли и капали со щек, и старый ватник стал уже мокрым.

Болели ноги, спина, руки, но больше всего болело сердце, и тетя Христя думала сейчас, что скоро умрет, умрет там, наверху, и непременно при солнце. Непременно при солнце, потому что ей очень хотелось согреться. А для того, чтобы увидеть это солнце, ей следовало уходить, пока есть еще силы, пока она одна, без чужой помощи сможет выбраться наверх. И она решила, что завтра непременно попробует, есть ли у нее еще силы, и не пора ли ей, пока не поздно, уходить.

С этой мыслью она и забылась, уже в полусне поцеловав черную девичью голову, что столько ночей пролежала на ее руке. А утром встала и еще до завтрака с трудом пролезла сквозь лаз в подземный коридор.

Здесь горел факел. Лейтенант Плужников умывался - благо, воды теперь хватало, - и Мирра поливала ему. Она лила понемножку и совсем не туда, куда он просил: Плужников сердился, а девушка смеялась.

Куда вы, тетя Христя?

А к дыре, к дыре, - торопливо пояснила она. - Подышать хочу.

Может, проводить вас? - спросила Миррочка.

Что ты, не надо. Мой своего лейтенанта.

Да она балуется! - сердито сказал Плужников. И они опять засмеялись, а тетя Христя, опираясь на стену, медленно пошла к дыре, осторожно ступая распухшими ногами. Однако шла она сама, силы еще были, и это очень радовало тетю Христю.

«Может, не сегодня уйду. Может, еще денечек погожу, может, еще поживу маленько».

Тетя Христя была уже возле самой дыры, но шум наверху услыхала первой не она, а Плужников. Он услыхал этот непонятный шум, насторожился и, еще ничего не поняв, толкнул девушку в лаз:

Мирра нырнула в каземат, не спрашивая и не медля: она уже привыкла слушаться. А Плужников, напряженно ловя этот посторонний шум, успел только крикнуть:

Тетя Христя, назад!

Гулко ухнуло в дыре, и тугая волна горячего воздуха ударила Плужникова в грудь. Он задохнулся, упал, мучительно хватая воздух разинутым ртом, успел нащупать дыру и нырнуть туда. Нестерпимо ярко вспыхнуло пламя, и огненный смерч ворвался в подземелье, на миг, осветив кирпичные своды, убегающих крыс, присыпанные пылью и песком полы и замершую фигуру тети Христи. А в следующее мгновение раздался страшный нечеловеческий крик, и объятая пламенем тетя Христя бросилась бежать по коридору. Уже пахло горелым человеческим мясом, а тетя Христя еще бежала, еще кричала, еще звала на помощь. Бежала, уже сгорев в тысячеградусной струе огнемета. И вдруг рухнула, точно растаяв, и стало тихо, только сверху капали оплавленные крошки кирпича. Редко, как кровь.

Даже в каземате пахло горелым. Степан Матвеевич заложил лаз кирпичом, забил старыми ватниками, но горелым все равно пахло. Горелым человеческим мясом.

Откричавшись, Мирра примолкла в углу. Изредка ее начинала бить дрожь; тогда она поднималась и ходила по каземату, стараясь не приближаться к мужчинам. Сейчас она отчужденно смотрела на них, словно они были по другую сторону невидимого барьера. Вероятно, этот барьер существовал и прежде, но тогда между его сторонами, между нею и мужчинами было передаточное звено: тетя Христя. Тетя Христя согревала ее ночами, тетя Христя кормила ее за столом, тетя Христя ворчливо учила ее ничего не бояться, даже крыс, и по ночам отгоняла их от нее, и Мирра спала спокойно. Тетя Христя помогала ей одеваться, по утрам пристегивать протез, умываться и ухаживать за собой. Тетя Христя грубовато прогоняла мужчин, когда это было необходимо, и за ее широкой и доброй спиной Мирра жила без стеснения.

Теперь не было этой спины. Теперь Мирра была одна, и впервые ощутила тот невидимый барьер, что отделял ее от мужчин. Теперь она была беспомощна, и ужас от сознания этой физической беспомощности всей тяжестью обрушился на ее худенькие плечи.

Значит, засекли они нас, - вздохнул Степан Матвеевич. - Как ни береглись, как ни хоронились.

Я виноват! - Плужников вскочил, заметался по каземату. - Я, один я! Я вчера…

Он замолчал, наткнувшись на Мирру. Она не смотрела на него, она вся была погружена в себя, в свои мысли и ничего для нее не существовало сейчас, кроме этих мыслей. Но для Плужникова существовала и она, и ее вчерашняя благодарность, и тот крик «Коля!..», который остановил когда-то его на том самом месте, где лежал теперь пепел тети Христи. Для него уже существовала их общая тайна, ее шепот, дыхание которого он почувствовал на своей щеке. И поэтому он не стал признаваться, что отпустил вчера немца, который утром привел огнеметчиков. Это признание уже ничего не могло исправить.

А в чем ты виноват, лейтенант?

До сих пор Степан Матвеевич редко обращался к Плужникову с той простотой, которая диктовалась и разницей в возрасте, к их положением. Он всегда подчеркнуто признавал его командиром и разговаривал так, как этого требовал устав. Но сегодня уже не было устава, а было двое молодых людей и усталый взрослый человек с заживо гниющей ногой.

В чем же ты виноват?

Я пришел, и начались несчастья. И тетя Христя, и Волков, и даже этот… сволочь эта. Все из-за меня. Жили же вы до меня спокойно.

Спокойно и крысы живут. Вон сколько их в спокойствии нашем развелось. Не с того ты конца виноватых ищешь, лейтенант. А я вот, например, тебе благодарен. Если бы не ты - немца бы ни одного так и не убил. А так вроде убил. Убил, а? Там, у Холмских ворот?

У Холмских ворот старшина никого не убил: единственная очередь, которую успел он выпустить, была слишком длинной, и все пули ушли в небо. Но ему очень хотелось в это верить, и Плужников подтвердил:

Двоих, по-моему.

За двоих не скажу, а один точно упал. Точно. Вот за него тебе и спасибо, лейтенант. Значит, и я могу их убивать. Значит, не зря я тут…

В этот день они не выходили из своего каземата. Не то, что они боялись немцев - немцы вряд ли рискнули бы лезть в подземелья - просто не могли они в этот день увидеть то, что оставила огнеметная струя.

Завтра пойдем, - сказал старшина. - Завтра сил у меня еще хватит. Ах, Яновна, Яновна, опоздать бы тебе к дыре той… Значит, через Тереспольские ворота они в крепость входят?

Через Тереспольские. А что?

Так. Для сведения.

Старшина помолчал, искоса поглядывая на Мирру. Потом подошел, взял за руку, потянул к скамье:

Сядь-ка.

Мирра послушно села. Она весь день думала о тете Христе и о своей беспомощности и устала от этих дум.

Ты возле меня спать будешь.

Мирра резко выпрямилась:

Зачем еще?

Да ты не пугайся, дочка. - Степан Матвеевич невесело усмехнулся. - Старый я. Старый да больной и все равно ночью не сплю. Вот и буду от тебя крыс отгонять, как Яновна отгоняла.

Мирра низко опустила голову, повернулась, ткнулась лбом. Старшина обнял ее, оказал, понизив голос:

Да и поговорить нам с тобой надо, когда лейтенант уснет. Скоро ты одна с ним останешься. Не спорь, знаю, что говорю.

В эту ночь другие слезы текли на старый ватник, служивший изголовьем. Старшина говорил и говорил, Мирра долго плакала, а потом, обессилев, уснула. И Степан Матвеевич к утру задремал тоже, обняв доверчивые девичьи плечи.

Забылся он ненадолго: передремал, обманул усталость и уже на ясную голову еще раз спокойно и основательно обдумал весь тот путь, который предстояло ему сегодня пройти. Все уже было решено, решено осознанно, без сомнений и колебаний, и старшина просто уточнял детали. А потом осторожно, чтобы не разбудить Мирру, встал и, достав гранаты, начал вязать связки.

Что взрывать собираетесь? - спросил Плужников, застав его за этим занятием.

Найду. - Степан Матвеевич покосился на спящую девушку, понизил голос: - Ты не обижай ее, Николай.

Плужникова знобило. Он кутался в шинель и зевал.

Не понимаю.

Не обижай, - строго повторил старшина. - Она маленькая еще. И больная, это тоже понимать надо. И одну не оставляй: если уходить надумаешь, так о ней сперва вспомни. Вместе из крепости выбирайтесь: пропадет девчонка одна.

А вы… Вы что?

Заражение у меня, Николай. Пока силы есть, пока ноги держат, наверх выберусь. Помирать, так с музыкой.

Степан Матвеевич…

Все, товарищ лейтенант, отвоевался старшина. И приказания твои теперь недействительны: теперь мои приказания главней. И вот тебе мой последний приказ: девочку сбереги и сам уцелей. Выживи. Назло им - выживи. За всех нас.

Он поднялся, сунул за пазуху связки и, тяжело припадая на распухшую, словно залившую сапог ногу, пошел к лазу. Плужников что-то говорил, убеждал, но старшина не слушал его: главное было сказано. Разобрал кирпичи в лазе.

Так, говоришь, через Тереспольские они в крепость входят? Ну, прощай, сынок. Живите!

И вылез. Из раскрытого лаза несло горелым смрадом.

Утро доброе.

Мирра сидела на постели, кутаясь в бушлат. Плужников молча стоял у лаза.

Чем это пахнет так…

Она увидела черный провал открытого лаза и замолчала. Плужников вдруг схватил автомат:

Я наверх. К дыре не подходи!

Это был совсем другой вскрик: растерянный, беспомощный. Плужников остановился:

Старшина ушел. Взял гранаты и ушел. Я догоню.

Догоним. - Она торопливо копошилась в углу. - Только - вместе.

Да куда тебе… - Плужников запнулся.

Я знаю, что я хромая, - тихо сказала Мирра. - Но это от рождения, что же делать. И я боюсь тут одна. Очень боюсь. Я не смогу тут одна, я лучше сама вылезу.

Он запалил факел, и они вылезли из каземата, В липком, густом смраде нечем было дышать. Крысы возились у груды обгорелых костей, и это было все, что осталось от тети Христи.

Не смотри, - сказал Плужников. - Вернемся, зарою.

Кирпичи в дыре были оплавлены вчерашним залпом огнемета. Плужников вылез первым, огляделся, помог выбраться Мирре. Она лезла с трудом, неумело, срываясь на скользких, оплавленных кирпичах. Он подтащил ее к самому выходу и на всякий случай придержал:

Подожди.

Еще раз осмотрелся: солнце еще не появилось, и вероятность встречи с немцами была невелика, но Плужников не хотел рисковать.

Вылезай.

Она замешкалась. Плужников оглянулся, чтобы поторопить ее, увидел вдруг худенькое, очень бледное лицо и два огромных глаза, которые смотрели на него испуганно и напряженно. И молчал: он впервые видел ее при свете дня.

Вот ты какая, оказывается.

Мирра потупила глаза, вылезла и села на кирпичи, заботливо обтянув платьем колени. Она поглядывала на него, потому что тоже впервые видела его не в чадном пламени коптилок, но поглядывала украдкой, искоса, каждый раз, как заслонки, приподнимая длинные ресницы.

Вероятно, в мирные дни среди других девушек он бы просто не заметил ее. Она вообще была незаметной - заметными были только большие печальные глаза да ресницы, - но здесь сейчас не было никого прекраснее ее.

Так вот ты какая, оказывается.

Ну, такая, - сердито сказала она. - Не смотри на меня, пожалуйста. Не смотри, а то я опять залезу в дырку.

Ладно. - Он улыбнулся. - Я не буду, только ты слушайся.

Плужников пробрался к обломку стены, выглянул: ни старшины, ни немцев не было на пустом развороченном дворе.

Иди сюда.

Мирра, оступаясь на кирпичах, подошла, Он обнял ее за плечи, пригнул голову.

Спрячься. Видишь ворота с башней? Это Тереспольские.

Что-то он про них меня спрашивал… Мирра ничего не сказала. Оглядываясь, она узнавала и не узнавала знакомой крепости. Здание комендатуры лежало в развалинах, мрачно темнела разбитая коробка костела, а от каштанов, что росли вокруг, остались одни стволы. И никого, ни одной живой души не было на всем белом свете.

Как страшно, - вздохнула она. - Там, под землей, все-таки кажется, что наверху еще кто-то есть. Кто-то живой.

Наверняка есть, - сказал он, - Не мы одни такие везучие. Где-то есть, иначе стрельбы не было бы, а она случается. Где-то есть, и я найду где.

Найди, - тихо попросила она. - Пожалуйста, найди.

Немцы, - сказал он. - Спокойно. Только не высовывайся.

Из Тереспольских ворот вышел патруль: трое немцев появились из темного провала ворот, постояли, неторопливо пошли вдоль казарм к Холмским воротам. Откуда-то издалека донеслась отрывистая песня: словно ее не пели, а выкрикивали доброй полусотней глоток. Песня делалась все громче, Плужников уже слышал топот и понял, что немецкий отряд с песней входит сейчас под арку Тереспольских ворот.

А где же Степан Матвеевич? - обеспокоенно спросила Мирра.

Плужников не ответил. Голова немецкой колонны показалась в воротах: они шли по трое, громко выкрикивая песню. И в этот момент темная фигура сорвалась сверху, с разбитой башни. Мелькнула в воздухе, упав прямо на шагающих немцев, и мощный взрыв двух связок гранат рванул утреннюю тишину.

Вот Степан Матвеевич! - крикнул Плужников. - Вот он, Мирра! Вот он!..

юБУФШ РЕТЧБС

ъБ ЧУА ЦЙЪОШ лПМЕ рМХЦОЙЛПЧХ ОЕ ЧУФТЕЮБМПУШ УФПМШЛП РТЙСФОЩИ ОЕПЦЙДБООПУФЕК, УЛПМШЛП ЧЩРБМП Ч РПУМЕДОЙЕ ФТЙ ОЕДЕМЙ. рТЙЛБЪ П РТЙУЧПЕОЙЙ ЕНХ, оЙЛПМБА рЕФТПЧЙЮХ рМХЦОЙЛПЧХ, ЧПЙОУЛПЗП ЪЧБОЙС ПО ЦДБМ ДБЧОП, ОП ЧУМЕД ЪБ РТЙЛБЪПН РТЙСФОЩЕ ОЕПЦЙДБООПУФЙ РПУЩРБМЙУШ Ч ФБЛПН ЙЪПВЙМЙЙ, ЮФП лПМС РТПУЩРБМУС РП ОПЮБН ПФ УПВУФЧЕООПЗП УНЕИБ.

рПУМЕ ХФТЕООЕЗП РПУФТПЕОЙС, ОБ ЛПФПТПН ВЩМ ЪБЮЙФБО РТЙЛБЪ, ЙИ УТБЪХ ЦЕ РПЧЕМЙ Ч ЧЕЭЕЧПК УЛМБД. оЕФ, ОЕ Ч ПВЭЙК, ЛХТУБОФУЛЙК, Б Ч ФПФ, ЪБЧЕФОЩК, ЗДЕ ЧЩДБЧБМЙУШ ОЕНЩУМЙНПК ЛТБУПФЩ ИТПНПЧЩЕ УБРПЗЙ, ИТХУФСЭЙЕ РПТФХРЕЙ, ОЕЗОХЭЙЕУС ЛПВХТЩ, ЛПНБОДЙТУЛЙЕ УХНЛЙ У ЗМБДЛЙНЙ МБЛПЧЩНЙ РМБОЫЕФЛБНЙ, ЫЙОЕМЙ ОБ РХЗПЧЙГБИ Й ЗЙНОБУФЕТЛЙ ЙЪ УФТПЗПК ДЙБЗПОБМЙ. б РПФПН ЧУЕ, ЧЕУШ ЧЩРХУЛ, ВТПУЙМЙУШ Л ХЮЙМЙЭОЩН РПТФОЩН, ЮФПВЩ РПДПЗОБФШ ПВНХОДЙТПЧБОЙЕ Й Ч ТПУФ Й Ч ФБМЙА, ЮФПВЩ ЧМЙФШУС Ч ОЕЗП, ЛБЛ Ч УПВУФЧЕООХА ЛПЦХ. й ФБН ФПМЛБМЙУШ, ЧПЪЙМЙУШ Й ФБЛ ИПИПФБМЙ, ЮФП РПД РПФПМЛПН ОБЮБМ ТБУЛБЮЙЧБФШУС ЛБЪЕООЩК ЬНБМЙТПЧБООЩК БВБЦХТ.

чЕЮЕТПН УБН ОБЮБМШОЙЛ ХЮЙМЙЭБ РПЪДТБЧМСМ ЛБЦДПЗП У ПЛПОЮБОЙЕН, ЧТХЮБМ «хДПУФПЧЕТЕОЙЕ МЙЮОПУФЙ ЛПНБОДЙТБ тллб» Й ХЧЕУЙУФЩК фф. вЕЪХУЩЕ МЕКФЕОБОФЩ ПЗМХЫЙФЕМШОП ЧЩЛТЙЛЙЧБМЙ ОПНЕТ РЙУФПМЕФБ Й ЙЪП ЧУЕК УЙМЩ ФЙУЛБМЙ УХИХА ЗЕОЕТБМШУЛХА МБДПОШ. б ОБ ВБОЛЕФЕ ЧПУФПТЦЕООП ЛБЮБМЙ ЛПНБОДЙТПЧ ХЮЕВОЩИ ЧЪЧПДПЧ Й РПТЩЧБМЙУШ УЧЕУФЙ УЮЕФЩ УП УФБТЫЙОПК. чРТПЮЕН, ЧУЕ ПВПЫМПУШ ВМБЗПРПМХЮОП, Й ЧЕЮЕТ ЬФПФ - УБНЩК РТЕЛТБУОЩК ЙЪ ЧУЕИ ЧЕЮЕТПЧ - ОБЮБМУС Й ЪБЛПОЮЙМУС ФПТЦЕУФЧЕООП Й ЛТБУЙЧП.

рПЮЕНХ-ФП ЙНЕООП Ч ОПЮШ РПУМЕ ВБОЛЕФБ МЕКФЕОБОФ рМХЦОЙЛПЧ ПВОБТХЦЙМ, ЮФП ПО ИТХУФЙФ. иТХУФЙФ РТЙСФОП, ЗТПНЛП Й НХЦЕУФЧЕООП. иТХУФЙФ УЧЕЦЕК ЛПЦЕК РПТФХРЕЙ, ОЕПВНСФЩН ПВНХОДЙТПЧБОЙЕН, УЙСАЭЙНЙ УБРПЗБНЙ. иТХУФЙФ ЧЕУШ, ЛБЛ ОПЧЕОШЛЙК ТХВМШ, ЛПФПТПЗП ЪБ ЬФХ ПУПВЕООПУФШ НБМШЮЙЫЛЙ ФЕИ МЕФ ЪБРТПУФП ОБЪЩЧБМЙ «ИТХУФПН».

уПВУФЧЕООП, ЧУЕ ОБЮБМПУШ ОЕУЛПМШЛП ТБОШЫЕ. оБ ВБМ, ЛПФПТЩК РПУМЕДПЧБМ РПУМЕ ВБОЛЕФБ, ЧЮЕТБЫОЙЕ ЛХТУБОФЩ СЧЙМЙУШ У ДЕЧХЫЛБНЙ. б Х лПМЙ ДЕЧХЫЛЙ ОЕ ВЩМП, Й ПО, ЪБРЙОБСУШ, РТЙЗМБУЙМ ВЙВМЙПФЕЛБТЫХ ъПА. ъПС ПЪБВПЮЕООП РПДЦБМБ ЗХВЩ, УЛБЪБМБ ЪБДХНЮЙЧП: «оЕ ЪОБА, ОЕ ЪОБА...», ОП РТЙЫМБ. пОЙ ФБОГЕЧБМЙ, Й лПМС ПФ ЦЗХЮЕК ЪБУФЕОЮЙЧПУФЙ ЧУЕ ЗПЧПТЙМ Й ЗПЧПТЙМ, Б ФБЛ ЛБЛ ъПС ТБВПФБМБ Ч ВЙВМЙПФЕЛЕ, ФП ЗПЧПТЙМ ПО П ТХУУЛПК МЙФЕТБФХТЕ. ъПС УОБЮБМБ РПДДБЛЙЧБМБ, Б Ч ЛПОГЕ ПВЙДЮЙЧП ПФФПРЩТЙМБ ОЕХНЕМП ОБЛТБЫЕООЩЕ ЗХВЩ:

ХЦ ВПМШОП ЧЩ ИТХУФЙФЕ, ФПЧБТЙЭ МЕКФЕОБОФ. оБ ХЮЙМЙЭОПН СЪЩЛЕ ЬФП ПЪОБЮБМП, ЮФП МЕКФЕОБОФ рМХЦОЙЛПЧ ЪБДБЕФУС. фПЗДБ лПМС ФБЛ ЬФП Й РПОСМ, Б РТЙДС Ч ЛБЪБТНХ, ПВОБТХЦЙМ, ЮФП ИТХУФЙФ УБНЩН ОБФХТБМШОЩН Й РТЙСФОЩН ПВТБЪПН.

С ИТХЭХ, - ОЕ ВЕЪ ЗПТДПУФЙ УППВЭЙМ ПО УЧПЕНХ ДТХЗХ Й УПУЕДХ РП ЛПКЛЕ.

пОЙ УЙДЕМЙ ОБ РПДПЛПООЙЛЕ Ч ЛПТЙДПТЕ ЧФПТПЗП ЬФБЦБ. вЩМП ОБЮБМП ЙАОС, Й ОПЮЙ Ч ХЮЙМЙЭЕ РБИМЙ УЙТЕОША, ЛПФПТХА ОЙЛПНХ ОЕ ТБЪТЕЫБМПУШ МПНБФШ.

ИТХУФЙ УЕВЕ ОБ ЪДПТПЧШЕ, - УЛБЪБМ ДТХЗ. - фПМШЛП, ЪОБЕЫШ, ОЕ РЕТЕД ъПКЛПК: ПОБ - ДХТБ, лПМШЛБ. пОБ ЦХФЛБС ДХТБ Й ЪБНХЦЕН ЪБ УФБТЫЙОПК ЙЪ ЧЪЧПДБ ВПЕРЙФБОЙС.

оП лПМШЛБ УМХЫБМ ЧРПМХИБ, РПФПНХ ЮФП ЙЪХЮБМ ИТХУФ. й ИТХУФ ЬФПФ ПЮЕОШ ЕНХ ОТБЧЙМУС.

оБ УМЕДХАЭЙК ДЕОШ ТЕВСФБ УФБМЙ ТБЪЯЕЪЦБФШУС: ЛБЦДПНХ РПМБЗБМУС ПФРХУЛ. рТПЭБМЙУШ ЫХНОП, ПВНЕОЙЧБМЙУШ БДТЕУБНЙ, ПВЕЭБМЙ РЙУБФШ, Й ПДЙО ЪБ ДТХЗЙН ЙУЮЕЪБМЙ ЪБ ТЕЫЕФЮБФЩНЙ ЧПТПФБНЙ ХЮЙМЙЭБ.

б лПМЕ РТПЕЪДОЩЕ ДПЛХНЕОФЩ РПЮЕНХ-ФП ОЕ ЧЩДБЧБМЙ (РТБЧДБ, ЕЪДЩ ВЩМП ЧУЕЗП ОЙЮЕЗП: ДП нПУЛЧЩ). лПМС РПДПЦДБМ ДЧБ ДОС Й ФПМШЛП УПВТБМУС ЙДФЙ ХЪОБЧБФШ, ЛБЛ ДОЕЧБМШОЩК ЪБЛТЙЮБМ ЙЪДБМЙ:

МЕКФЕОБОФБ рМХЦОЙЛПЧБ Л ЛПНЙУУБТХ!..

лПНЙУУБТ, ПЮЕОШ РПИПЦЙК ОБ ЧДТХЗ РПУФБТЕЧЫЕЗП БТФЙУФБ юЙТЛПЧБ, ЧЩУМХЫБМ ДПЛМБД, РПЦБМ ТХЛХ, ХЛБЪБМ, ЛХДБ УЕУФШ, Й НПМЮБ РТЕДМПЦЙМ РБРЙТПУЩ.

С ОЕ ЛХТА, - УЛБЪБМ лПМС Й ОБЮБМ ЛТБУОЕФШ: ЕЗП ЧППВЭЕ ЛЙДБМП Ч ЦБТ У МЕЗЛПУФША ОЕПВЩЛОПЧЕООПК.

НПМПДЕГ, - УЛБЪБМ ЛПНЙУУБТ. - б С, РПОЙНБЕЫШ, ЧУЕ ОЙЛБЛ ВТПУЙФШ ОЕ НПЗХ, ОЕ ИЧБФБЕФ Х НЕОС УЙМЩ ЧПМЙ.

й ЪБЛХТЙМ. лПМС ИПФЕМ ВЩМП РПУПЧЕФПЧБФШ, ЛБЛ УМЕДХЕФ ЪБЛБМСФШ ЧПМА, ОП ЛПНЙУУБТ ЪБЗПЧПТЙМ ЧОПЧШ.

НЩ ЪОБЕН ЧБУ, МЕКФЕОБОФ, ЛБЛ ЮЕМПЧЕЛБ ЙУЛМАЮЙФЕМШОП ДПВТПУПЧЕУФОПЗП Й ЙУРПМОЙФЕМШОПЗП. ъОБЕН ФБЛЦЕ, ЮФП Ч нПУЛЧЕ Х ЧБУ НБФШ У УЕУФТЕОЛПК, ЮФП ОЕ ЧЙДЕМЙ ЧЩ ЙИ ДЧБ ЗПДБ Й УПУЛХЮЙМЙУШ. й ПФРХУЛ ЧБН РПМПЦЕО. - пО РПНПМЮБМ, ЧЩМЕЪ ЙЪ-ЪБ УФПМБ, РТПЫЕМУС, УПУТЕДПФПЮЕООП ЗМСДС РПД ОПЗЙ. - чУЕ ЬФП НЩ ЪОБЕН, Й ЧУЕ-ФБЛЙ ТЕЫЙМЙ ПВТБФЙФШУС У РТПУШВПК ЙНЕООП Л ЧБН... ьФП - ОЕ РТЙЛБЪ, ЬФП - РТПУШВБ, ХЮФЙФЕ, рМХЦОЙЛПЧ. рТЙЛБЪЩЧБФШ НЩ ЧБН ХЦЕ РТБЧБ ОЕ ЙНЕЕН...

С УМХЫБА, ФПЧБТЙЭ РПМЛПЧПК ЛПНЙУУБТ. - лПМС ЧДТХЗ ТЕЫЙМ, ЮФП ЕНХ РТЕДМПЦБФ ЙДФЙ ТБВПФБФШ Ч ТБЪЧЕДЛХ, Й ЧЕУШ ОБРТСЗУС, ЗПФПЧЩК ПЗМХЫЙФЕМШОП ЪБПТБФШ: «дБ!..»

ОБЫЕ ХЮЙМЙЭЕ ТБУЫЙТСЕФУС, - УЛБЪБМ ЛПНЙУУБТ. - пВУФБОПЧЛБ УМПЦОБС, Ч еЧТПРЕ - ЧПКОБ, Й ОБН ОЕПВИПДЙНП ЙНЕФШ ЛБЛ НПЦОП ВПМШЫЕ ПВЭЕЧПКУЛПЧЩИ ЛПНБОДЙТПЧ. ч УЧСЪЙ У ЬФЙН НЩ ПФЛТЩЧБЕН ЕЭЕ ДЧЕ ХЮЕВОЩЕ ТПФЩ. оП ЫФБФЩ ЙИ РПЛБ ОЕ ХЛПНРМЕЛФПЧБОЩ, Б ЙНХЭЕУФЧП ХЦЕ РПУФХРБЕФ. чПФ НЩ Й РТПУЙН ЧБУ, ФПЧБТЙЭ рМХЦОЙЛПЧ, РПНПЮШ У ЬФЙН ЙНХЭЕУФЧПН ТБЪПВТБФШУС. рТЙОСФШ ЕЗП, ПРТЙИПДПЧБФШ...

й лПМС рМХЦОЙЛПЧ ПУФБМУС Ч ХЮЙМЙЭЕ ОБ УФТБООПК ДПМЦОПУФЙ «ЛХДБ РПЫМАФ». чЕУШ ЛХТУ ЕЗП ДБЧОП ТБЪЯЕИБМУС, ДБЧОП ЛТХФЙМ ТПНБОЩ, ЪБЗПТБМ, ЛХРБМУС, ФБОГЕЧБМ, Б лПМС РТЙМЕЦОП УЮЙФБМ РПУФЕМШОЩЕ ЛПНРМЕЛФЩ, РПЗПООЩЕ НЕФТЩ РПТФСОПЛ Й РБТЩ СМПЧЩИ УБРПЗ. й РЙУБМ ЧУСЛЙЕ ДПЛМБДОЩЕ.

фБЛ РТПЫМП ДЧЕ ОЕДЕМЙ. дЧЕ ОЕДЕМЙ лПМС ФЕТРЕМЙЧП, ПФ РПДЯЕНБ ДП ПФВПС Й ВЕЪ ЧЩИПДОЩИ, РПМХЮБМ, УЮЙФБМ Й РТЙИПДПЧБМ ЙНХЭЕУФЧП, ОЙ ТБЪХ ОЕ ЧЩКДС ЪБ ЧПТПФБ, УМПЧОП ЧУЕ ЕЭЕ ВЩМ ЛХТУБОФПН Й ЦДБМ ХЧПМШОЙФЕМШОПК ПФ УЕТДЙФПЗП УФБТЫЙОЩ.

ч ЙАОЕ ОБТПДХ Ч ХЮЙМЙЭЕ ПУФБМПУШ НБМП: РПЮФЙ ЧУЕ ХЦЕ ЧЩЕИБМЙ Ч МБЗЕТС. пВЩЮОП лПМС ОЙ У ЛЕН ОЕ ЧУФТЕЮБМУС, РП ЗПТМП ЪБОСФЩК ВЕУЛПОЕЮОЩНЙ РПДУЮЕФБНЙ, ЧЕДПНПУФСНЙ Й БЛФБНЙ, ОП ЛБЛ-ФП У ТБДПУФОЩН ХДЙЧМЕОЙЕН ПВОБТХЦЙМ, ЮФП ЕЗП... РТЙЧЕФУФЧХАФ. рТЙЧЕФУФЧХАФ РП ЧУЕН РТБЧЙМБН БТНЕКУЛЙИ ХУФБЧПЧ, У ЛХТУБОФУЛЙН ЫЙЛПН ЧЩВТБУЩЧБС МБДПОШ Л ЧЙУЛХ Й МЙИП ЧУЛЙДЩЧБС РПДВПТПДПЛ. лПМС ЙЪП ЧУЕИ УЙМ УФБТБМУС ПФЧЕЮБФШ У ХУФБМПК ОЕВТЕЦОПУФША, ОП УЕТДГЕ ЕЗП УМБДЛП ЪБНЙТБМП Ч РТЙУФХРЕ НПМПДПЗП ФЭЕУМБЧЙС.

чПФ ФПЗДБ-ФП ПО Й ОБЮБМ ЗХМСФШ РП ЧЕЮЕТБН. ъБМПЦЙЧ ТХЛЙ ЪБ УРЙОХ, ЫЕМ РТСНП ОБ ЗТХРРЛЙ ЛХТУБОФПЧ, ЛХТЙЧЫЙИ РЕТЕД УОПН Х ЧИПДБ Ч ЛБЪБТНХ. хФПНМЕООП ЗМСДЕМ УФТПЗП РЕТЕД УПВПК, Б ХЫЙ ТПУМЙ Й ТПУМЙ, ХМБЧМЙЧБС ПУФПТПЦОЩК ЫЕРПФ:

ЛПНБОДЙТ...

й, ХЦЕ ЪОБС, ЮФП ЧПФ-ЧПФ МБДПОЙ ХРТХЗП ЧЪМЕФСФ Л ЧЙУЛБН, УФБТБФЕМШОП ИНХТЙМ ВТПЧЙ, УФТЕНСУШ РТЙДБФШ УЧПЕНХ ЛТХЗМПНХ, УЧЕЦЕНХ, ЛБЛ ЖТБОГХЪУЛБС ВХМЛБ, МЙГХ ЧЩТБЦЕОЙЕ ОЕЧЕТПСФОПК ПЪБВПЮЕООПУФЙ...

ЪДТБЧУФЧХКФЕ, ФПЧБТЙЭ МЕКФЕОБОФ.

ьФП ВЩМП ОБ ФТЕФЙК ЧЕЮЕТ: ОПУПН Л ОПУХ - ъПС. ч ФЕРМЩИ УХНЕТЛБИ ИПМПДЛПН УЧЕТЛБМЙ ВЕМЩЕ ЪХВЩ, Б НОПЗПЮЙУМЕООЩЕ ПВПТЛЙ ЫЕЧЕМЙМЙУШ УБНЙ УПВПК, РПФПНХ ЮФП ОЙЛБЛПЗП ЧЕФТБ ОЕ ВЩМП. й ЬФПФ ЦЙЧПК ФТЕРЕФ ВЩМ ПУПВЕООП РХЗБАЭЙН.

ЮФП-ФП ЧБУ ОЙЗДЕ ОЕ ЧЙДОП, ФПЧБТЙЭ МЕКФЕОБОФ, й Ч ВЙВМЙПФЕЛХ ЧЩ ВПМШЫЕ ОЕ РТЙИПДЙФЕ...

ЧЩ РТЙ ХЮЙМЙЭЕ ПУФБЧМЕОЩ?

Х НЕОС ПУПВПЕ ЪБДБОЙЕ, - ФХНБООП УЛБЪБМ лПМС. пОЙ РПЮЕНХ-ФП ХЦЕ ЫМЙ ТСДПН Й УПЧУЕН ОЕ Ч ФХ УФПТПОХ. ъПС ЗПЧПТЙМБ Й ЗПЧПТЙМБ, ВЕУРТЕТЩЧОП УНЕСУШ; ПО ОЕ ХМБЧМЙЧБМ УНЩУМБ, ХДЙЧМССУШ, ЮФП ФБЛ РПЛПТОП ЙДЕФ ОЕ Ч ФХ УФПТПОХ. рПФПН ПО У ВЕУРПЛПКУФЧПН РПДХНБМ, ОЕ ХФТБФЙМП МЙ ЕЗП ПВНХОДЙТПЧБОЙЕ ТПНБОФЙЮОПЗП РПИТХУФЩЧБОЙС, РПЧЕМ РМЕЮПН, Й РПТФХРЕС ФПФЮБУ ЦЕ ПФЧЕФЙМБ ФХЗЙН ВМБЗПТПДОЩН УЛТЙРПН...

ЦХФЛП УНЕЫОП! нЩ ФБЛ УНЕСМЙУШ, ФБЛ УНЕСМЙУШ... дБ ЧЩ ОЕ УМХЫБЕФЕ, ФПЧБТЙЭ МЕКФЕОБОФ.

ОЕФ, С УМХЫБА. чЩ УНЕСМЙУШ.

пОБ ПУФБОПЧЙМБУШ: Ч ФЕНОПФЕ ЧОПЧШ ВМЕУОХМЙ ЕЕ ЪХВЩ. й ПО ХЦЕ ОЕ ЧЙДЕМ ОЙЮЕЗП, ЛТПНЕ ЬФПК ХМЩВЛЙ.

С ЧЕДШ ОТБЧЙМБУШ ЧБН, ДБ? оХ, УЛБЦЙФЕ, лПМС, ОТБЧЙМБУШ?..

ОЕФ, - ЫЕРПФПН ПФЧЕФЙМ ПО. - рТПУФП... оЕ ЪОБА. чЩ ЧЕДШ ЪБНХЦЕН.

ЪБНХЦЕН?.. - пОБ ЫХНОП ЪБУНЕСМБУШ: - ъБНХЦЕН, ДБ? чБН УЛБЪБМЙ? оХ, Й ЮФП ЦЕ, ЮФП ЪБНХЦЕН? с УМХЮБКОП ЧЩЫМБ ЪБ ОЕЗП, ЬФП ВЩМБ ПЫЙВЛБ...

лБЛЙН-ФП ПВТБЪПН ПО ЧЪСМ ЕЕ ЪБ РМЕЮЙ. б НПЦЕФ ВЩФШ, Й ОЕ ВТБМ, Б ПОБ УБНБ ФБЛ МПЧЛП РПЧЕМБ ЙНЙ, ЮФП ЕЗП ТХЛЙ ПЛБЪБМЙУШ ОБ ЕЕ РМЕЮБИ.

НЕЦДХ РТПЮЙН, ПО ХЕИБМ, - ДЕМПЧЙФП УЛБЪБМБ ПОБ. - еУМЙ РТПКФЙ РП ЬФПК БММЕКЛЕ ДП ЪБВПТБ, Б РПФПН ЧДПМШ ЪБВПТБ ДП ОБЫЕЗП ДПНБ, ФБЛ ОЙЛФП Й ОЕ ЪБНЕФЙФ. чЩ ИПФЙФЕ ЮБА, лПМС, РТБЧДБ?..

пО ХЦЕ ИПФЕМ ЮБА, ОП ФХФ ФЕНОПЕ РСФОП ДЧЙОХМПУШ ОБ ОЙИ ЙЪ БММЕКОПЗП УХНТБЛБ, ОБРМЩМП Й УЛБЪБМП:

ЙЪЧЙОЙФЕ.

ФПЧБТЙЭ РПМЛПЧПК ЛПНЙУУБТ! - ПФЮБСООП ЛТЙЛОХМ лПМС, ВТПУЙЧЫЙУШ ЪБ ЫБЗОХЧЫЕК Ч УФПТПОХ ЖЙЗХТПК. - фПЧБТЙЭ РПМЛПЧПК ЛПНЙУУБТ, С...

ФПЧБТЙЭ рМХЦОЙЛПЧ? юФП ЦЕ ЬФП ЧЩ ДЕЧХЫЛХ ПУФБЧЙМЙ? бК, БК.

ДБ, ДБ, ЛПОЕЮОП, - лПМС НЕФОХМУС ОБЪБД, УЛБЪБМ ФПТПРМЙЧП: - ъПС, ЙЪЧЙОЙФЕ. дЕМБ. уМХЦЕВОЩЕ ДЕМБ.

юФП лПМС ВПТНПФБМ ЛПНЙУУБТХ, ЧЩВЙТБСУШ ЙЪ УЙТЕОЕЧПК БММЕЙ ОБ УРПЛПКОЩК РТПУФПТ ХЮЙМЙЭОПЗП РМБГБ, ПО ОБНЕТФЧП ЪБВЩМ ХЦЕ ЮЕТЕЪ ЮБУ. юФП-ФП ОБУЮЕФ РПТФСОПЮОПЗП РПМПФОБ ОЕУФБОДБТФОПК ЫЙТЙОЩ ЙМЙ, ЛБЦЕФУС, УФБОДБТФОПК ЫЙТЙОЩ, ОП ЪБФП ОЕ УПЧУЕН РПМПФОБ... лПНЙУУБТ УМХЫБМ-УМХЫБМ, Б РПФПН УРТПУЙМ:

ЬФП ЮФП ЦЕ, РПДТХЗБ ЧБЫБ ВЩМБ?

ОЕФ, ОЕФ, ЮФП ЧЩ! - ЙУРХЗБМУС лПМС. - юФП ЧЩ, ФПЧБТЙЭ РПМЛПЧПК ЛПНЙУУБТ, ЬФП ЦЕ ъПС, ЙЪ ВЙВМЙПФЕЛЙ. с ЕК ЛОЙЗХ ОЕ УДБМ, ЧПФ Й...

й ЪБНПМЮБМ, ЮХЧУФЧХС, ЮФП ЛТБУОЕЕФ: ПО ПЮЕОШ ХЧБЦБМ ДПВТПДХЫОПЗП РПЦЙМПЗП ЛПНЙУУБТБ Й ЧТБФШ УФЕУОСМУС. чРТПЮЕН, ЛПНЙУУБТ ЪБЗПЧПТЙМ П ДТХЗПН, Й лПМС ЛПЕ-ЛБЛ РТЙЫЕМ Ч УЕВС.

ЬФП ИПТПЫП, ЮФП ДПЛХНЕОФБГЙА ЧЩ ОЕ ЪБРХУЛБЕФЕ: НЕМПЮЙ Ч ОБЫЕК ЧПЕООПК ЦЙЪОЙ ЙЗТБАФ ПЗТПНОХА ДЙУГЙРМЙОЙТХАЭХА ТПМШ. чПФ, УЛБЦЕН, ЗТБЦДБОУЛЙК ЮЕМПЧЕЛ ЙОПЗДБ НПЦЕФ УЕВЕ ЛПЕ-ЮФП РПЪЧПМЙФШ, Б НЩ, ЛБДТПЧЩЕ ЛПНБОДЙТЩ лТБУОПК бТНЙЙ, ОЕ НПЦЕН. оЕ НПЦЕН, ДПРХУФЙН, РТПКФЙУШ У ЪБНХЦОЕК ЦЕОЭЙОПК, РПФПНХ ЮФП НЩ ОБ ЧЙДХ. НЩ ПВСЪБОЩ ЧУЕЗДБ, ЛБЦДХА НЙОХФХ ВЩФШ ДМС РПДЮЙОЕООЩИ ПВТБЪГПН ДЙУГЙРМЙОЩ. й ПЮЕОШ ИПТПЫП, ЮФП ЧЩ ЬФП РПОЙНБЕФЕ... ъБЧФТБ, ФПЧБТЙЭ рМХЦОЙЛПЧ, Ч ПДЙООБДГБФШ ФТЙДГБФШ РТПЫХ РТЙВЩФШ ЛП НОЕ. рПЗПЧПТЙН П ЧБЫЕК ДБМШОЕКЫЕК УМХЦВЕ, НПЦЕФ ВЩФШ, РТПКДЕН Л ЗЕОЕТБМХ.

ОХ, ЪОБЮЙФ, ДП ЪБЧФТБ. - лПНЙУУБТ РПДБМ ТХЛХ, ЪБДЕТЦБМ, ФЙИП УЛБЪБМ: - б ЛОЙЦЛХ Ч ВЙВМЙПФЕЛХ РТЙДЕФУС ЧЕТОХФШ, лПМС! рТЙДЕФУС!..

пЮЕОШ, ЛПОЕЮОП, РПМХЮЙМПУШ ОЕИПТПЫП, ЮФП РТЙЫМПУШ ПВНБОХФШ ФПЧБТЙЭБ РПМЛПЧПЗП ЛПНЙУУБТБ, ОП лПМС РПЮЕНХ-ФП ОЕ УМЙЫЛПН ПЗПТЮЙМУС. ч РЕТУРЕЛФЙЧЕ ПЦЙДБМПУШ ЧПЪНПЦОПЕ УЧЙДБОЙЕ У ОБЮБМШОЙЛПН ХЮЙМЙЭБ, Й ЧЮЕТБЫОЙК ЛХТУБОФ ЦДБМ ЬФПЗП УЧЙДБОЙС У ОЕФЕТРЕОЙЕН, УФТБИПН Й ФТЕРЕФПН, УМПЧОП ДЕЧХЫЛБ - ЧУФТЕЮЙ У РЕТЧПК МАВПЧША. пО ЧУФБМ ЪБДПМЗП ДП РПДЯЕНБ, ОБДТБЙМ ДП УБНПУФПСФЕМШОПЗП УЧЕЮЕОЙС ИТХУФСЭЙЕ УБРПЗЙ, РПДЫЙМ УЧЕЦЙК РПДЧПТПФОЙЮПЛ Й ОБЮЙУФЙМ ЧУЕ РХЗПЧЙГЩ. ч ЛПНУПУФБЧУЛПК УФПМПЧПК - лПМС ЮХДПЧЙЭОП ЗПТДЙМУС, ЮФП ЛПТНЙФУС Ч ЬФПК УФПМПЧПК Й МЙЮОП ТБУРМБЮЙЧБЕФУС ЪБ ЕДХ, - ПО ОЙЮЕЗП ОЕ НПЗ ЕУФШ, Б ФПМШЛП ЧЩРЙМ ФТЙ РПТГЙЙ ЛПНРПФБ ЙЪ УХИПЖТХЛФПЧ. й ТПЧОП Ч ПДЙООБДГБФШ РТЙВЩМ Л ЛПНЙУУБТХ.

Б, рМХЦОЙЛПЧ, ЪДПТПЧП! - рЕТЕД ДЧЕТША ЛПНЙУУБТУЛПЗП ЛБВЙОЕФБ УЙДЕМ МЕКФЕОБОФ зПТПВГПЧ - ВЩЧЫЙК ЛПНБОДЙТ лПМЙОПЗП ХЮЕВОПЗП ЧЪЧПДБ, - ФПЦЕ ОБЮЙЭЕООЩК, ЧЩХФАЦЕООЩК Й ЪБФСОХФЩК. - лБЛ ДЕМЙЫЛЙ? ъБЛТХЗМСЕЫШУС У РПТФСОПЮЛБНЙ?

рМХЦОЙЛПЧ ВЩМ ЮЕМПЧЕЛПН ПВУФПСФЕМШОЩН Й РПЬФПНХ РПЧЕДБМ П УЧПЙИ ДЕМБИ ЧУЕ, ЧФБКОЕ ХДЙЧМССУШ, РПЮЕНХ МЕКФЕОБОФ зПТПВГПЧ ОЕ ЙОФЕТЕУХЕФУС, ЮФП ПО, лПМС, ФХФ ДЕМБЕФ. й ЪБЛПОЮЙМ У ОБНЕЛПН:

ЧЮЕТБ ФПЧБТЙЭ РПМЛПЧПК ЛПНЙУУБТ ТБУУРТБЫЙЧБМ. й ЧЕМЕМ...

УМХЫБК, рМХЦОЙЛПЧ, - РПОЙЪЙЧ ЗПМПУ, ЧДТХЗ РЕТЕВЙМ зПТПВГПЧ. - еУМЙ ФЕВС Л чЕМЙЮЛП ВХДХФ УЧБФБФШ, ФЩ ОЕ ИПДЙ. фЩ ЛП НОЕ РТПУЙУШ, МБДОП? нПМ, ДБЧОП ЧНЕУФЕ УМХЦЙЫШ, УТБВПФБМЙУШ...

мЕКФЕОБОФ чЕМЙЮЛП ФПЦЕ ВЩМ ЛПНБОДЙТПН ХЮЕВОПЗП ЧЪЧПДБ, ОП - ЧФПТПЗП, Й ЧЕЮОП УРПТЙМ У МЕКФЕОБОФПН зПТПВГПЧЩН РП ЧУЕН РПЧПДБН. лПМС ОЙЮЕЗП ОЕ РПОСМ ЙЪ ФПЗП, ЮФП УППВЭЙМ ЕНХ зПТПВГПЧ, ОП ЧЕЦМЙЧП РПЛЙЧБМ. б ЛПЗДБ ТБУЛТЩМ ТПФ, ЮФПВЩ РПРТПУЙФШ ТБЪЯСУОЕОЙК, ТБУРБИОХМБУШ ДЧЕТШ ЛПНЙУУБТУЛПЗП ЛБВЙОЕФБ Й ЧЩЫЕМ УЙСАЭЙК Й ФПЦЕ ПЮЕОШ РБТБДОЩК МЕКФЕОБОФ чЕМЙЮЛП.

ТПФХ ДБМЙ, - УЛБЪБМ ПО зПТПВГПЧХ, - цЕМБА ФПЗП ЦЕ!

зПТПВГПЧ ЧУЛПЮЙМ, РТЙЧЩЮОП ПДЕТОХМ ЗЙНОБУФЕТЛХ, УПЗОБЧ ПДОЙН ДЧЙЦЕОЙЕН ЧУЕ УЛМБДЛЙ ОБЪБД, Й ЧПЫЕМ Ч ЛБВЙОЕФ.

РТЙЧЕФ, рМХЦОЙЛПЧ, - УЛБЪБМ чЕМЙЮЛП Й УЕМ ТСДПН. - оХ, ЛБЛ ДЕМБ Ч ПВЭЕН Й ГЕМПН? чУЕ УДБМ Й ЧУЕ РТЙОСМ?

Ч ПВЭЕН, ДБ. - лПМС ЧОПЧШ ПВУФПСФЕМШОП ТБУУЛБЪБМ П УЧПЙИ ДЕМБИ. фПМШЛП ОЙЮЕЗП ОЕ ХУРЕМ ОБНЕЛОХФШ ОБУЮЕФ ЛПНЙУУБТБ, РПФПНХ ЮФП ОЕФЕТРЕМЙЧЩК чЕМЙЮЛП РЕТЕВЙМ ТБОШЫЕ:

ЛПМС, ВХДХФ РТЕДМБЗБФШ - РТПУЙУШ ЛП НОЕ. с ФБН ОЕУЛПМШЛП УМПЧ УЛБЪБМ, ОП ФЩ, Ч ПВЭЕН Й ГЕМПН, РТПУЙУШ.

ЛХДБ РТПУЙФШУС?

фХФ Ч ЛПТЙДПТ ЧЩЫМЙ РПМЛПЧПК ЛПНЙУУБТ Й МЕКФЕОБОФ зПТПВГПЧ, Й чЕМЙЮЛП У лПМЕК ЧУЛПЮЙМЙ. лПМС ОБЮБМ ВЩМП «РП ЧБЫЕНХ РТЙЛБЪБОЙА...», ОП ЛПНЙУУБТ ОЕ ДПУМХЫБМ:

ЙДЕН, ФПЧБТЙЭ рМХЦОЙЛПЧ, ЗЕОЕТБМ ЦДЕФ. чЩ УЧПВПДОЩ, ФПЧБТЙЭЙ ЛПНБОДЙТЩ.

л ОБЮБМШОЙЛХ ХЮЙМЙЭБ ПОЙ РТПЫМЙ ОЕ ЮЕТЕЪ РТЙЕНОХА, ЗДЕ УЙДЕМ ДЕЦХТОЩК, Б ЮЕТЕЪ РХУФХА ЛПНОБФХ, ч ЗМХВЙОЕ ЬФПК ЛПНОБФЩ ВЩМБ ДЧЕТШ, Ч ЛПФПТХА ЛПНЙУУБТ ЧЩЫЕМ, ПУФБЧЙЧ ПЪБДБЮЕООПЗП лПМА ПДОПЗП.

дП УЙИ РПТ лПМС ЧУФТЕЮБМУС У ЗЕОЕТБМПН, ЛПЗДБ ЗЕОЕТБМ ЧТХЮБМ ЕНХ ХДПУФПЧЕТЕОЙЕ Й МЙЮОПЕ ПТХЦЙЕ, ЛПФПТПЕ ФБЛ РТЙСФОП ПФФСЗЙЧБМП ВПЛ. вЩМБ, РТБЧДБ, ЕЭЕ ПДОБ ЧУФТЕЮБ, ОП лПМС П ОЕК ЧУРПНЙОБФШ УФЕУОСМУС, Б ЗЕОЕТБМ ОБЧУЕЗДБ ЪБВЩМ.

чУФТЕЮБ ЬФБ УПУФПСМБУШ ДЧБ ЗПДБ ОБЪБД, ЛПЗДБ лПМС - ЕЭЕ ЗТБЦДБОУЛЙК, ОП ХЦЕ УФТЙЦЕООЩК РПД НБЫЙОЛХ - ЧНЕУФЕ У ДТХЗЙНЙ УФТЙЦЕОЩНЙ ФПМШЛП-ФПМШЛП РТЙВЩМ У ЧПЛЪБМБ Ч ХЮЙМЙЭЕ. рТСНП ОБ РМБГХ ПОЙ УЗТХЪЙМЙ ЮЕНПДБОЩ, Й ХУБФЩК УФБТЫЙОБ (ФПФ УБНЩК, ЛПФПТПЗП ПОЙ РПТЩЧБМЙУШ ПФМХРЙФШ РПУМЕ ВБОЛЕФБ) РТЙЛБЪБМ ЧУЕН ЙДФЙ Ч ВБОА. чУЕ Й РПЫМЙ - ЕЭЕ ВЕЪ УФТПС, ЗХТФПН, ЗТПНЛП ТБЪЗПЧБТЙЧБС Й УНЕСУШ, - Б лПМС ЪБНЕЫЛБМУС, РПФПНХ ЮФП ОБФЕТ ОПЗХ Й УЙДЕМ ВПУЙЛПН. рПЛБ ПО ОБРСМЙЧБМ ВПФЙОЛЙ, ЧУЕ ХЦЕ УЛТЩМЙУШ ЪБ ХЗМПН; лПМС ЧУЛПЮЙМ, ИПФЕМ ВЩМП ЛЙОХФШУС УМЕДПН, ОП ФХФ ЕЗП ЧДТХЗ ПЛМЙЛОХМЙ:

ЛХДБ ЦЕ ЧЩ, НПМПДПК ЮЕМПЧЕЛ? уХИПОШЛЙК, ОЕВПМШЫПЗП ТПУФБ ЗЕОЕТБМ УЕТДЙФП УНПФТЕМ ОБ ОЕЗП. - ъДЕУШ БТНЙС, Й РТЙЛБЪЩ Ч ОЕК ЙУРПМОСАФУС ВЕУРТЕЛПУМПЧОП. чБН РТЙЛБЪБОП ПИТБОСФШ ЙНХЭЕУФЧП, ЧПФ Й ПИТБОСКФЕ, РПЛБ ОЕ РТЙДЕФ УНЕОБ ЙМЙ ОЕ ПФНЕОСФ РТЙЛБЪ.

рТЙЛБЪБ лПМЕ ОЙЛФП ОЕ ДБЧБМ, ОП лПМС ХЦЕ ОЕ УПНОЕЧБМУС, ЮФП РТЙЛБЪ ЬФПФ ЛБЛ ВЩ УХЭЕУФЧПЧБМ УБН УПВПК. й РПЬФПНХ, ОЕХНЕМП ЧЩФСОХЧЫЙУШ Й УДБЧМЕООП ЛТЙЛОХЧ: «еУФШ, ФПЧБТЙЭ ЗЕОЕТБМ!», ПУФБМУС РТЙ ЮЕНПДБОБИ.

б ТЕВСФБ, ЛБЛ ОБ ЗТЕИ, ЛХДБ-ФП РТПЧБМЙМЙУШ. рПФПН ЧЩСУОЙМПУШ, ЮФП РПУМЕ ВБОЙ ПОЙ РПМХЮЙМЙ ЛХТУБОФУЛПЕ ПВНХОДЙТПЧБОЙЕ, Й УФБТЫЙОБ РПЧЕМ ЙИ Ч РПТФОСЦОХА НБУФЕТУЛХА, ЮФПВЩ ЛБЦДЩК РПДПЗОБМ ПДЕЦДХ РП ЖЙЗХТЕ. чУЕ ЬФП ЪБОСМП ХКНХ ЧТЕНЕОЙ, Б лПМС РПЛПТОП УФПСМ ЧПЪМЕ ОЙЛПНХ ОЕ ОХЦОЩИ ЧЕЭЕК. уФПСМ Й ЮТЕЪЧЩЮБКОП ЗПТДЙМУС ЬФЙН, УМПЧОП ПИТБОСМ УЛМБД У ВПЕРТЙРБУБНЙ. й ОЙЛФП ОБ ОЕЗП ОЕ ПВТБЭБМ ЧОЙНБОЙС, РПЛБ ЪБ ЧЕЭБНЙ ОЕ РТЙЫМЙ ДЧПЕ ИНХТЩИ ЛХТУБОФПЧ, РПМХЮЙЧЫЙИ ЧОЕПЮЕТЕДОЩЕ ОБТСДЩ ЪБ ЧЮЕТБЫОАА УБНПЧПМЛХ.

ОЕ РХЭХ! - ЪБЛТЙЮБМ лПМС. - оЕ УНЕКФЕ РТЙВМЙЦБФШУС!..

ЮЕЗП? - ДПЧПМШОП ЗТХВП РПЙОФЕТЕУПЧБМУС ПДЙО ЙЪ ЫФТБЖОЙЛПЧ. - чПФ УЕКЮБУ ДБН РП ЫЕЕ...

ОБЪБД! - ЧППДХЫЕЧМЕООП ЪБПТБМ рМХЦОЙЛПЧ, - с - ЮБУПЧПК! с РТЙЛБЪЩЧБА!..

пТХЦЙС Х ОЕЗП, ЕУФЕУФЧЕООП, ОЕ ВЩМП, ОП ПО ФБЛ ЧПРЙМ, ЮФП ЛХТУБОФЩ ОБ ЧУСЛЙК УМХЮБК ТЕЫЙМЙ ОЕ УЧСЪЩЧБФШУС. рПЫМЙ ЪБ УФБТЫЙН РП ОБТСДХ, ОП лПМС Й ЕНХ ОЕ РПДЮЙОЙМУС Й РПФТЕВПЧБМ МЙВП УНЕОЩ, МЙВП ПФНЕОЩ. б РПУЛПМШЛХ ОЙЛБЛПК УНЕОЩ ОЕ ВЩМП Й ВЩФШ ОЕ НПЗМП, ФП УФБМЙ ЧЩСУОСФШ, ЛФП ОБЪОБЮЙМ ЕЗП ОБ ЬФПФ РПУФ. пДОБЛП лПМС Ч ТБЪЗПЧПТЩ ЧУФХРБФШ ПФЛБЪБМУС Й ЫХНЕМ ДП ФЕИ РПТ, РПЛБ ОЕ СЧЙМУС ДЕЦХТОЩК РП ХЮЙМЙЭХ. лТБУОБС РПЧСЪЛБ РПДЕКУФЧПЧБМБ, ОП, УДБЧ РПУФ, лПМС ОЕ ЪОБМ, ЛХДБ ЙДФЙ Й ЮФП ДЕМБФШ. й ДЕЦХТОЩК ФПЦЕ ОЕ ЪОБМ, Б ЛПЗДБ ТБЪПВТБМЙУШ, ВБОС ХЦЕ ЪБЛТЩМБУШ, Й лПМЕ РТЙЫМПУШ ЕЭЕ УХФЛЙ РТПЦЙФШ ЫФБФУЛЙН ЮЕМПЧЕЛПН, ОП ЪБФП ОБЧМЕЮШ ОБ УЕВС НУФЙФЕМШОЩК ЗОЕЧ УФБТЫЙОЩ...

й ЧПФ УЕЗПДОС РТЕДУФПСМП Ч ФТЕФЙК ТБЪ ЧУФТЕФЙФШУС У ЗЕОЕТБМПН. лПМС ЦЕМБМ ЬФПЗП Й ПФЮБСООП ФТХУЙМ, РПФПНХ ЮФП ЧЕТЙМ Ч ФБЙОУФЧЕООЩЕ УМХИЙ ПВ ХЮБУФЙЙ ЗЕОЕТБМБ Ч ЙУРБОУЛЙИ УПВЩФЙСИ. б РПЧЕТЙЧ, ОЕ НПЗ ОЕ ВПСФШУС ЗМБЪ, УПЧУЕН ЕЭЕ ОЕДБЧОП ЧЙДЕЧЫЙИ ОБУФПСЭЙИ ЖБЫЙУФПЧ Й ОБУФПСЭЙЕ ВПЙ.

оБЛПОЕГ-ФП РТЙПФЛТЩМБУШ ДЧЕТШ, Й ЛПНЙУУБТ РПНБОЙМ ЕЗП РБМШГЕН. лПМС РПУРЕЫОП ПДЕТОХМ ЗЙНОБУФЕТЛХ, ПВМЙЪОХМ РЕТЕУПИЫЙЕ ЧДТХЗ ЗХВЩ Й ЫБЗОХМ ЪБ ЗМХИЙЕ РПТФШЕТЩ.

чИПД ВЩМ ОБРТПФЙЧ ПЖЙГЙБМШОПЗП, Й лПМС ПЛБЪБМУС ЪБ УХФХМПК ЗЕОЕТБМШУЛПК УРЙОПК. ьФП ОЕУЛПМШЛП УНХФЙМП ЕЗП, Й ДПЛМБД ПО РТПЛТЙЮБМ ОЕ УФПМШ ПФЮЕФМЙЧП, ЛБЛ ОБДЕСМУС. зЕОЕТБМ ЧЩУМХЫБМ Й ХЛБЪБМ ОБ УФХМ РЕТЕД УФПМПН. лПМС УЕМ, РПМПЦЙЧ ТХЛЙ ОБ ЛПМЕОЙ Й ОЕЕУФЕУФЧЕООП ЧЩРТСНЙЧЫЙУШ. зЕОЕТБМ ЧОЙНБФЕМШОП РПЗМСДЕМ ОБ ОЕЗП, ОБДЕМ ПЮЛЙ (лПМС ЮТЕЪЧЩЮБКОП ТБУУФТПЙМУС, ХЧЙДЕЧ ЬФЙ ПЮЛЙ!..) Й УФБМ ЮЙФБФШ ЛБЛЙЕ-ФП МЙУФЛЙ, РПДЫЙФЩЕ Ч ЛТБУОХА РБРЛХ: лПМС ЕЭЕ ОЕ ЪОБМ, ЮФП ЙНЕООП ФБЛ ЧЩЗМСДЙФ ЕЗП, МЕКФЕОБОФБ рМХЦОЙЛПЧБ, «мЙЮОПЕ ДЕМП».

ЧУЕ РСФЕТЛЙ - Й ПДОБ ФТПКЛБ? - ХДЙЧЙМУС ЗЕОЕТБМ. - пФЮЕЗП ЦЕ ФТПКЛБ?

ФТПКЛБ РП НБФПВЕУРЕЮЕОЙА, - УЛБЪБМ лПМС, ЗХУФП, ЛБЛ ДЕЧХЫЛБ, РПЛТБУОЕЧ. - с РЕТЕУДБН, ФПЧБТЙЭ ЗЕОЕТБМ.

ОЕФ, ФПЧБТЙЭ МЕКФЕОБОФ, РПЪДОП ХЦЕ, - ХУНЕИОХМУС ЗЕОЕТБМ.

ПФМЙЮОЩЕ ИБТБЛФЕТЙУФЙЛЙ УП УФПТПОЩ ЛПНУПНПМБ Й УП УФПТПОЩ ФПЧБТЙЭЕК, - ОЕЗТПНЛП УЛБЪБМ ЛПНЙУУБТ.

ХЗХ, - РПДФЧЕТДЙМ ЗЕОЕТБМ, УОПЧБ РПЗТХЦБСУШ Ч ЮФЕОЙЕ.

лПНЙУУБТ ПФПЫЕМ Л ПФЛТЩФПНХ ПЛОХ, ЪБЛХТЙМ Й ХМЩВОХМУС лПМЕ, ЛБЛ УФБТПНХ ЪОБЛПНПНХ. лПМС Ч ПФЧЕФ ЧЕЦМЙЧП ЫЕЧЕМШОХМ ЗХВБНЙ Й ЧОПЧШ ОБРТСЦЕООП ХУФБЧЙМУС Ч ЗЕОЕТБМШУЛХА РЕТЕОПУЙГХ.

Б ЧЩ, ПЛБЪЩЧБЕФУС, ПФМЙЮОП УФТЕМСЕФЕ? - УРТПУЙМ ЗЕОЕТБМ. - рТЙЪПЧПК, НПЦОП УЛБЪБФШ, УФТЕМПЛ.

ЮЕУФШ ХЮЙМЙЭБ ЪБЭЙЭБМ, - РПДФЧЕТДЙМ ЛПНЙУУБТ.

РТЕЛТБУОП. - зЕОЕТБМ ЪБЛТЩМ ЛТБУОХА РБРЛХ, ПФПДЧЙОХМ ЕЕ Й УОСМ ПЮЛЙ. - х ОБУ ЕУФШ Л ЧБН РТЕДМПЦЕОЙЕ, ФПЧБТЙЭ МЕКФЕОБОФ.

лПМС У ЗПФПЧОПУФША РПДБМУС ЧРЕТЕД, ОЕ РТПТПОЙЧ ОЙ УМПЧБ. рПУМЕ ДПМЦОПУФЙ ХРПМОПНПЮЕООПЗП РП РПТФСОЛБН ПО ХЦЕ ОЕ ОБДЕСМУС ОБ ТБЪЧЕДЛХ.

НЩ РТЕДМБЗБЕН ЧБН ПУФБФШУС РТЙ ХЮЙМЙЭЕ ЛПНБОДЙТПН ХЮЕВОПЗП ЧЪЧПДБ, - УЛБЪБМ ЗЕОЕТБМ. - дПМЦОПУФШ ПФЧЕФУФЧЕООБС. чЩ ЛБЛПЗП ЗПДБ?

С ТПДЙМУС ДЧЕОБДГБФПЗП БРТЕМС ФЩУСЮБ ДЕЧСФШУПФ ДЧБДГБФШ ЧФПТПЗП ЗПДБ! - ПФВБТБВБОЙМ лПМС.

пО УЛБЪБМ НБЫЙОБМШОП, РПФПНХ ЮФП МЙИПТБДПЮОП УППВТБЦБМ, ЛБЛ РПУФХРЙФШ. лПОЕЮОП, РТЕДМБЗБЕНБС ДПМЦОПУФШ ВЩМБ ДМС ЧЮЕТБЫОЕЗП ЧЩРХУЛОЙЛБ ЮТЕЪЧЩЮБКОП РПЮЕФОПК, ОП лПМС ОЕ НПЗ ЧПФ ФБЛ ЧДТХЗ ЧУЛПЮЙФШ Й ЪБПТБФШ: «у ХДПЧПМШУФЧЙЕН, ФПЧБТЙЭ ЗЕОЕТБМ!» оЕ НПЗ, РПФПНХ ЮФП ЛПНБОДЙТ - ПО ВЩМ ФЧЕТДП ХВЕЦДЕО Ч ЬФПН - УФБОПЧЙФУС ОБУФПСЭЙН ЛПНБОДЙТПН, ФПМШЛП РПУМХЦЙЧ Ч ЧПКУЛБИ, РПИМЕВБЧ У ВПКГБНЙ ЙЪ ПДОПЗП ЛПФЕМЛБ, ОБХЮЙЧЫЙУШ ЛПНБОДПЧБФШ ЙНЙ. б ПО ИПФЕМ УФБФШ ФБЛЙН ЛПНБОДЙТПН Й РПЬФПНХ РПЫЕМ Ч ПВЭЕЧПКУЛПЧПЕ ХЮЙМЙЭЕ, ЛПЗДБ ЧУЕ ВТЕДЙМЙ БЧЙБГЙЕК ЙМЙ, ОБ ЛТБКОЙК УМХЮБК, ФБОЛБНЙ.

ЮЕТЕЪ ФТЙ ЗПДБ ЧЩ ВХДЕФЕ ЙНЕФШ РТБЧП РПУФХРБФШ Ч БЛБДЕНЙА, - РТПДПМЦБМ ЗЕОЕТБМ. - б УХДС РП ЧУЕНХ, ЧБН УМЕДХЕФ ХЮЙФШУС ДБМШЫЕ.

НЩ ДБЦЕ РТЕДПУФБЧЙН ЧБН РТБЧП ЧЩВПТБ, - ХМЩВОХМУС ЛПНЙУУБТ. - оХ, Ч ЮША ТПФХ ИПЮЕЫШ: Л зПТПВГПЧХ ЙМЙ Л чЕМЙЮЛП?

ЗПТПВГПЧ ЕНХ, ОБЧЕТОП, ОБДПЕМ, - ХУНЕИОХМУС ЗЕОЕТБМ.

лПМС ИПФЕМ УЛБЪБФШ, ЮФП зПТПВГПЧ ЕНХ УПЧУЕН ОЕ ОБДПЕМ, ЮФП ПО ПФМЙЮОЩК ЛПНБОДЙТ, ОП ЧУЕ ЬФП ОЙ Л ЮЕНХ, РПФПНХ ЮФП ПО, оЙЛПМБК рМХЦОЙЛПЧ, ПУФБЧБФШУС Ч ХЮЙМЙЭЕ ОЕ УПВЙТБЕФУС. еНХ ОХЦОЩ ЮБУФШ, ВПКГЩ, РПФОБС МСНЛБ ЧЪЧПДОПЗП - ЧУЕ ФП, ЮФП ОБЪЩЧБЕФУС ЛПТПФЛЙН УМПЧПН «УМХЦВБ». фБЛ ПО ИПФЕМ УЛБЪБФШ, ОП УМПЧБ ЪБРХФБМЙУШ Ч ЗПМПЧЕ, Й лПМС ЧДТХЗ ПРСФШ ОБЮБМ ЛТБУОЕФШ.

НПЦЕФЕ ЪБЛХТЙФШ, ФПЧБТЙЭ МЕКФЕОБОФ, - УЛБЪБМ ЗЕОЕТБМ, РТСЮБ ХМЩВЛХ. - рПЛХТЙФЕ, ПВДХНБКФЕ РТЕДМПЦЕОЙЕ...

ОЕ ЧЩКДЕФ, - ЧЪДПИОХМ РПМЛПЧПК ЛПНЙУУБТ. - оЕ ЛХТЙФ ПО, ЧПФ ОЕЪБДБЮБ.

ОЕ ЛХТА, - РПДФЧЕТДЙМ лПМС Й ПУФПТПЦОП РТПЛБЫМСМУС. - фПЧБТЙЭ ЗЕОЕТБМ, ТБЪТЕЫЙФЕ?

УМХЫБА, УМХЫБА.

ФПЧБТЙЭ ЗЕОЕТБМ, С ВМБЗПДБТА ЧБУ, ЛПОЕЮОП, Й ВПМШЫПЕ УРБУЙВП ЪБ ДПЧЕТЙЕ. с РПОЙНБА, ЮФП ЬФП - ВПМШЫБС ЮЕУФШ ДМС НЕОС, ОП ЧУЕ-ФБЛЙ ТБЪТЕЫЙФЕ ПФЛБЪБФШУС, ФПЧБТЙЭ ЗЕОЕТБМ.

РПЮЕНХ? - РПМЛПЧПК ЛПНЙУУБТ ОБИНХТЙМУС, ЫБЗОХМ ПФ ПЛОБ. - юФП ЪБ ОПЧПУФЙ, рМХЦОЙЛПЧ?

зЕОЕТБМ НПМЮБ УНПФТЕМ ОБ ОЕЗП. уНПФТЕМ У СЧОЩН ЙОФЕТЕУПН, Й лПМС РТЙПВПДТЙМУС:

С УЮЙФБА, ЮФП ЛБЦДЩК ЛПНБОДЙТ ДПМЦЕО УОБЮБМБ РПУМХЦЙФШ Ч ЧПКУЛБИ, ФПЧБТЙЭ ЗЕОЕТБМ. фБЛ ОБН ЗПЧПТЙМЙ Ч ХЮЙМЙЭЕ, Й УБН ФПЧБТЙЭ РПМЛПЧПК ЛПНЙУУБТ ОБ ФПТЦЕУФЧЕООПН ЧЕЮЕТЕ ФПЦЕ ЗПЧПТЙМ, ЮФП ФПМШЛП Ч ЧПКУЛПЧПК ЮБУФЙ НПЦОП УФБФШ ОБУФПСЭЙН ЛПНБОДЙТПН.

лПНЙУУБТ ТБУФЕТСООП ЛБЫМСОХМ Й ЧЕТОХМУС Л ПЛОХ. зЕОЕТБМ РП-РТЕЦОЕНХ УНПФТЕМ ОБ лПМА.

Й РПЬФПНХ - ВПМШЫПЕ ЧБН, ЛПОЕЮОП, УРБУЙВП, ФПЧБТЙЭ ЗЕОЕТБМ, - РПЬФПНХ С ПЮЕОШ ЧБУ РТПЫХ: РПЦБМХКУФБ, ОБРТБЧШФЕ НЕОС Ч ЮБУФШ. ч МАВХА ЮБУФШ Й ОБ МАВХА ДПМЦОПУФШ.

лПМС ЪБНПМЮБМ, Й Ч ЛБВЙОЕФЕ ЧПЪОЙЛМБ РБХЪБ. пДОБЛП ОЙ ЗЕОЕТБМ, ОЙ ЛПНЙУУБТ ОЕ ЪБНЕЮБМЙ ЕЕ, ОП лПМС ЮХЧУФЧПЧБМ, ЛБЛ ПОБ ФСОЕФУС, Й ПЮЕОШ УНХЭБМУС.

С, ЛПОЕЮОП, РПОЙНБА, ФПЧБТЙЭ ЗЕОЕТБМ, ЮФП...

Б ЧЕДШ ПО НПМПДЮБЗБ, ЛПНЙУУБТ, - ЧДТХЗ ЧЕУЕМП УЛБЪБМ ОБЮБМШОЙЛ. - нПМПДЮБЗБ ФЩ, МЕКФЕОБОФ, ЕК-ВПЗХ, НПМПДЮБЗБ!

б ЛПНЙУУБТ ОЕПЦЙДБООП ТБУУНЕСМУС Й ЛТЕРЛП ИМПРОХМ лПМА РП РМЕЮХ:

УРБУЙВП ЪБ РБНСФШ, рМХЦОЙЛПЧ! й ЧУЕ ФТПЕ ЪБХМЩВБМЙУШ ФБЛ, ВХДФП ОБЫМЙ ЧЩИПД ЙЪ ОЕ ПЮЕОШ ХДПВОПЗП РПМПЦЕОЙС.

ЪОБЮЙФ, Ч ЮБУФШ?

Ч ЮБУФШ, ФПЧБТЙЭ ЗЕОЕТБМ.

ОЕ РЕТЕДХНБЕЫШ? - оБЮБМШОЙЛ ЧДТХЗ РЕТЕЫЕМ ОБ «ФЩ» Й ПВТБЭЕОЙС ЬФПЗП ХЦЕ ОЕ НЕОСМ.

Й ЧУЕ ТБЧОП, ЛХДБ РПЫМАФ? - УРТПУЙМ ЛПНЙУУБТ. - б ЛБЛ ЦЕ НБФШ, УЕУФТЕОЛБ?.. пФГБ Х ОЕЗП ОЕФ, ФПЧБТЙЭ ЗЕОЕТБМ.

ЪОБА. - зЕОЕТБМ УРТСФБМ ХМЩВЛХ, УНПФТЕМ УЕТШЕЪОП, ВБТБВБОЙМ РБМШГБНЙ РП ЛТБУОПК РБРЛЕ. - пУПВЩК ъБРБДОЩК ХУФТПЙФ, МЕКФЕОБОФ?

лПМС ЪБТПЪПЧЕМ: П УМХЦВЕ Ч ПУПВЩИ ПЛТХЗБИ НЕЮФБМЙ, ЛБЛ П ОЕНЩУМЙНПК ХДБЮЕ.

ЛПНБОДЙТПН ЧЪЧПДБ УПЗМБУЕО?

ФПЧБТЙЭ ЗЕОЕТБМ!.. - лПМС ЧУЛПЮЙМ Й УТБЪХ УЕМ, ЧУРПНОЙЧ П ДЙУГЙРМЙОЕ. - вПМШЫПЕ, ВПМШЫПЕ УРБУЙВП, ФПЧБТЙЭ ЗЕОЕТБМ!..

ОП У ПДОЙН ХУМПЧЙЕН, - ПЮЕОШ УЕТШЕЪОП УЛБЪБМ ЗЕОЕТБМ. - дБА ФЕВЕ, МЕКФЕОБОФ, ЗПД ЧПКУЛПЧПК РТБЛФЙЛЙ. б ТПЧОП ЮЕТЕЪ ЗПД С ФЕВС ОБЪБД ЪБФТЕВХА, Ч ХЮЙМЙЭЕ, ОБ ДПМЦОПУФШ ЛПНБОДЙТБ ХЮЕВОПЗП ЧЪЧПДБ. уПЗМБУЕО?

УПЗМБУЕО, ФПЧБТЙЭ ЗЕОЕТБМ. еУМЙ РТЙЛБЦЕФЕ...

РТЙЛБЦЕН, РТЙЛБЦЕН! - ЪБУНЕСМУС ЛПНЙУУБТ. - оБН ФБЛЙЕ ОЕЛХТСЭЙЕ УФТБУФШ ЛБЛ ОХЦОЩ.

ФПМШЛП ЕУФШ ФХФ ПДОБ ОЕРТЙСФОПУФШ, МЕКФЕОБОФ: ПФРХУЛБ Х ФЕВС ОЕ РПМХЮБЕФУС. нБЛУЙНХН Ч ЧПУЛТЕУЕОШЕ ФЩ ДПМЦЕО ВЩФШ Ч ЮБУФЙ.

ДБ, ОЕ РТЙДЕФУС ФЕВЕ Х НБНЩ Ч нПУЛЧЕ РПЗПУФЙФШ, - ХМЩВОХМУС ЛПНЙУУБТ. - пОБ ЗДЕ ФБН ЦЙЧЕФ?

ОБ пУФПЦЕОЛЕ... фП ЕУФШ ФЕРЕТШ ЬФП ОБЪЩЧБЕФУС нЕФТПУФТПЕЧУЛБС.

ОБ пУФПЦЕОЛЕ... - ЧЪДПИОХМ ЗЕОЕТБМ Й, ЧУФБЧ, РТПФСОХМ лПМЕ ТХЛХ: - оХ, УЮБУФМЙЧП УМХЦЙФШ, МЕКФЕОБОФ. юЕТЕЪ ЗПД ЦДХ, ЪБРПНОЙ!

УРБУЙВП, ФПЧБТЙЭ ЗЕОЕТБМ. дП УЧЙДБОЙС! - РТПЛТЙЮБМ лПМС Й УФТПЕЧЩН ЫБЗПН ЧЩЫЕМ ЙЪ ЛБВЙОЕФБ.

ч ФЕ ЧТЕНЕОБ У ВЙМЕФБНЙ ОБ РПЕЪДБ ВЩМП УМПЦОП, ОП ЛПНЙУУБТ, РТПЧПЦБС лПМА ЮЕТЕЪ ФБЙОУФЧЕООХА ЛПНОБФХ, РППВЕЭБМ ВЙМЕФ ЬФПФ ТБЪДПВЩФШ. чЕУШ ДЕОШ лПМС УДБЧБМ ДЕМБ, ВЕЗБМ У ПВИПДОЩН МЙУФЛПН, РПМХЮБМ Ч УФТПЕЧПН ПФДЕМЕ ДПЛХНЕОФЩ. фБН ЕЗП ЦДБМБ ЕЭЕ ПДОБ РТЙСФОБС ОЕПЦЙДБООПУФШ: ОБЮБМШОЙЛ ХЮЙМЙЭБ РТЙЛБЪПН ПВЯСЧМСМ ЕНХ ВМБЗПДБТОПУФШ ЪБ ЧЩРПМОЕОЙЕ ПУПВПЗП ЪБДБОЙС. б ЧЕЮЕТПН ДЕЦХТОЩК ЧТХЮЙМ ВЙМЕФ, Й лПМС рМХЦОЙЛПЧ, БЛЛХТБФОП ТБУРТПЭБЧЫЙУШ УП ЧУЕНЙ, ПФВЩМ Л НЕУФХ ОПЧПК УМХЦВЩ ЮЕТЕЪ ЗПТПД нПУЛЧХ, ЙНЕС Ч ЪБРБУЕ ФТЙ ДОС: ДП ЧПУЛТЕУЕОШС...

ч нПУЛЧХ РПЕЪД РТЙВЩЧБМ ХФТПН. дП лТПРПФЛЙОУЛПК лПМС ДПЕИБМ ОБ НЕФТП - УБНПН ЛТБУЙЧПН НЕФТП Ч НЙТЕ; ПО ЧУЕЗДБ РПНОЙМ ПВ ЬФПН Й ЙУРЩФЩЧБМ ОЕЧЕТПСФОПЕ ЮХЧУФЧП ЗПТДПУФЙ, УРХУЛБСУШ РПД ЪЕНМА. оБ УФБОГЙЙ «дЧПТЕГ уПЧЕФПЧ» ПО ЧЩЫЕМ; ОБРТПФЙЧ РПДОЙНБМУС ЗМХИПК ЪБВПТ, ЪБ ЛПФПТЩН ЮФП-ФП УФХЮБМП, ЫЙРЕМП Й ЗТПИБМП. й ОБ ЬФПФ ЪБВПТ лПМС ФПЦЕ УНПФТЕМ У ПЗТПНОПК ЗПТДПУФША, РПФПНХ ЮФП ЪБ ОЙН ЪБЛМБДЩЧБМУС ЖХОДБНЕОФ УБНПЗП ЧЩУПЛПЗП ЪДБОЙС Ч НЙТЕ: дЧПТГБ уПЧЕФПЧ У ЗЙЗБОФУЛПК УФБФХЕК мЕОЙОБ ОБЧЕТИХ.

чПЪМЕ ДПНБ, ПФЛХДБ ПО ДЧБ ЗПДБ ОБЪБД ХЫЕМ Ч ХЮЙМЙЭЕ, лПМС ПУФБОПЧЙМУС. дПН ЬФПФ - УБНЩК ПВЩЛОПЧЕООЩК НОПЗПЛЧБТФЙТОЩК НПУЛПЧУЛЙК ДПН УП УЧПДЮБФЩНЙ ЧПТПФБНЙ, ЗМХИЙН ДЧПТПН Й НОПЦЕУФЧПН ЛПЫЕЛ, - ДПН ЬФПФ ВЩМ УПЧУЕН РП-ПУПВПНХ ДПТПЗ ЕНХ. ъДЕУШ ПО ЪОБМ ЛБЦДХА МЕУФОЙГХ, ЛБЦДЩК ХЗПМ Й ЛБЦДЩК ЛЙТРЙЮ Ч ЛБЦДПН ХЗМХ. ьФП ВЩМ ЕЗП ДПН, Й ЕУМЙ РПОСФЙЕ «ТПДЙОБ» ПЭХЭБМПУШ ЛБЛ ОЕЮФП ЗТБОДЙПЪОПЕ, ФП ДПН ВЩМ РПРТПУФХ УБНЩН ТПДОЩН НЕУФПН ОБ ЧУЕК ЪЕНМЕ.

лПМС УФПСМ ЧПЪМЕ ДПНБ, ХМЩВБМУС Й ДХНБМ, ЮФП ФБН, ЧП ДЧПТЕ, ОБ УПМОЕЮОПК УФПТПОЕ, ОБЧЕТОСЛБ УЙДЙФ нБФЧЕЕЧОБ, ЧСЦЕФ ВЕУЛПОЕЮОЩК ЮХМПЛ Й ЪБЗПЧБТЙЧБЕФ УП ЧУЕНЙ, ЛФП РТПИПДЙФ НЙНП. пО РТЕДУФБЧЙМ, ЛБЛ ПОБ ПУФБОПЧЙФ ЕЗП Й УРТПУЙФ, ЛХДБ ПО ЙДЕФ, ЮЕК ПО Й ПФЛХДБ. пО РПЮЕНХ-ФП ВЩМ ХЧЕТЕО, ЮФП нБФЧЕЕЧОБ ОЙ ЪБ ЮФП ЕЗП ОЕ ХЪОБЕФ, Й ЪБТБОЕЕ ТБДПЧБМУС.

й ФХФ ЙЪ ЧПТПФ ЧЩЫМЙ ДЧЕ ДЕЧХЫЛЙ. оБ ФПК, ЛПФПТБС ВЩМБ ЮХФШ РПЧЩЫЕ, РМБФШЕ ВЩМП У ЛПТПФЛЙНЙ ТХЛБЧЮЙЛБНЙ, ОП ЧУС ТБЪОЙГБ НЕЦДХ ДЕЧХЫЛБНЙ ОБ ЬФПН Й ЛПОЮБМБУШ: ПОЙ ОПУЙМЙ ПДЙОБЛПЧЩЕ РТЙЮЕУЛЙ, ПДЙОБЛПЧЩЕ ВЕМЩЕ ОПУПЮЛЙ Й ВЕМЩЕ РТПТЕЪЙОЕООЩЕ ФХЖМЙ. нБМЕОШЛБС НЕМШЛПН ЗМСОХМБ ОБ ЪБФСОХФПЗП ДП ОЕЧПЪНПЦОПУФЙ МЕКФЕОБОФБ У ЮЕНПДБОПН, УЧЕТОХМБ ЧУМЕД ЪБ РПДТХЗПК, ОП ЧДТХЗ ЪБНЕДМЙМБ ЫБЗ Й ЕЭЕ ТБЪ ПЗМСОХМБУШ.

ЧЕТБ?.. - ЫЕРПФПН УРТПУЙМ лПМС. - чЕТЛБ, ЮЕТФЕОПЛ, ЬФП ФЩ?..

чЙЪЗ ВЩМ УМЩЫЕО Х нБОЕЦБ. уЕУФТБ У ТБЪВЕЗХ ВТПУЙМБУШ ОБ ЫЕА, ЛБЛ Ч ДЕФУФЧЕ РПДПЗОХЧ ЛПМЕОЙ, Й ПО ЕДЧБ ХУФПСМ: ПОБ УФБМБ ДПЧПМШОП-ФБЛЙ ФСЦЕМЕОШЛПК, ЬФБ ЕЗП УЕУФТЕОЛБ...

ЛПМС! лПМЕЮЛБ! лПМШЛБ!..

ЛБЛБС ЦЕ ФЩ ВПМШЫБС УФБМБ, чЕТБ.

ЫЕУФОБДГБФШ МЕФ! - У ЗПТДПУФША УЛБЪБМБ ПОБ. - б ФЩ ДХНБМ, ФЩ ПДЙО ТБУФЕЫШ, ДБ?.. пК, ДБ ФЩ ХЦЕ МЕКФЕОБОФ! чБМАЫЛБ, РПЪДТБЧШ ФПЧБТЙЭБ МЕКФЕОБОФБ.

чЩУПЛБС, ХМЩВБСУШ, ЫБЗОХМБ ОБЧУФТЕЮХ:

ЪДТБЧУФЧХК, лПМС.

пО ХФЛОХМУС ЧЪЗМСДПН Ч ПВФСОХФХА УЙФГЕН ЗТХДШ. пО ПФМЙЮОП РПНОЙМ ДЧХИ ИХДАЭЙИ ДЕЧЮПОПЛ, ЗПМЕОБУФЩИ, ЛБЛ ЛХЪОЕЮЙЛЙ. й РПУРЕЫОП ПФЧЕМ ЗМБЪБ:

ОХ, ДЕЧПЮЛЙ, ЧБУ ОЕ ХЪОБФШ...

ПК, ОБН Ч ЫЛПМХ! - ЧЪДПИОХМБ чЕТБ. - уЕЗПДОС РПУМЕДОЕЕ ЛПНУПНПМШУЛПЕ, Й ОЕ РПКФЙ РТПУФП ОЕЧПЪНПЦОП.

ЧЕЮЕТПН ЧУФТЕФЙНУС, - УЛБЪБМБ чБМС. пОБ ВЕЪЪБУФЕОЮЙЧП ТБЪЗМСДЩЧБМБ ЕЗП ХДЙЧЙФЕМШОП УРПЛПКОЩНЙ ЗМБЪБНЙ. пФ ЬФПЗП лПМС УНХЭБМУС Й УЕТДЙМУС, РПФПНХ ЮФП ВЩМ УФБТЫЕ Й РП ЧУЕН ЪБЛПОБН УНХЭБФШУС ДПМЦОЩ ВЩМЙ ДЕЧЮПОЛЙ.

ЧЕЮЕТПН С ХЕЪЦБА.

ЛХДБ? - ХДЙЧЙМБУШ чЕТБ.

Л ОПЧПНХ НЕУФХ УМХЦВЩ, - ОЕ ВЕЪ ЧБЦОПУФЙ УЛБЪБМ ПО. - с ФХФ РТПЕЪДПН.

ЪОБЮЙФ, Ч ПВЕД. - чБМС ПРСФШ РПКНБМБ ЕЗП ЧЪЗМСД Й ХМЩВОХМБУШ. - с РБФЕЖПО РТЙОЕУХ.

ЪОБЕЫШ, ЛБЛЙЕ Х чБМАЫЛЙ РМБУФЙОПЮЛЙ? рПМШУЛЙЕ, ЪБЛБЮБЕЫШУС!.. чЫЙУФЛП НОЙ ЕДОП, ЧЫЙУФЛП НОЙ ЕДОП... - РТПРЕМБ чЕТБ. - оХ, НЩ РПВЕЦБМЙ.

НБНБ ДПНБ?

пОЙ ДЕКУФЧЙФЕМШОП РПВЕЦБМЙ - ОБМЕЧП, Л ЫЛПМЕ: ПО УБН ВЕЗБМ ЬФЙН РХФЕН ДЕУСФШ МЕФ. лПМС ЗМСДЕМ ЧУМЕД, УНПФТЕМ, ЛБЛ ЧЪМЕФБАФ ЧПМПУЩ, ЛБЛ ВШАФУС РМБФШС П ЪБЗПТЕМЩЕ ЙЛТЩ, Й ИПФЕМ, ЮФПВЩ ДЕЧПЮЛЙ ПЗМСОХМЙУШ. й РПДХНБМ: «еУМЙ ПЗМСОХФУС, ФП...» пО ОЕ ХУРЕМ ЪБЗБДБФШ, ЮФП ФПЗДБ ВХДЕФ: ЧЩУПЛБС ЧДТХЗ РПЧЕТОХМБУШ Л ОЕНХ. пО НБИОХМ Ч ПФЧЕФ Й УТБЪХ ЦЕ ОБЗОХМУС ЪБ ЮЕНПДБОПН, РПЮХЧУФЧПЧБЧ, ЮФП ОБЮЙОБЕФ ЛТБУОЕФШ.

«чПФ ХЦБУ-ФП, - РПДХНБМ ПО У ХДПЧПМШУФЧЙЕН. - оХ, ЮЕЗП, УРТБЫЙЧБЕФУС, НОЕ ЛТБУОЕФШ?..»

пО РТПЫЕМ ФЕНОЩК ЛПТЙДПТ ЧПТПФ Й РПУНПФТЕМ ОБМЕЧП, ОБ УПМОЕЮОХА УФПТПОХ ДЧПТБ, ОП нБФЧЕЕЧОЩ ФБН ОЕ ВЩМП. ьФП ОЕРТЙСФОП ХДЙЧЙМП ЕЗП, ОП ФХФ лПМС ПЛБЪБМУС РЕТЕД УПВУФЧЕООЩН РПДЯЕЪДПН Й ОБ ПДОПН ДЩИБОЙЙ ЧМЕФЕМ ОБ РСФЩК ЬФБЦ.

нБНБ УПЧУЕН ОЕ ЙЪНЕОЙМБУШ, Й ДБЦЕ ИБМБФ ОБ ОЕК ВЩМ ФПФ ЦЕ, Ч ЗПТПЫЕЛ. хЧЙДЕЧ ЕЗП, ПОБ ЧДТХЗ ЪБРМБЛБМБ:

ВПЦЕ, ЛБЛ ФЩ РПИПЦ ОБ ПФГБ!..

пФГБ лПМС РПНОЙМ УНХФОП: Ч ДЧБДГБФШ ЫЕУФПН ФПФ ХЕИБМ Ч уТЕДОАА бЪЙА Й - ОЕ ЧЕТОХМУС. нБНХ ЧЩЪЧБМЙ Ч зМБЧОПЕ РПМЙФХРТБЧМЕОЙЕ Й ФБН ТБУУЛБЪБМЙ, ЮФП ЛПНЙУУБТ рМХЦОЙЛПЧ ХВЙФ Ч УИЧБФЛЕ У ВБУНБЮБНЙ Х ЛЙЫМБЛБ лПЪ лХДХЛ.

нБНБ ЛПТНЙМБ ЕЗП ЪБЧФТБЛПН Й ВЕУРТЕТЩЧОП ЗПЧПТЙМБ. лПМС РПДДБЛЙЧБМ, ОП УМХЫБМ ТБУУЕСООП: ПО ЧУЕ ЧТЕНС ДХНБМ ПВ ЬФПК ЧДТХЗ ЧЩТПУЫЕК чБМШЛЕ ЙЪ УПТПЛ ДЕЧСФПК ЛЧБТФЙТЩ Й ПЮЕОШ ИПФЕМ, ЮФПВЩ НБНБ ЪБЗПЧПТЙМБ П ОЕК. оП НБНХ ЙОФЕТЕУПЧБМЙ ДТХЗЙЕ ЧПРТПУЩ.

Б С ЙН ЗПЧПТА: «вПЦЕ НПК, ВПЦЕ НПК, ОЕХЦЕМЙ ДЕФЙ ДПМЦОЩ ГЕМЩК ДЕОШ УМХЫБФШ ЬФП ЗТПНЛПЕ ТБДЙП? х ОЙИ ЧЕДШ НБМЕОШЛЙЕ ХЫЙ, Й ЧППВЭЕ ЬФП ОЕРЕДБЗПЗЙЮОП». нОЕ, ЛПОЕЮОП, ПФЛБЪБМЙ, РПФПНХ ЮФП ОБТСД ХЦЕ ВЩМ РПДРЙУБО, Й РПУФБЧЙМЙ ЗТПНЛПЗПЧПТЙФЕМШ. оП С РПЫМБ Ч ТБКЛПН Й ЧУЕ ПВЯСУОЙМБ...

нБНБ ЪБЧЕДПЧБМБ ДЕФУЛЙН УБДПН Й РПУФПСООП РТЕВЩЧБМБ Ч ЛБЛЙИ-ФП УФТБООЩИ ИМПРПФБИ. ъБ ДЧБ ЗПДБ лПМС РПТСДЛПН ПФЧЩЛ ПФ ЧУЕЗП Й ФЕРЕТШ ВЩ УМХЫБМ У ХДПЧПМШУФЧЙЕН, ОП Ч ЗПМПЧЕ ЧУЕ ЧТЕНС ЧЕТФЕМБУШ ЬФБ чБМС-чБМЕОФЙОБ...

ДБ, НБНБ, С чЕТПЮЛХ Х ЧПТПФ ЧУФТЕФЙМ, - ОЕЧРПРБД УЛБЪБМ ПО, РТЕТЩЧБС НБФШ ОБ УБНПН ЧПМОХАЭЕН НЕУФЕ. - пОБ У ЬФПК ВЩМБ... оХ, ЛБЛ ЕЕ?.. у чБМЕК...

ДБ, ПОЙ Ч ЫЛПМХ РПЫМЙ. иПЮЕЫШ ЕЭЕ ЛПЖЕ?

ОЕФ, НБН, УРБУЙВП. - лПМС РТПЫЕМУС РП ЛПНОБФЕ, РПУЛТЙРЕМ Ч УЧПЕ ХДПЧПМШУФЧЙЕ. нБНБ ПРСФШ ОБЮБМБ ЧУРПНЙОБФШ ЮФП-ФП ДЕФУБДПЧУЛПЕ, ОП ПО РЕТЕВЙМ: - б ЮФП, чБМС ЧУЕ ЕЭЕ ХЮЙФУС, ДБ?

ДБ ФЩ ЮФП, лПМАЫЛБ, чБМЙ ОЕ РПНОЙЫШ? пОБ ЦЕ ОЕ ЧЩМЕЪБМБ ПФ ОБУ. - нБНБ ЧДТХЗ ТБУУНЕСМБУШ. - чЕТПЮЛБ ЗПЧПТЙМБ, ЮФП чБМАЫБ ВЩМБ Ч ФЕВС ЧМАВМЕОБ.

ЗМХРПУФЙ ЬФП! - УЕТДЙФП ЪБЛТЙЮБМ лПМС. - зМХРПУФЙ!..

ЛПОЕЮОП, ЗМХРПУФЙ, - ОЕПЦЙДБООП МЕЗЛП УПЗМБУЙМБУШ НБНБ. - фПЗДБ ПОБ ЕЭЕ ДЕЧЮПОЛПК ВЩМБ, Б ФЕРЕТШ - ОБУФПСЭБС ЛТБУБЧЙГБ. оБЫБ чЕТПЮЛБ ФПЦЕ ИПТПЫБ, ОП чБМС - РТПУФП ЛТБУБЧЙГБ.

ОХ, ХЦ Й ЛТБУБЧЙГБ, - ЧПТЮМЙЧП УЛБЪБМ ПО, У ФТХДПН УЛТЩЧБС ЧДТХЗ ПИЧБФЙЧЫХА ЕЗП ТБДПУФШ. - пВЩЛОПЧЕООБС ДЕЧЮПОЛБ, ЛБЛЙИ ФЩУСЮЙ Ч ОБЫЕК УФТБОЕ... мХЮЫЕ УЛБЦЙ, ЛБЛ нБФЧЕЕЧОБ УЕВС ЮХЧУФЧХЕФ? с ЧИПЦХ ЧП ДЧПТ...

ХНЕТМБ ОБЫБ нБФЧЕЕЧОБ, - ЧЪДПИОХМБ НБНБ.

ЛБЛ ФБЛ - ХНЕТМБ? - ОЕ РПОСМ ПО.

МАДЙ ХНЙТБАФ, лПМС, - ПРСФШ ЧЪДПИОХМБ НБНБ. - фЩ УЮБУФМЙЧЩК, ФЩ НПЦЕЫШ ЕЭЕ ОЕ ДХНБФШ ПВ ЬФПН,

й лПМС РПДХНБМ, ЮФП ПО Й ЧРТБЧДХ УЮБУФМЙЧЩК, ТБЪ ЧУФТЕФЙМ ЧПЪМЕ ЧПТПФ ФБЛХА ХДЙЧЙФЕМШОХА ДЕЧХЫЛХ, Б ЙЪ ТБЪЗПЧПТБ ЧЩСУОЙМ, ЮФП ДЕЧХЫЛБ ЬФБ ВЩМБ Ч ОЕЗП ЧМАВМЕОБ...

рПУМЕ ЪБЧФТБЛБ лПМС ПФРТБЧЙМУС ОБ вЕМПТХУУЛЙК ЧПЛЪБМ. оХЦОЩК ЕНХ РПЕЪД ПФИПДЙМ Ч УЕНШ ЧЕЮЕТБ, ЮФП ВЩМП УПЧЕТЫЕООП ОЕЧПЪНПЦОП. лПМС РПИПДЙМ РП ЧПЛЪБМХ, РПЧЪДЩИБМ Й ОЕ ПЮЕОШ ТЕЫЙФЕМШОП РПУФХЮБМУС Л ДЕЦХТОПНХ РПНПЭОЙЛХ ЧПЕООПЗП ЛПНЕОДБОФБ.

РПРПЪЦЕ? - дЕЦХТОЩК РПНПЭОЙЛ ФПЦЕ ВЩМ НПМПД Й ОЕУПМЙДОП РПДНЙЗЙЧБМ. - юФП, МЕКФЕОБОФ, УЕТДЕЮОЩЕ ДЕМБ?

ОЕФ, - ПРХУФЙЧ ЗПМПЧХ, УЛБЪБМ лПМС. - нБНБ Х НЕОС ВПМШОБ, ПЛБЪЩЧБЕФУС. пЮЕОШ... - фХФ ПО ЙУРХЗБМУС, ЮФП НПЦЕФ ОБЛМЙЛБФШ ДЕКУФЧЙФЕМШОХА ВПМЕЪОШ, Й РПУРЕЫОП РПРТБЧЙМУС: - оЕФ, ОЕ ПЮЕОШ, ОЕ ПЮЕОШ...

РПОСФОП, - ПРСФШ РПДНЙЗОХМ ДЕЦХТОЩК. - уЕКЮБУ РПЗМСДЙН ОБУЮЕФ НБНЩ.

пО РПМЙУФБМ ЛОЙЗХ, РПФПН УФБМ ЪЧПОЙФШ РП ФЕМЕЖПОБН, ТБЪЗПЧБТЙЧБС ЧТПДЕ ВЩ РП ДТХЗЙН РПЧПДБН. лПМС ФЕТРЕМЙЧП ЦДБМ, ТБУУНБФТЙЧБС РМБЛБФЩ П РЕТЕЧПЪЛБИ. оБЛПОЕГ ДЕЦХТОЩК РПМПЦЙМ РПУМЕДОАА ФТХВЛХ.

У РЕТЕУБДЛПК УПЗМБУЕО? пФРТБЧМЕОЙЕ Ч ФТЙ НЙОХФЩ РЕТЧПЗП, РПЕЪД нПУЛЧБ-нЙОУЛ. ч нЙОУЛЕ - РЕТЕУБДЛБ.

УПЗМБУЕО, - УЛБЪБМ лПМС. - вПМШЫПЕ ЧБН УРБУЙВП, ФПЧБТЙЭ УФБТЫЙК МЕКФЕОБОФ.

рПМХЮЙЧ ВЙМЕФ, ПО ФХФ ЦЕ ОБ ХМЙГЕ зПТШЛПЗП ЪБЫЕМ Ч ЗБУФТПОПН Й, ИНХТСУШ, ДПМЗП ТБЪЗМСДЩЧБМ ЧЙОБ. оБЛПОЕГ ЛХРЙМ ЫБНРБОУЛПЗП, РПФПНХ ЮФП РЙМ ЕЗП ОБ ЧЩРХУЛОПН ВБОЛЕФЕ, ЧЙЫОЕЧПК ОБМЙЧЛЙ, РПФПНХ ЮФП ФБЛХА ОБМЙЧЛХ ДЕМБМБ НБНБ, Й НБДЕТХ, РПФПНХ ЮФП ЮЙФБМ П ОЕК Ч ТПНБОЕ РТП БТЙУФПЛТБФПЧ.

ФЩ УПЫЕМ У ХНБ! - УЕТДЙФП УЛБЪБМБ НБНБ. - ьФП ЮФП ЦЕ: ОБ ЛБЦДПЗП РП ВХФЩМЛЕ?

Б!.. - лПМС ВЕУРЕЮОП НБИОХМ ТХЛПК. - зХМСФШ ФБЛ ЗХМСФШ!

чУФТЕЮБ ХДБМБУШ ОБ УМБЧХ. оБЮБМБУШ ПОБ У ФПТЦЕУФЧЕООПЗП ПВЕДБ, ТБДЙ ЛПФПТПЗП НБНБ ПДПМЦЙМБ Х УПУЕДЕК ЕЭЕ ПДОХ ЛЕТПУЙОЛХ. чЕТБ ЧЕТФЕМБУШ ОБ ЛХИОЕ, ОП ЮБУФП ЧТЩЧБМБУШ У ПЮЕТЕДОЩН ЧПРТПУПН:

Б ЙЪ РХМЕНЕФБ ФЩ УФТЕМСМ?

УФТЕМСМ.

ЙЪ «НБЛУЙНБ»?

ЙЪ «НБЛУЙНБ». й ЙЪ ДТХЗЙИ УЙУФЕН ФПЦЕ.

ЧПФ ЪДПТПЧП!.. - ЧПУИЙЭЕООП БИБМБ чЕТБ. лПМС ПЪБВПЮЕООП ИПДЙМ РП ЛПНОБФЕ. пО РПДЫЙМ УЧЕЦЙК РПДЧПТПФОЙЮПЛ, ОБДТБЙМ УБРПЗЙ Й ФЕРЕТШ ИТХУФЕМ ЧУЕНЙ ТЕНОСНЙ. пФ. ЧПМОЕОЙС ПО УПЧУЕН ОЕ ИПФЕМ ЕУФШ, Б чБМС ЧУЕ ОЕ ЫМБ Й ОЕ ЫМБ.

Б ЛПНОБФХ ФЕВЕ ДБДХФ?

ДБДХФ, ДБДХФ.

ПФДЕМШОХА?

ЛПОЕЮОП. - пО РПУНПФТЕМ ОБ чЕТПЮЛХ УОЙУИПДЙФЕМШОП. - с ЧЕДШ УФТПЕЧПК ЛПНБОДЙТ.

НЩ Л ФЕВЕ РТЙЕДЕН, - ФБЙОУФЧЕООП ЪБЫЕРФБМБ ПОБ. - нБНХ ПФРТБЧЙН У ДЕФУЛЙН УБДПН ОБ ДБЮХ Й РТЙЕДЕН Л ФЕВЕ...

ЛФП ЬФП - НЩ?

пО ЧУЕ РПОСМ, Й УЕТДГЕ УМБДЛП ЛПМЩИОХМПУШ.

ФБЛ ЛФП ЦЕ ФБЛЙЕ - НЩ?

ОЕХЦЕМЙ ОЕ РПОЙНБЕЫШ? оХ, НЩ - ЬФП НЩ: С Й чБМАЫЛБ.

лПМС РПЛБЫМСМ, ЮФПВЩ УРТСФБФШ ОЕЛУФБФЙ ЧЩРПМЪЫХА ХМЩВЛХ, Й УПМЙДОП УЛБЪБМ:

РТПРХУЛ, ЧЕТПСФОП, РПФТЕВХЕФУС. ъБТБОЕЕ ОБРЙЫЙ, ЮФПВЩ У ЛПНБОДПЧБОЙЕН ДПЗПЧПТЙФШУС...

ПК, Х НЕОС ЛБТФПЫЛБ РЕТЕЧБТЙМБУШ!..

лТХФОХМБУШ ОБ ЛБВМХЛЕ, ТБЪДХМБ ЛХРПМПН РМБФШЕ, ИМПРОХМБ ДЧЕТША. лПМС ФПМШЛП РПЛТПЧЙФЕМШУФЧЕООП ХУНЕИОХМУС. б ЛПЗДБ ЪБЛТЩМБУШ ДЧЕТШ, УПЧЕТЫЙМ ЧДТХЗ ОЕНЩУМЙНЩК РТЩЦПЛ Й Ч РПМОПН ЧПУФПТЗЕ ЪБИТХУФЕМ ТЕНОСНЙ: ЪОБЮЙФ, ПОЙ УЕЗПДОС ЗПЧПТЙМЙ П РПЕЪДЛЕ, ЪОБЮЙФ, ХЦЕ РМБОЙТПЧБМЙ ЕЕ, ЪОБЮЙФ, ИПФЕМЙ ЧУФТЕФЙФШУС У ОЙН, ЪОБЮЙФ... оП ЮФП ДПМЦОП ВЩМП УМЕДПЧБФШ ЪБ РПУМЕДОЙН «ЪОБЮЙФ», лПМС ОЕ РТПЙЪОПУЙМ ДБЦЕ РТП УЕВС.

б РПФПН РТЙЫМБ чБМС. л ОЕУЮБУФША, НБНБ Й чЕТБ ЧУЕ ЕЭЕ ЧПЪЙМЙУШ У ПВЕДПН, ТБЪЗПЧПТ ОБЮБФШ ВЩМП ОЕЛПНХ, Й лПМС ИПМПДЕМ РТЙ НЩУМЙ, ЮФП чБМС ЙНЕЕФ ЧУЕ ПУОПЧБОЙС ОЕНЕДМЕООП ПФЛБЪБФШУС ПФ МЕФОЕК РПЕЪДЛЙ.

ФЩ ОЙЛБЛ ОЕ НПЦЕЫШ ЪБДЕТЦБФШУС Ч нПУЛЧЕ? лПМС ПФТЙГБФЕМШОП РПЛБЮБМ ЗПМПЧПК.

ОЕХЦЕМЙ ФБЛ УТПЮОП? лПМС РПЦБМ РМЕЮБНЙ.

ОБ ЗТБОЙГЕ ОЕУРПЛПКОП, ДБ? - РПОЙЪЙЧ ЗПМПУ, УРТПУЙМБ ПОБ.

лПМС ПУФПТПЦОП ЛЙЧОХМ, УОБЮБМБ, РТБЧДБ, РПДХНБЧ ОБУЮЕФ УЕЛТЕФОПУФЙ.

РБРБ ЗПЧПТЙФ, ЮФП зЙФМЕТ УФСЗЙЧБЕФ ЧПЛТХЗ ОБУ ЛПМШГП,

Х ОБУ У зЕТНБОЙЕК ДПЗПЧПТ П ОЕОБРБДЕОЙЙ, - ИТЙРМП УЛБЪБМ лПМС, РПФПНХ ЮФП ЛЙЧБФШ ЗПМПЧПК ЙМЙ РПЦЙНБФШ РМЕЮБНЙ ВЩМП ХЦЕ ОЕЧПЪНПЦОП. - уМХИЙ П ЛПОГЕОФТБГЙЙ ОЕНЕГЛЙИ ЧПКУЛ Х ОБЫЙИ ЗТБОЙГ ОЙ ОБ ЮЕН ОЕ ПУОПЧБОЩ Й СЧМСАФУС ТЕЪХМШФБФПН РТПЙУЛПЧ БОЗМП-ЖТБОГХЪУЛЙИ ЙНРЕТЙБМЙУФПЧ.

С ЮЙФБМБ ЗБЪЕФЩ, - У МЕЗЛЙН ОЕХДПЧПМШУФЧЙЕН УЛБЪБМБ чБМС, - б РБРБ ЗПЧПТЙФ, ЮФП РПМПЦЕОЙЕ ПЮЕОШ УЕТШЕЪОПЕ.

чБМЙО РБРБ ВЩМ ПФЧЕФТБВПФОЙЛПН, ОП лПМС РПДПЪТЕЧБМ, ЮФП Ч ДХЫЕ ПО ОЕНОПЦЛП РБОЙЛЕТ. й УЛБЪБМ:

ОБДП ПРБУБФШУС РТПЧПЛБГЙК.

ОП ЧЕДШ ЖБЫЙЪН - ЬФП ЦЕ ХЦБУОП! фЩ ЧЙДЕМ ЖЙМШН «рТПЖЕУУПТ нБНМПЛ»?

ЧЙДЕМ: ФБН пМЕЗ цБТПЧ ЙЗТБЕФ. жБЫЙЪН - ЬФП, ЛПОЕЮОП, ХЦБУОП, Б ЙНРЕТЙБМЙЪН, РП-ФЧПЕНХ, МХЮЫЕ?

ЛБЛ ФЩ ДХНБЕЫШ, ВХДЕФ ЧПКОБ?

ЛПОЕЮОП, - ХЧЕТЕООП УЛБЪБМ ПО. - ъТС, ЮФП МЙ, ПФЛТЩМЙ УФПМШЛП ХЮЙМЙЭ У ХУЛПТЕООПК РТПЗТБННПК? оП ЬФП ВХДЕФ ВЩУФТБС ЧПКОБ.

ФЩ Ч ЬФПН ХЧЕТЕО?

ХЧЕТЕО. чП-РЕТЧЩИ, ОБДП ХЮЕУФШ РТПМЕФБТЙБФ РПТБВПЭЕООЩИ ЖБЫЙЪНПН Й ЙНРЕТЙБМЙЪНПН УФТБО. чП-ЧФПТЩИ, РТПМЕФБТЙБФ УБНПК зЕТНБОЙЙ, ЪБДБЧМЕООЩК зЙФМЕТПН. ч-ФТЕФШЙИ, НЕЦДХОБТПДОХА УПМЙДБТОПУФШ ФТХДСЭЙИУС ЧУЕЗП НЙТБ. оП УБНПЕ ЗМБЧОПЕ - ЬФП ТЕЫБАЭБС НПЭШ ОБЫЕК лТБУОПК бТНЙЙ. оБ ЧТБЦЕУЛПК ФЕТТЙФПТЙЙ НЩ ОБОЕУЕН ЧТБЗХ УПЛТХЫЙФЕМШОЩК ХДБТ.

Б жЙОМСОДЙС? - ЧДТХЗ ФЙИП УРТПУЙМБ ПОБ.

Б ЮФП - жЙОМСОДЙС? - пО У ФТХДПН УЛТЩМ ОЕХДПЧПМШУФЧЙЕ: ЬФП ЧУЕ РБОЙЛЕТ РБРПЮЛБ ЕЕ ОБУФТБЙЧБЕФ. - ч жЙОМСОДЙЙ ВЩМБ ЗМХВПЛП ЬЫЕМПОЙТПЧБООБС МЙОЙС ПВПТПОЩ, ЛПФПТХА ОБЫЙ ЧПКУЛБ ЧЪМПНБМЙ ВЩУФТП Й ТЕЫЙФЕМШОП. оЕ РПОЙНБА, ЛБЛЙЕ ФХФ НПЗХФ ВЩФШ УПНОЕОЙС.

ЕУМЙ ФЩ УЮЙФБЕЫШ, ЮФП УПНОЕОЙК ОЕ НПЦЕФ ВЩФШ, ЪОБЮЙФ, ЙИ РТПУФП ОЕФ, - ХМЩВОХМБУШ чБМС. - иПЮЕЫШ РПУНПФТЕФШ, ЛБЛЙЕ РМБУФЙОЛЙ НОЕ РТЙЧЕЪ РБРБ ЙЪ вЕМПУФПЛБ?

рМБУФЙОЛЙ Х чБМЙ ВЩМЙ ЪБНЕЮБФЕМШОЩЕ: РПМШУЛЙЕ ЖПЛУФТПФЩ, «юЕТОЩЕ ЗМБЪБ», Й «пЮЙ ЮЕТОЩЕ», Й ДБЦЕ ФБОЗП ЙЪ «рЕФЕТБ» Ч ЙУРПМОЕОЙЙ УБНПК жТБОЮЕУЛЙ зББМШ.

ЗПЧПТСФ, ПОБ ПУМЕРМБ! - ЫЙТПЛП ТБУРБИОХЧ ЛТХЗМЩЕ ЗМБЪБ, ЗПЧПТЙМБ чЕТПЮЛБ. - чЩЫМБ УОЙНБФШУС, РПУНПФТЕМБ УМХЮБКОП Ч УБНЩК ЗМБЧОЩК РТПЦЕЛФПТ Й УТБЪХ ПУМЕРМБ.

чБМС УЛЕРФЙЮЕУЛЙ ХМЩВОХМБУШ. лПМС ФПЦЕ УПНОЕЧБМУС Ч ДПУФПЧЕТОПУФЙ ЬФПК ЙУФПТЙЙ, ОП Ч ОЕЕ РПЮЕНХ-ФП ПЮЕОШ ИПФЕМПУШ ЧЕТЙФШ.

л ЬФПНХ ЧТЕНЕОЙ ПОЙ ХЦЕ ЧЩРЙМЙ ЫБНРБОУЛПЕ Й ОБМЙЧЛХ, Б НБДЕТХ ФПМШЛП РПРТПВПЧБМЙ Й ЪБВТБЛПЧБМЙ: ПОБ ПЛБЪБМБУШ ОЕУМБДЛПК, Й ВЩМП ОЕРПОСФОП, ЛБЛ НПЗ ЪБЧФТБЛБФШ ЧЙЛПОФ ДЕ рТЕУУЙ, НБЛБС Ч ОЕЕ ВЙУЛЧЙФЩ.

ЛЙОПБТФЙУФПН ВЩФШ ПЮЕОШ ПРБУОП, ПЮЕОШ! - РТПДПМЦБМБ чЕТБ. - нБМП ФПЗП, ЮФП ПОЙ УЛБЮХФ ОБ ВЕЫЕОЩИ МПЫБДСИ Й РТЩЗБАФ У РПЕЪДПЧ: ОБ ОЙИ ПЮЕОШ ЧТЕДОП ДЕКУФЧХЕФ УЧЕФ. йУЛМАЮЙФЕМШОП ЧТЕДОП.

чЕТПЮЛБ УПВЙТБМБ ЖПФПЗТБЖЙЙ БТФЙУФПЧ ЛЙОП. б лПМС ПРСФШ УПНОЕЧБМУС Й ПРСФШ ИПФЕМ ЧП ЧУЕ ЧЕТЙФШ. зПМПЧБ Х ОЕЗП УМЕЗЛБ ЛТХЦЙМБУШ, ТСДПН УЙДЕМБ чБМС, Й ПО ОЙЛБЛ ОЕ НПЗ УНБИОХФШ У МЙГБ ХМЩВЛХ, ИПФШ Й РПДПЪТЕЧБМ, ЮФП ПОБ ЗМХРПЧБФБ.

чБМС ФПЦЕ ХМЩВБМБУШ: УОЙУИПДЙФЕМШОП, ЛБЛ ЧЪТПУМБС. пОБ ВЩМБ ЧУЕЗП ОБ РПМЗПДБ УФБТЫЕ чЕТЩ, ОП ХЦЕ ХУРЕМБ РЕТЕЫБЗОХФШ ЮЕТЕЪ ФХ ЮЕТФХ, ЪБ ЛПФПТПК ЧЮЕТБЫОЙЕ ДЕЧЮПОЛЙ РТЕЧТБЭБАФУС Ч ЪБЗБДПЮОП НПМЮБМЙЧЩИ ДЕЧХЫЕЛ.

ЧЕТПЮЛБ ИПЮЕФ ВЩФШ ЛЙОПБТФЙУФЛПК, - УЛБЪБМБ НБНБ.

ОХ Й ЮФП? - У ЧЩЪПЧПН ЧЩЛТЙЛОХМБ чЕТБ Й ДБЦЕ ПУФПТПЦОП УФХЛОХМБ РХИМЩН ЛХМБЮЛПН РП УФПМХ. - ьФП ЪБРТЕЭЕОП, ДБ? оБПВПТПФ, ЬФП РТЕЛТБУОП, Й ЧПЪМЕ УЕМШУЛПИПЪСКУФЧЕООПК ЧЩУФБЧЛЙ ЕУФШ ФБЛПК УРЕГЙБМШОЩК ЙОУФЙФХФ...

ОХ, ИПТПЫП, ИПТПЫП, - НЙТПМАВЙЧП УПЗМБЫБМБУШ НБНБ. - ъБЛПОЮЙЫШ ДЕУСФЩК ЛМБУУ ОБ РСФЕТЛЙ - ЙДЙ ЛХДБ ИПЮЕЫШ. вЩМП ВЩ ЦЕМБОЙЕ.

Й ФБМБОФ, - УЛБЪБМБ чБМС. - ъОБЕЫШ, ЛБЛЙЕ ФБН ЬЛЪБНЕОЩ? чЩВЕТХФ ЛБЛПЗП-ОЙВХДШ РПУФХРБАЭЕЗП ДЕУСФЙЛМБУУОЙЛБ Й ЪБУФБЧСФ ФЕВС У ОЙН ГЕМПЧБФШУС.

ОХ, Й РХУФШ! рХУФШ! - ЧЕУЕМП ЛТЙЮБМБ ЛТБУОБС ПФ ЧЙОБ Й УРПТПЧ чЕТПЮЛБ. - рХУФШ ЪБУФБЧМСАФ! б С ФБЛЙН УЩЗТБА, ФБЛ УЩЗТБА, ЮФП ПОЙ ЧУЕ РПЧЕТСФ, ВХДФП С ЧМАВМЕОБ. чПФ!

Б С ВЩ ОЙ ЪБ ЮФП ОЕ УФБМБ ГЕМПЧБФШУС ВЕЪ МАВЧЙ. - чБМС ЧУЕЗДБ ЗПЧПТЙМБ ОЕЗТПНЛП, ОП ФБЛ, ЮФП ЕЕ ЧУЕ УМХЫБМЙ. - рП-НПЕНХ, ЬФП ХОЙЪЙФЕМШОП: ГЕМПЧБФШУС ВЕЪ МАВЧЙ.

Х юЕТОЩЫЕЧУЛПЗП Ч «юФП ДЕМБФШ?»... - ОБЮБМ ВЩМП лПМС.

ОБДП ЦЕ ТБЪМЙЮБФШ! - ЪБЛТЙЮБМБ ЧДТХЗ чЕТПЮЛБ, - оБДП ЦЕ ТБЪМЙЮБФШ, ЗДЕ ЦЙЪОШ, Б ЗДЕ - ЙУЛХУУФЧП.

С ОЕ РТП ЙУЛХУУФЧП, С РТП ЬЛЪБНЕОЩ. лБЛПЕ ЦЕ ФБН ЙУЛХУУФЧП?

Б УНЕМПУФШ? - ЪБДЙТЙУФП ОБУФХРБМБ чЕТПЮЛБ. - уНЕМПУФШ ТБЪЧЕ ОЕ ОХЦОБ БТФЙУФХ?

ЗПУРПДЙ, ЛБЛБС ХЦ ФХФ УНЕМПУФШ, - ЧЪДПИОХМБ НБНБ Й ОБЮБМБ ХВЙТБФШ УП УФПМБ, - дЕЧПЮЛЙ, РПНПЗЙФЕ НОЕ, Б РПФПН ВХДЕН ФБОГЕЧБФШ.

чУЕ УФБМЙ ХВЙТБФШ, УХЕФЙФШУС, Й лПМС ПУФБМУС ПДЙО. пО ПФПЫЕМ Л ПЛОХ Й УЕМ ОБ ДЙЧБО: ФПФ УБНЩК УЛТЙРХЮЙК ДЙЧБО, ОБ ЛПФПТПН УРБМ ЧУА ЫЛПМШОХА ЦЙЪОШ. еНХ ПЮЕОШ ИПФЕМПУШ ЧНЕУФЕ УП ЧУЕНЙ ХВЙТБФШ УП УФПМБ: ФПМЛБФШУС, ИПИПФБФШ, ИЧБФБФШУС ЪБ ПДОХ Й ФХ ЦЕ ЧЙМЛХ, ОП ПО РПДБЧЙМ ЬФП ЦЕМБОЙЕ, ЙВП ЛХДБ ЧБЦОЕЕ ВЩМП ОЕЧПЪНХФЙНП УЙДЕФШ ОБ ДЙЧБОЕ. л ФПНХ ЦЕ ЙЪ ХЗМБ НПЦОП ВЩМП ОЕЪБНЕФОП ОБВМАДБФШ ЪБ чБМЕК, МПЧЙФШ ЕЕ ХМЩВЛЙ, ЧЪНБИЙ ТЕУОЙГ, ТЕДЛЙЕ ЧЪЗМСДЩ. й ПО МПЧЙМ ЙИ, Б УЕТДГЕ УФХЮБМП, ЛБЛ РБТПЧПК НПМПФ ЧПЪМЕ УФБОГЙЙ НЕФТП «дЧПТЕГ уПЧЕФПЧ».

ч ДЕЧСФОБДГБФШ МЕФ лПМС ОЙ ТБЪХ ОЕ ГЕМПЧБМУС. пО ТЕЗХМСТОП ИПДЙМ Ч ХЧПМШОЕОЙС, УНПФТЕМ ЛЙОП, ВЩЧБМ Ч ФЕБФТЕ Й ЕМ НПТПЦЕОПЕ, ЕУМЙ ПУФБЧБМЙУШ ДЕОШЗЙ. б ЧПФ ФБОГЕЧБМ РМПИП, ФБОГРМПЭБДЛЙ ОЕ РПУЕЭБМ Й РПЬФПНХ ЪБ ДЧБ ЗПДБ ХЮЕВЩ ЗБЛ ОЙ У ЛЕН Й ОЕ РПЪОБЛПНЙМУС. лТПНЕ ВЙВМЙПФЕЛБТЫЙ ъПЙ.

оП УЕЗПДОС лПМС ВЩМ ТБД, ЮФП ОЙ У ЛЕН ОЕ ЪОБЛПНЙМУС. фП, ЮФП ВЩМП РТЙЮЙОПК ФБКОЩИ НХЮЕОЙК, ПВЕТОХМПУШ ЧДТХЗ ЙОПК УФПТПОПК, Й УЕКЮБУ, УЙДС ОБ ДЙЧБОЕ; ПО ХЦЕ ФПЮОП ЪОБМ, ЮФП ОЕ ЪОБЛПНЙМУС ФПМШЛП РПФПНХ, ЮФП ОБ УЧЕФЕ УХЭЕУФЧПЧБМБ чБМС. тБДЙ ФБЛПК ДЕЧХЫЛЙ УФПЙМП УФТБДБФШ, Й УФТБДБОЙС ЬФЙ ДБЧБМЙ ЕНХ РТБЧП ЗПТДП Й РТСНП ЧУФТЕЮБФШ ЕЕ ПУФПТПЦОЩК ЧЪЗМСД. й лПМС ВЩМ ПЮЕОШ ДПЧПМЕО УПВПК.

рПФПН ПОЙ ПРСФШ ЪБЧЕМЙ РБФЕЖПО, ОП ХЦЕ ОЕ ДМС ФПЗП, ЮФПВЩ УМХЫБФШ, Б ЮФПВЩ ФБОГЕЧБФШ. й лПМС, ЛТБУОЕС Й УВЙЧБСУШ, ФБОГЕЧБМ У чБМЕК, У чЕТПЮЛПК Й ПРСФШ - У чБМЕК.

ЧЫЙУФЛП НОЙ ЕДОП, ЧЫЙУФЛП НОЙ ЕДОП... - ОБРЕЧБМБ чЕТПЮЛБ, РПЛПТОП ФБОГХС УП УФХМПН.

лПМС ФБОГЕЧБМ НПМЮБ, РПФПНХ ЮФП ОЙЛБЛ ОЕ НПЗ ОБКФЙ ФЕНХ ДМС ТБЪЗПЧПТБ. б чБМЕ ОЙЛБЛПК ТБЪЗПЧПТ Й ОЕ ФТЕВПЧБМУС, ОП лПМС ЬФПЗП ОЕ РПОЙНБМ Й ЮХФПЮЛХ НХЮЙМУС.

ЧППВЭЕ-ФП НОЕ ДПМЦОЩ ДБФШ ЛПНОБФХ, - РПЛБЫМСЧ ДМС ХЧЕТЕООПУФЙ, УЛБЪБМ ПО. - оП ЕУМЙ ОЕ ДБДХФ, С Х ЛПЗП-ОЙВХДШ УОЙНХ.

чБМС НПМЮБМБ. лПМС УФБТБМУС, ЮФПВЩ ЪБЪПТ НЕЦДХ ОЙНЙ ВЩМ ЛБЛ НПЦОП ВПМШЫЕ, Й ЮХЧУФЧПЧБМ, ЮФП чБМЙОБ ХМЩВЛБ УПЧУЕН ОЕ РПИПЦБ ОБ ФХ, ЛПФПТПК ПУМЕРЙМБ ЕЗП ъПС Ч РПМХФШНЕ БММЕЙ. й РПЬФПНХ, РПОЙЪЙЧ ЗПМПУ Й РПЛТБУОЕЧ, ДПВБЧЙМ:

Б РТПРХУЛ С ЪБЛБЦХ. фПМШЛП ЪБТБОЕЕ ОБРЙЫЙФЕ.

й ПРСФШ чБМС РТПНПМЮБМБ, ОП лПМС УПЧУЕН ОЕ ТБУУФТПЙМУС. пО ЪОБМ, ЮФП ПОБ ЧУЕ УМЩЫЙФ Й ЧУЕ РПОЙНБЕФ, Й ВЩМ УЮБУФМЙЧ, ЮФП ПОБ НПМЮЙФ.

фЕРЕТШ лПМС ЪОБМ ФПЮОП, ЮФП ЬФП - МАВПЧШ. фБ УБНБС, П ЛПФПТПК ПО УФПМШЛП ЮЙФБМ Й У ЛПФПТПК ДП УЙИ РПТ ФБЛ Й ОЕ ЧУФТЕФЙМУС. ъПС... фХФ ПО ЧУРПНОЙМ П ъПЕ, ЧУРПНОЙМ РПЮФЙ У ХЦБУПН, РПФПНХ ЮФП чБМС, ЛПФПТБС ФБЛ РПОЙНБМБ ЕЗП, НПЗМБ ЛБЛЙН-ФП ЮХДПН ФПЦЕ ЧУРПНОЙФШ РТП ъПА, Й ФПЗДБ лПМЕ ФПМШЛП ПУФБМПУШ ВЩ ЪБУФТЕМЙФШУС. й ПО УФБМ ТЕЫЙФЕМШОП ЗОБФШ ЧУСЛЙЕ НЩУМЙ П ъПЕ, Б ъПС, ОБЗМП РПФТСУБС ПВПТЛБНЙ, ОЙЛБЛ ОЕ ЦЕМБМБ ЙУЮЕЪБФШ, Й лПМС ЙУРЩФЩЧБМ ОЕЪОБЛПНПЕ ДПУЕМЕ ЮХЧУФЧП ВЕУУЙМШОПЗП УФЩДБ.

б чБМС ХМЩВБМБУШ Й УНПФТЕМБ НЙНП ОЕЗП, ФПЮОП ЧЙДЕМБ ФБН ЮФП-ФП ОЕЧЙДЙНПЕ ДМС ЧУЕИ. й ПФ ЧПУИЙЭЕОЙС лПМС ДЕМБМУС ЕЭЕ ВПМЕЕ ОЕХЛМАЦЙН.

рПФПН ПОЙ ДПМЗП УФПСМЙ Х ПЛОБ: Й НБНБ Й чЕТПЮЛБ ЧДТХЗ ЛХДБ-ФП ЙУЮЕЪМЙ. оБ УБНПН-ФП ДЕМЕ ПОЙ РТПУФП НЩМЙ ОБ ЛХИОЕ РПУХДХ, ОП УЕКЮБУ ЬФП ВЩМП ЧУЕ ТБЧОП, ЮФП РЕТЕВТБФШУС ОБ ДТХЗХА РМБОЕФХ.

РБРБ ЗПЧПТЙМ, ЮФП ФБН НОПЗП БЙУФПЧ. фЩ ЧЙДЕМ ЛПЗДБ-ОЙВХДШ БЙУФПЧ?

ФБН ПОЙ ЦЙЧХФ РТСНП ОБ ЛТЩЫБИ ДПНПЧ. лБЛ МБУФПЮЛЙ. й ОЙЛФП ЙИ ОЕ ПВЙЦБЕФ, РПФПНХ ЮФП ПОЙ РТЙОПУСФ УЮБУФШЕ. вЕМЩЕ, ВЕМЩЕ БЙУФЩ... фЩ ПВСЪБФЕМШОП ДПМЦЕО ЙИ ХЧЙДЕФШ.

С ХЧЙЦХ, - РППВЕЭБМ ПО.

ОБРЙЫЙ, ЛБЛЙЕ ПОЙ. иПТПЫП?

ВЕМЩЕ, ВЕМЩЕ БЙУФЩ...

пО ЧЪСМ ЕЕ ЪБ ТХЛХ, ЙУРХЗБМУС ЬФПК ДЕТЪПУФЙ, ИПФЕМ ФПФЮБУ ЦЕ ПФРХУФЙФШ Й - ОЕ УНПЗ. й ВПСМУС, ЮФП ПОБ ПФДЕТОЕФ ЕЕ ЙМЙ ЮФП-ОЙВХДШ УЛБЦЕФ. оП чБМС НПМЮБМБ. б ЛПЗДБ УЛБЪБМБ, ОЕ ПФДЕТОХМБ ТХЛЙ:

ЕУМЙ ВЩ ФЩ ЕИБМ ОБ АЗ, ОБ УЕЧЕТ, ЙМЙ ДБЦЕ ОБ ЧПУФПЛ...

С УЮБУФМЙЧЩК. нОЕ ДПУФБМУС пУПВЩК ПЛТХЗ. ъОБЕЫШ, ЛБЛБС ЬФП ХДБЮБ?

пОБ ОЙЮЕЗП ОЕ ПФЧЕФЙМБ. фПМШЛП ЧЪДПИОХМБ.

С ВХДХ ЦДБФШ, - ФЙИП УЛБЪБМ ПО. - с ПЮЕОШ, ПЮЕОШ ВХДХ ЦДБФШ.

пО ПУФПТПЦОП РПЗМБДЙМ ЕЕ ТХЛХ, Б РПФПН ЧДТХЗ ВЩУФТП РТЙЦБМ Л ЭЕЛЕ. мБДПОШ РПЛБЪБМБУШ ЕНХ РТПИМБДОПК.

пЮЕОШ ИПФЕМПУШ УРТПУЙФШ, ВХДЕФ МЙ чБМС ФПУЛПЧБФШ, ОП УРТПУЙФШ лПМС ФБЛ Й ОЕ ТЕЫЙМУС. б РПФПН ЧМЕФЕМБ чЕТПЮЛБ, ЪБФБТБИФЕМБ У РПТПЗБ ЮФП-ФП РТП ъПА жЕДПТПЧХ, Й лПМС ОЕЪБНЕФОП ПФРХУФЙМ чБМЙОХ ТХЛХ.

ч ПДЙООБДГБФШ НБНБ ТЕЫЙФЕМШОП ЧЩЗОБМБ ЕЗП ОБ ЧПЛЪБМ. лПМС ОБУЛПТП Й ЛБЛ-ФП ОЕУЕТШЕЪОП РТПУФЙМУС У ОЕА, РПФПНХ ЮФП ДЕЧПЮЛЙ РПФБЭЙМЙ ЕЗП ЮЕНПДБО ЧОЙЪ. й НБНБ РПЮЕНХ-ФП ЧДТХЗ ЪБРМБЛБМБ - ФЙИП, ХМЩВБСУШ, - Б ПО ОЕ ЪБНЕЮБМ ЕЕ УМЕЪ Й ЧУЕ ТЧБМУС РПУЛПТЕЕ ХКФЙ.

РЙЫЙ, УЩОПЛ. рПЦБМХКУФБ, РЙЫЙ БЛЛХТБФОП.

МБДОП, НБН. лБЛ РТЙЕДХ, УТБЪХ ЦЕ ОБРЙЫХ.

ОЕ ЪБВЩЧБК...

лПМС Ч РПУМЕДОЙК ТБЪ РТЙЛПУОХМУС ЗХВБНЙ Л ХЦЕ РПУЕДЕЧЫЕНХ ЧЙУЛХ, УЛПМШЪОХМ ЪБ ДЧЕТШ Й ЮЕТЕЪ ФТЙ УФХРЕОШЛЙ РПОЕУУС ЧОЙЪ.

рПЕЪД ПФПЫЕМ ФПМШЛП Ч РПМПЧЙОЕ РЕТЧПЗП. лПМС ВПСМУС, ЮФП ДЕЧПЮЛЙ ПРПЪДБАФ ОБ НЕФТП, ОП ЕЭЕ ВПМШЫЕ ВПСМУС, ЮФП ПОЙ ХКДХФ, Й РПЬФПНХ ЧУЕ ЧТЕНС ЗПЧПТЙМ ПДОП Й ФП ЦЕ:

ОХ, ЙДЙФЕ ЦЕ. пРПЪДБЕФЕ.

б ПОЙ ОЙ ЪБ ЮФП ОЕ ИПФЕМЙ ХИПДЙФШ. б ЛПЗДБ ЪБУЧЙУФЕМ ЛПОДХЛФПТ Й РПЕЪД ФТПОХМУС, чБМС ЧДТХЗ РЕТЧБС ЫБЗОХМБ Л ОЕНХ. оП ПО ФБЛ ЦДБМ ЬФПЗП Й ФБЛ ТЧБОХМУС ОБЧУФТЕЮХ, ЮФП ПОЙ УФХЛОХМЙУШ ОПУБНЙ Й УНХЭЕООП ПФРТСОХМЙ ДТХЗ ПФ ДТХЗБ. б чЕТПЮЛБ ЛТЙЮБМБ: «лПМШЛБ, ПРПЪДБЕЫШ!..» - Й УПЧБМБ ЕНХ УЧЕТФПЛ У НБНЙОЩНЙ РЙТПЦЛБНЙ. пО ОБУЛПТП ЮНПЛОХМ УЕУФТХ Ч ЭЕЛХ, УИЧБФЙМ УЧЕТФПЛ Й ЧУЛПЮЙМ ОБ РПДОПЦЛХ. й ЧУЕ ЧТЕНС УНПФТЕМ, ЛБЛ НЕДМЕООП ПФРМЩЧБАФ ОБЪБД ДЧЕ ДЕЧЙЮШЙ ЖЙЗХТЛЙ Ч МЕЗЛЙИ УЧЕФМЩИ РМБФШСИ...

лПМС ЧРЕТЧЩЕ ЕИБМ Ч ДБМШОЙЕ УФТБОЩ. дП УЙИ РПТ РХФЕЫЕУФЧЙС ПЗТБОЙЮЙЧБМЙУШ ЗПТПДПН, ЗДЕ ОБИПДЙМПУШ ХЮЙМЙЭЕ, ОП ДБЦЕ ДЧЕОБДГБФШ ЮБУПЧ ЕЪДЩ ОЕ ЫМЙ ОЙ Ч ЛБЛПЕ УТБЧОЕОЙЕ У НБТЫТХФПН, ЛПФПТЩН ДЧЙЗБМУС ПО Ч ФХ ЪОПКОХА ЙАОШУЛХА УХВВПФХ. й ЬФП ВЩМП ФБЛ ЙОФЕТЕУОП Й ФБЛ ЧБЦОП, ЮФП лПМС ОЕ ПФИПДЙМ ПФ ПЛОБ, Б ЛПЗДБ ХЦ УПЧУЕН ПВЕУУЙМЕМ Й РТЙУЕМ ОБ РПМЛХ, ЛФП-ФП ЛТЙЛОХМ:

БЙУФЩ! уНПФТЙФЕ, БЙУФЩ!.. чУЕ ВТПУЙМЙУШ Л ПЛОБН, ОП лПМС ЪБНЕЫЛБМУС Й БЙУФПЧ ОЕ ХЧЙДЕМ. чРТПЮЕН, ПО ОЕ ПЗПТЮБМУС, РПФПНХ ЮФП ЕУМЙ БЙУФЩ РПСЧЙМЙУШ, ЪОБЮЙФ, ТБОП ЙМЙ РПЪДОП, Б ПО ЙИ ПВСЪБФЕМШОП ХЧЙДЙФ. й ОБРЙЫЕФ Ч нПУЛЧХ, ЛБЛЙЕ ПОЙ, ЬФЙ ВЕМЩЕ, ВЕМЩЕ БЙУФЩ...

ьФП ВЩМП ХЦЕ ЪБ оЕЗПТЕМЩН - ЪБ УФБТПК ЗТБОЙГЕК: ФЕРЕТШ ПОЙ ЕИБМЙ РП ъБРБДОПК вЕМПТХУУЙЙ. рПЕЪД ЮБУФП ПУФБОБЧМЙЧБМУС ОБ НБМЕОШЛЙИ УФБОГЙСИ, ЗДЕ ЧУЕЗДБ ВЩМП НОПЗП МАДЕК. вЕМЩЕ ТХВБИЙ НЕЫБМЙУШ У ЮЕТОЩНЙ МБРУЕТДБЛБНЙ, УПМПНЕООЩЕ ВТЩМЙ - У ЛБУФПТПЧЩНЙ ЛПФЕМЛБНЙ, ФЕНОЩЕ ИХУФЛЙ - УП УЧЕФМЩНЙ РМБФШСНЙ. лПМС ЧЩИПДЙМ ОБ ПУФБОПЧЛБИ, ОП ПФ ЧБЗПОБ ОЕ ПФТЩЧБМУС, ПЗМХЫЕООЩК ЪЧПОЛПК УНЕУША ВЕМПТХУУЛПЗП, ЕЧТЕКУЛПЗП, ТХУУЛПЗП, РПМШУЛПЗП, МЙФПЧУЛПЗП, ХЛТБЙОУЛПЗП Й ЕЭЕ ВПЗ ЧЕУФШ ЛБЛЙИ СЪЩЛПЧ Й ОБТЕЮЙК.

ОХ, ЛБЗБМ! - ХДЙЧМСМУС УНЕЫМЙЧЩК УФБТЫЙК МЕКФЕОБОФ, ЕИБЧЫЙК ОБ УПУЕДОЕК РПМЛЕ. - фХФ, лПМС, ЮБУЩ ОБДП РПЛХРБФШ. тЕВСФБ ЗПЧПТЙМЙ, ЮФП ЮБУПЧ ЪДЕУШ - ЧБЗПО, Й ЧУЕ ДЕЫЕЧЩЕ.

оП Й УФБТЫЙК МЕКФЕОБОФ ФПЦЕ ДБМЕЛП ОЕ ПФМХЮБМУС: ОЩТСМ Ч ФПМРХ, ЮФП-ФП ЧЩСУОСМ, ТБЪНБИЙЧБС ТХЛБНЙ, Й ФХФ ЦЕ ЧПЪЧТБЭБМУС.

ФХФ, ВТБФ, ФБЛБС еЧТПРБ, ЮФП ЧТБЪ ХИБКДБЛБАФ.

БЗЕОФХТБ, - УПЗМБЫБМУС лПМС.

Б ИТЕО ЙИ ЪОБЕФ, - БРПМЙФЙЮОП ЗПЧПТЙМ УФБТЫЙК МЕКФЕОБОФ Й, РЕТЕДПИОХЧ, УОПЧБ ЛЙДБМУС Ч ЗХЭХ. - юБУЩ! фЙЛ-ФБЛ! нПЪЕТ!..

нБНЙОЩ РЙТПЦЛЙ ВЩМЙ УЯЕДЕОЩ УП УФБТЫЙН МЕКФЕОБОФПН; Ч ПФЧЕФ ПО ДП ПФЧБМБ ОБЛПТНЙМ лПМА ХЛТБЙОУЛПК ДПНБЫОЕК ЛПМВБУПК. оП ТБЪЗПЧПТ Х ОЙИ ОЕ ЛМЕЙМУС, РПФПНХ ЮФП УФБТЫЙК МЕКФЕОБОФ УЛМПОЕО ВЩМ ПВУХЦДБФШ ФПМШЛП ПДОХ ФЕНХ:

Б ФБМЙС Х ОЕЕ, лПМС, ОХ, ТАНПЮЛБ!..

лПМС ОБЮЙОБМ ЕТЪБФШ. уФБТЫЙК МЕКФЕОБОФ, ЪБЛБФЩЧБС ЗМБЪБ, ХРЙЧБМУС ЧПУРПНЙОБОЙСНЙ. л УЮБУФША, Ч вБТБОПЧЙЮБИ ПО УПЫЕМ, РТПЛТЙЮБЧ ОБ РТПЭБОШЕ:

ОБУЮЕФ ЮБУПЧ ОЕ ФЕТСКУС, МЕКФЕОБОФ! юБУЩ - ЬФП ЧЕЭШ!..

чНЕУФЕ УП УФБТЫЙН МЕКФЕОБОФПН ЙУЮЕЪМБ Й ДПНБЫОСС ЛПМВБУБ, Б НБНЙОЩ РЙТПЦЛЙ ХЦЕ ВЩМЙ ХОЙЮФПЦЕОЩ. рПЕЪД, ЛБЛ ОБ ЗТЕИ, ДПМЗП УФПСМ Ч вБТБОПЧЙЮБИ, Й лПМС ЧНЕУФП БЙУФПЧ УФБМ РПДХНЩЧБФШ П ИПТПЫЕН ПВЕДЕ. оБЛПОЕГ НЙНП ФСЦЛП РТПЗТПИПФБМ ВЕУЛПОЕЮОЩК ФПЧБТОЩК УПУФБЧ.

Ч зЕТНБОЙА, - УЛБЪБМ РПЦЙМПК ЛБРЙФБО. - оЕНГБН ДЕОШ Й ОПЮШ ИМЕВХЫЕЛ ЗПОЙН Й ЗПОЙН. ьФП ЛБЛ РПОЙНБФШ РТЙЛБЦЕФЕ?

ОЕ ЪОБА, - ТБУФЕТСМУС лПМС. - х ОБУ ЧЕДШ ДПЗПЧПТ У зЕТНБОЙЕК.

УПЧЕТЫЕООП ЧЕТОП, - ФПФЮБУ ЦЕ УПЗМБУЙМУС ЛБРЙФБО. - чЩ БВУПМАФОП РТБЧЙМШОП ТБУУХЦДБЕФЕ, ФПЧБТЙЭ МЕКФЕОБОФ.

чУМЕД ЪБ ФПЧБТОСЛПН РПФСОХМЙУШ Й ПОЙ, Й ДБМШЫЕ ЕИБМЙ ВЩУФТЕЕ. уФПСОЛЙ УПЛТБФЙМЙУШ, РТПЧПДОЙЛЙ ОЕ УПЧЕФПЧБМЙ ЧЩИПДЙФШ ЙЪ ЧБЗПОПЧ, Й ОБ ЧУЕН РХФЙ лПМС ЪБРПНОЙМ ФПМШЛП ПДОХ УФБОГЙА: цБВЙОЛБ. уМЕДХАЭЙН ВЩМ вТЕУФ.

чПЛЪБМ Ч вТЕУФЕ ПЛБЪБМУС ДЕТЕЧСООЩН, Б ОБТПДХ Ч ОЕН ФПМРЙМПУШ УФПМШЛП, ЮФП лПМС ТБУФЕТСМУС. рТПЭЕ ЧУЕЗП ВЩМП, ЛПОЕЮОП, УРТПУЙФШ, ЛБЛ ОБКФЙ ОХЦОХА ЕНХ ЮБУФШ, ОП ЙЪ УППВТБЦЕОЙК УЕЛТЕФОПУФЙ лПМС ДПЧЕТСМ ФПМШЛП МЙГБН ПЖЙГЙБМШОЩН Й РПЬФПНХ ВЙФЩК ЮБУ РТПУФПСМ Ч ПЮЕТЕДЙ Л ДЕЦХТОПНХ РПНПЭОЙЛХ ЛПНЕОДБОФБ.

Ч ЛТЕРПУФШ, - УЛБЪБМ РПНПЭОЙЛ, ЗМСОХЧ ОБ ЛПНБОДЙТПЧПЮОПЕ РТЕДРЙУБОЙЕ. - рП лБЫФБОПЧПК РТСНП Й ХРТЕЫШУС.

лПМС ЧЩМЕЪ ЙЪ ПЮЕТЕДЙ Й ПЭХФЙМ ЧДТХЗ ФБЛПК СТПУФОЩК ЗПМПД, ЮФП ЧНЕУФП лБЫФБОПЧПК ХМЙГЩ УФБМ ТБЪЩУЛЙЧБФШ УФПМПЧХА. оП УФПМПЧЩИ ОЕ ВЩМП, Й ПО, РПФПРФБЧЫЙУШ, РПЫЕМ Л ЧПЛЪБМШОПНХ ТЕУФПТБОХ. й ФПМШЛП ИПФЕМ ЧПКФЙ, ЛБЛ ДЧЕТШ ТБУРБИОХМБУШ Й ЧЩЫЕМ ЛПТЕОБУФЩК МЕКФЕОБОФ.

ЮЕТФ ЦЙТОЩК, ЦБОДБТНУЛБС НПТДБ, ЧЕУШ УФПМ ПДЙО ЪБОСМ. й ОЕ РПРТПУЙЫШ ЧЕДШ: ЙОПУФТБОЕГ!

ЦБОДБТН ОЕНЕГЛЙК, ЛФП ЦЕ ЕЭЕ! фХФ ЦЕОЭЙОЩ У ТЕВСФЙЫЛБНЙ ОБ РПМХ УЙДСФ, Б ПО ПДЙО ЪБ УФПМЙЛПН РЙЧП ЦТЕФ. рЕТУПОБ!

ОБУФПСЭЙК ЦБОДБТН? - РПТБЪЙМУС лПМС. - б НПЦОП РПУНПФТЕФШ?

мЕКФЕОБОФ ОЕХЧЕТЕООП РПЦБМ РМЕЮБНЙ:

РПРТПВХК. уФПК, ЛХДБ ЦЕ ФЩ У ЮЕНПДБОПН?

лПМС ПУФБЧЙМ ЮЕНПДБО, ПДЕТОХМ ЗЙНОБУФЕТЛХ, ЛБЛ РЕТЕД ЧИПДПН Ч ЗЕОЕТБМШУЛЙК ЛБВЙОЕФ, Й У ЪБНЙТБОЙЕН УЕТДГБ УЛПМШЪОХМ ЪБ ФСЦЕМХА ДЧЕТШ.

й УТБЪХ ХЧЙДЕМ ОЕНГБ. оБУФПСЭЕЗП, ЦЙЧПЗП ОЕНГБ Ч НХОДЙТЕ У ВМСИПК, Ч ОЕРТЙЧЩЮОП ЧЩУПЛЙИ, ФПЮОП ЙЪ ЦЕУФЙ УБРПЗБИ. пО УЙДЕМ, ТБЪЧБМСУШ ОБ УФХМЕ, Й УБНПДПЧПМШОП РПУФХЛЙЧБМ ОПЗПК. уФПМЙЛ ВЩМ ХУФБЧМЕО РЙЧОЩНЙ ВХФЩМЛБНЙ, ОП ЦБОДБТН РЙМ ОЕ ЙЪ УФБЛБОБ, Б ЙЪ РПММЙФТПЧПК ЛТХЦЛЙ, ЧЩМЙЧБС Ч ОЕЕ УТБЪХ ЧУА ВХФЩМЛХ. оБ ЛТБУОПК ТПЦЕ ФПРПТЭЙМЙУШ ЦЕУФЛЙЕ ХУЙЛЙ, УНПЮЕООЩЕ РЙЧОПК РЕОПК.

йЪП ЧУЕИ УЙМ ЛПУС ЗМБЪБ, лПМС ЮЕФЩТЕ ТБЪБ РТПДЕЖЙМЙТПЧБМ НЙНП ОЕНГБ. ьФП ВЩМП УПЧЕТЫЕООП ОЕПВЩЛОПЧЕООПЕ, ЙЪ ТСДБ ЧПО ЧЩИПДСЭЕЕ УПВЩФЙЕ: Ч ЫБЗЕ ПФ ОЕЗП УЙДЕМ ЮЕМПЧЕЛ ЙЪ ФПЗП НЙТБ, ЙЪ РПТБВПЭЕООПК зЙФМЕТПН зЕТНБОЙЙ. лПМЕ ПЮЕОШ ИПФЕМПУШ ЪОБФШ, П ЮЕН ПО ДХНБЕФ, РПРБЧ ЙЪ ЖБЫЙУФУЛПК ЙНРЕТЙЙ Ч УФТБОХ УПГЙБМЙЪНБ, ОП ОБ МЙГЕ РТЕДУФБЧЙФЕМС ХЗОЕФЕООПЗП ЮЕМПЧЕЮЕУФЧБ ОЕ ЮЙФБМПУШ ОЙЮЕЗП, ЛТПНЕ ФХРПЗП УБНПДПЧПМШУФЧБ.

ОБУНПФТЕМУС? - УРТПУЙМ МЕКФЕОБОФ, ПИТБОСЧЫЙК лПМЙО ЮЕНПДБО.

ОПЗПК РПУФХЛЙЧБЕФ, - РПЮЕНХ-ФП ЫЕРПФПН УЛБЪБМ лПМС. - б ОБ ЗТХДЙ - ВМСИБ.

ЖБЫЙУФ, - УЛБЪБМ МЕКФЕОБОФ. - уМХЫБК, ДТХЗ, ФЩ ЕУФШ ИПЮЕЫШ? тЕВСФБ УЛБЪБМЙ, ФХФ ОЕДБМЕЛП ТЕУФПТБО «вЕМБТХУШ»: НПЦЕФ, РПХЦЙОБЕН РП-МАДУЛЙ? фЕВС ЛБЛ ЪПЧХФ-ФП?

ФЕЪЛЙ, ЪОБЮЙФ. оХ, УДБЧБК ЮЕНПДБО, Й БКДБ ТБЪМБЗБФШУС. фБН, ЗПЧПТСФ, УЛТЙРБЮ НЙТПЧПК: «юЕТОЩЕ ЗМБЪБ» ЙЗТБЕФ, ЛБЛ ВПЗ...

ч ЛБНЕТХ ИТБОЕОЙС ФПЦЕ ПЛБЪБМБУШ ПЮЕТЕДШ, Й лПМС РПЧПМПЛ ЮЕНПДБО У УПВПК, ТЕЫЙЧ РТСНП ПФФХДБ РТПКФЙ Ч ЛТЕРПУФШ. мЕКФЕОБОФ оЙЛПМБК П ЛТЕРПУФЙ ОЙЮЕЗП ОЕ ЪОБМ, ФБЛ ЛБЛ Ч вТЕУФЕ Х ОЕЗП ВЩМБ РЕТЕУБДЛБ, ОП ХФЕЫЙМ:

Ч ТЕУФПТБОЕ ОБЧЕТОСЛБ ЛПЗП-ОЙВХДШ ЙЪ ОБЫЙИ ЧУФТЕФЙН. уЕЗПДОС - УХВВПФБ.

рП ХЪЛПНХ РЕЫЕИПДОПНХ НПУФЙЛХ ПОЙ РЕТЕУЕЛМЙ НОПЗПЮЙУМЕООЩЕ ЦЕМЕЪОПДПТПЦОЩЕ РХФЙ, ЪБОСФЩЕ УПУФБЧБНЙ, Й УТБЪХ ПЛБЪБМЙУШ Ч ЗПТПДЕ. фТЙ ХМЙГЩ ТБУИПДЙМЙУШ ПФ УФХРЕОЕЛ НПУФЙЛБ, Й МЕКФЕОБОФЩ ОЕХЧЕТЕООП ЪБФПРФБМЙУШ,

ТЕУФПТБО «вЕМБТХУШ» ОЕ ЪОБА, - У УЙМШОЩН БЛГЕОФПН Й ЧЕУШНБ ТБЪДТБЦЕООП УЛБЪБМ РТПИПЦЙК.

лПМС УРТБЫЙЧБФШ ОЕ ТЕЫБМУС, Й РЕТЕЗПЧПТЩ ЧЕМ МЕКФЕОБОФ оЙЛПМБК.

ДПМЦОЩ ЪОБФШ: ФБН ЛБЛПК-ФП УЛТЙРБЮ ЪОБНЕОЙФЩК.

ФБЛ ФП Ц РБО уЧЙГЛЙК! - ЪБХМЩВБМУС РТПИПЦЙК, - п, тХЧЙН уЧЙГЛЙК - ЧЕМЙЛЙК УЛТЙРБЮ. чЩ НПЦЕФЕ ЙНЕФШ УЧПЕ НОЕОЙЕ, ОП ПОП ОЕЧЕТОПЕ. ьФП ФБЛ. б ТЕУФПТБО - РТСНП. хМЙГБ уФЩГЛЕЧЙЮБ.

хМЙГБ уФЩГЛЕЧЛЮБ ПЛБЪБМБУШ лПНУПНПМШУЛПК. ч ЗХУФПК ЪЕМЕОЙ РТСФБМЙУШ НБМЕОШЛЙЕ ДПНЙЫЛЙ.

Б С уХНУЛПЕ ЪЕОЙФОП-БТФЙММЕТЙКУЛПЕ ЪБЛПОЮЙМ, - УЛБЪБМ оЙЛПМБК, ЛПЗДБ лПМС РПЧЕДБМ ЕНХ УЧПА ЙУФПТЙА. - чПФ ЛБЛ УНЕЫОП РПМХЮБЕФУС: ПВБ ФПМШЛП ЮФП ЛПОЮЙМЙ, ПВБ - оЙЛПМБЙ...

пО ЧДТХЗ ЪБНПМЮБМ: Ч ФЙЫЙОЕ РПУМЩЫБМЙУШ ДБМЕЛЙЕ ЪЧХЛЙ УЛТЙРЛЙ. мЕКФЕОБОФЩ ПУФБОПЧЙМЙУШ.

НЙТПЧП ДБЕФ! фПРБЕН ФПЮОП, лПМС!

уЛТЙРЛБ УМЩЫБМБУШ ЙЪ ПФЛТЩФЩИ ПЛПО ДЧХИЬФБЦОПЗП ЪДБОЙС У ЧЩЧЕУЛПК «тЕУФПТБО «вЕМБТХУШ». пОЙ РПДОСМЙУШ ОБ ЧФПТПК ЬФБЦ, УДБМЙ Ч ЛТПИПФОПК ТБЪДЕЧБМЛЕ ЗПМПЧОЩЕ ХВПТЩ Й ЮЕНПДБО Й ЧПЫМЙ Ч ОЕВПМШЫПК ЪБМШЮЙЛ. рТПФЙЧ ЧИПДБ РПНЕЭБМБУШ ВХЖЕФОБС УФПКЛБ, Б Ч МЕЧПН ХЗМХ - ОЕВПМШЫПК ПТЛЕУФТ. уЛТЙРБЮ - ДМЙООПТХЛЙК, УФТБООП РПДНБТЗЙЧБАЭЙК - ФПМШЛП ЛПОЮЙМ ЙЗТБФШ, Й РЕТЕРПМОЕООЩК ЪБМ ЫХНОП БРМПДЙТПЧБМ ЕНХ.

Б ОБЫЙИ-ФП ФХФ НБМПЧБФП, - ОЕЗТПНЛП УЛБЪБМ оЙЛПМБК.

пОЙ ЪБДЕТЦБМЙУШ Ч ДЧЕТСИ, ПЗМХЫЕООЩЕ БРМПДЙУНЕОФБНЙ Й ЧПЪЗМБУБНЙ. йЪ ЗМХВЙОЩ ЪБМБ Л ОЙН РПУРЕЫОП РТПВЙТБМУС РПМОЩК ЗТБЦДБОЙО Ч ЮЕТОПН МПУОСЭЕНУС РЙДЦБЛЕ.

РТПЫХ РБОПЧ ПЖЙГЕТПЧ РПЦБМПЧБФШ. уАДБ РТПЫХ, УАДБ.

пО МПЧЛП РТПЧЕМ ЙИ НЙНП УЛХЮЕООЩИ УФПМПЧ Й ТБЪЗПТСЮЕООЩИ РПУЕФЙФЕМЕК. ъБ ЛБЖЕМШОПК РЕЮЛПК ПЛБЪБМУС УЧПВПДОЩК УФПМЙЛ, Й МЕКФЕОБОФЩ УЕМЙ, У НПМПДЩН МАВПРЩФУФЧПН ПЗМСДЩЧБС ЮХЦДХА ЙН ПВУФБОПЧЛХ.

РПЮЕНХ ПО ОБУ ПЖЙГЕТБНЙ ОБЪЩЧБЕФ? - У ОЕХДПЧПМШУФЧЙЕН ЫЙРЕМ лПМС. - пЖЙГЕТ, ДБ ЕЭЕ - РБО! вХТЦХКУФЧП ЛБЛПЕ-ФП...

РХУФШ ИПФШ ЗПТЫЛПН ЪПЧЕФ, МЙЫШ ВЩ Ч РЕЮШ ОЕ УПЧБМ, - ХУНЕИОХМУС МЕКФЕОБОФ оЙЛПМБК. - ъДЕУШ, лПМС, МАДЙ ЕЭЕ ФЕНОЩЕ.

рПЛБ ЗТБЦДБОЙО Ч ЮЕТОПН РТЙОЙНБМ ЪБЛБЪ, лПМС У ХДЙЧМЕОЙЕН ЧУМХЫЙЧБМУС Ч ЗПЧПТ ЪБМБ, УФБТБСУШ ХМПЧЙФШ ИПФШ ПДОХ РПОСФОХА ЖТБЪХ. оП ЗПЧПТЙМЙ ЪДЕУШ ОБ СЪЩЛБИ ОЕЙЪЧЕУФОЩИ, Й ЬФП ПЮЕОШ УНХЭБМП ЕЗП. пО ИПФЕМ ВЩМП РПДЕМЙФШУС У ФПЧБТЙЭЕН, ЛБЛ ЧДТХЗ ЪБ УРЙОПК РПУМЩЫБМУС УФТБООП ЪЧХЮБЭЙК, ОП ОЕУПНОЕООП ТХУУЛЙК ТБЪЗПЧПТ:

С ЙЪЧЙОСАУШ, С ПЮЕОШ ЙЪЧЙОСАУШ, ОП С ОЕ НПЗХ УЕВЕ РТЕДУФБЧЙФШ, ЮФПВЩ ФБЛЙЕ ЫФБОЩ ИПДЙМЙ РП ХМЙГБН.

ЧПФ ПО ЧЩРПМОСЕФ ОБ УФП РСФШДЕУСФ РТПГЕОФПЧ ФБЛЙИ ЫФБОПЧ Й РПМХЮЙМ ЪБ ЬФП РПЮЕФОПЕ ЪОБНС.

лПМС ПВЕТОХМУС: ЪБ УПУЕДОЙН УФПМЙЛПН УЙДЕМЙ ФТПЕ РПЦЙМЩИ НХЦЮЙО. пДЙО ЙЪ ОЙИ РЕТЕИЧБФЙМ лПМЙО ЧЪЗМСД Й ХМЩВОХМУС:

ЪДТБЧУФЧХКФЕ, ФПЧБТЙЭ ЛПНБОДЙТ. нЩ ПВУХЦДБЕН РТПЙЪЧПДУФЧЕООЩК РМБО.

ЪДТБЧУФЧХКФЕ, - УНХФЙЧЫЙУШ, УЛБЪБМ лПМС.

ЧЩ ЙЪ тПУУЙЙ? - УРТПУЙМ РТЙЧЕФМЙЧЩК УПУЕД Й, ОЕ ДПЦЙДБСУШ ПФЧЕФБ, РТПДПМЦБМ: - оХ, С РПОЙНБА: НПДБ. нПДБ - ЬФП ВЕДУФЧЙЕ, ЬФП - ЛПЫНБТ, ЬФП - ЪЕНМЕФТСУЕОЙЕ, ОП ЬФП ЕУФЕУФЧЕООП, РТБЧДБ? оП ЫЙФШ УФП РБТ РМПИЙИ ЫФБОПЧ ЧНЕУФП РПМУПФОЙ ИПТПЫЙИ Й ЪБ ЬФП РПМХЮБФШ РПЮЕФОПЕ ЪОБНС - С ЙЪЧЙОСАУШ. с ПЮЕОШ ЙЪЧЙОСАУШ. чЩ УПЗМБУОЩ, НПМПДПК ФПЧБТЙЭ ЛПНБОДЙТ?

ДБ, - УЛБЪБМ лПМС. - фП ЕУФШ, ЛПОЕЮОП, ФПМШЛП...

Б УЛБЦЙФЕ, РПЦБМХКУФБ, - УРТПУЙМ ЧФПТПК, - ЮФП Х ЧБУ ЗПЧПТСФ РТП ЗЕТНБОГЕЧ?

РТП ЗЕТНБОГЕЧ? оЙЮЕЗП. фП ЕУФШ Х ОБУ У зЕТНБОЙЕК НЙТ...

ДБ, - ЧЪДПИОХМЙ ЪБ УПУЕДОЙН УФПМПН. - фП, ЮФП ЗЕТНБОГЩ РТЙДХФ Ч чБТЫБЧХ, ВЩМП СУОП ЛБЦДПНХ ЕЧТЕА, ЕУМЙ ПО ОЕ ЛТХЗМЩК ЙДЙПФ. оП ПОЙ ОЕ РТЙДХФ Ч нПУЛЧХ.

ЮФП ЧЩ, ЮФП ЧЩ!..

ъБ УПУЕДОЙН УФПМПН ЧУЕ ЧТБЪ ЪБЗПЧПТЙМЙ ОБ ОЕРПОСФОПН СЪЩЛЕ. лПМС ЧЕЦМЙЧП РПУМХЫБМ, ОЙЮЕЗП ОЕ РПОСМ Й ПФЧЕТОХМУС.

РП-ТХУУЛЙ РПОЙНБАФ, - ЫЕРПФПН УППВЭЙМ ПО.

С ФХФ ЧПДПЮЛЙ УППВТБЪЙМ, - УЛБЪБМ МЕКФЕОБОФ оЙЛПМБК. - чЩРШЕН, лПМС, ЪБ ЧУФТЕЮХ?

лПМС ИПФЕМ УЛБЪБФШ, ЮФП ОЕ РШЕФ, ОП ЛБЛ-ФП РПМХЮЙМПУШ, ЮФП ЧУРПНОЙМ ПО П ДТХЗПК ЧУФТЕЮЕ. й ТБУУЛБЪБМ МЕКФЕОБОФХ оЙЛПМБА РТП чБМА Й РТП чЕТПЮЛХ, ОП ВПМШЫЕ, ЛПОЕЮОП, РТП чБМА.

Б ЮФП ФЩ ДХНБЕЫШ, НПЦЕФ, Й РТЙЕДЕФ, - УЛБЪБМ оЙЛПМБК. - фПМШЛП УАДБ РТПРХУЛ ОХЦЕО.

С РПРТПЫХ.

ТБЪТЕЫЙФЕ РТЙУПЕДЙОЙФШУС?

чПЪМЕ УФПМБ ПЛБЪБМУС ТПУМЩК МЕКФЕОБОФ-ФБОЛЙУФ. рПЦБМ ТХЛЙ, РТЕДУФБЧЙМУС:

БОДТЕК. ч ЧПЕОЛПНБФ РТЙВЩМ ЪБ РТЙРЙУОЙЛБНЙ, ДБ Ч РХФЙ ЪБУФТСМ. рТЙДЕФУС ДП РПОЕДЕМШОЙЛБ ЦДБФШ...

пО ЗПЧПТЙМ ЮФП-ФП ЕЭЕ, ОП ДМЙООПТХЛЙК РПДОСМ УЛТЙРЛХ, Й НБМЕОШЛЙК ЪБМШЮЙЛ ЪБНЕТ.

лПМС ОЕ ЪОБМ, ЮФП ЙУРПМОСМ ОЕУЛМБДОЩК ДМЙООПТХЛЙК, УФТБООП РПДНБТЗЙЧБАЭЙК ЮЕМПЧЕЛ. пО ОЕ ДХНБМ, ИПТПЫП ЬФП ЙМЙ РМПИП, Б РТПУФП УМХЫБМ, ЮХЧУФЧХС, ЛБЛ РПДЛБФЩЧБЕФ Л ЗПТМХ ЛПНПЛ. пО ВЩ ОЕ УФЕУОСМУС УЕКЮБУ УМЕЪ, ОП УЛТЙРБЮ ПУФБОБЧМЙЧБМУС ЛБЛ ТБЪ ФБН, ЗДЕ ЧПФ-ЧПФ ДПМЦОЩ ВЩМЙ ИМЩОХФШ ЬФЙ УМЕЪЩ, Й лПМС ФПМШЛП ПУФПТПЦОП ЧЪДЩИБМ Й ХМЩВБМУС.

ЧБН ОТБЧЙФУС? - ФЙИП УРТПУЙМ РПЦЙМПК У УПУЕДОЕЗП УФПМЙЛБ.

ЬФП ОБЫ тХЧЙНЮЙЛ. тХЧЙН уЧЙГЛЙК - МХЮЫЕЗП УЛТЙРБЮБ ОЕФ Й ОЙЛПЗДБ ОЕ ВЩМП Ч ЗПТПДЕ вТЕУФЕ. еУМЙ тХЧЙН ЙЗТБЕФ ОБ УЧБДШВЕ, ФП ОЕЧЕУФБ ПВСЪБФЕМШОП ВХДЕФ УЮБУФМЙЧПК. б ЕУМЙ ПО ЙЗТБЕФ ОБ РПИПТПОБИ...

лПМС ФБЛ Й ОЕ ХЪОБМ, ЮФП РТПЙУИПДЙФ, ЛПЗДБ уЧЙГЛЙК ЙЗТБЕФ ОБ РПИПТПОБИ, РПФПНХ ЮФП ОБ ОЙИ ЪБЫЙЛБМЙ. рПЦЙМПК РПЛЙЧБМ, РПУМХЫБМ, Б РПФПН ЪБЫЕРФБМ лПМЕ Ч УБНПЕ ХИП:

РПЦБМХКУФБ, ЪБРПНОЙФЕ ЬФП ЙНС: тХЧЙН уЧЙГЛЙК. уБНПХЮЛБ тХЧЙН уЧЙГЛЙК У ЪПМПФЩНЙ РБМШГБНЙ, ЪПМПФЩНЙ ХЫБНЙ Й ЪПМПФЩН УЕТДГЕН...

лПМС ДПМЗП ИМПРБМ. рТЙОЕУМЙ ЪБЛХУЛХ, МЕКФЕОБОФ оЙЛПМБК ОБРПМОЙМ ТАНЛЙ, УЛБЪБМ, РПОЙЪЙЧ ЗПМПУ:

НХЪЩЛБ - ЬФП ИПТПЫП. оП ФЩ УАДБ РПУМХЫБК.

лПМС ЧПРТПУЙФЕМШОП РПУНПФТЕМ ОБ РПДУЕЧЫЕЗП Л ОЙН ФБОЛЙУФБ.

ЧЮЕТБ МЕФЮЙЛБН ПФРХУЛБ ПФНЕОЙМЙ, - ФЙИП УЛБЪБМ бОДТЕК. - б РПЗТБОЙЮОЙЛЙ ЗПЧПТСФ, ЮФП ЛБЦДХА ОПЮШ ЪБ вХЗПН НПФПТЩ ТЕЧХФ. фБОЛЙ, ФСЗБЮЙ.

ЧЕУЕМЩК ТБЪЗПЧПТ. - оЙЛПМБК РПДОСМ ТАНЛХ. - ъБ ЧУФТЕЮХ.

пОЙ ЧЩРЙМЙ. лПМС РПУРЕЫОП ОБЮБМ ЪБЛХУЩЧБФШ, УРТПУЙМ У ОБВЙФЩН ТФПН:

ЧПЪНПЦОЩ РТПЧПЛБГЙЙ?

НЕУСГ ОБЪБД У ФПК УФПТПОЩ БТИЙЕРЙУЛПР РЕТЕЫЕМ, - ФЙИП РТПДПМЦБМ бОДТЕК. - зПЧПТЙФ, ОЕНГЩ ЗПФПЧСФ ЧПКОХ.

ОП ЧЕДШ фбуу ПЖЙГЙБМШОП ЪБСЧЙМ...

ФЙИП, лПМС, ФЙИП, - ХМЩВОХМУС оЙЛПМБК. - фбуу - Ч нПУЛЧЕ. б ЪДЕУШ вТЕУФ.

рПДБМЙ ХЦЙО, Й ПОЙ ОБЛЙОХМЙУШ ОБ ОЕЗП, РПЪБВЩЧ РТП ОЕНГЕЧ Й фбуу, РТП ЗТБОЙГХ Й БТИЙЕРЙУЛПРБ, ЛПФПТПНХ лПМС ОЙЛБЛ ОЕ НПЗ ЧЕТЙФШ, РПФПНХ ЮФП БТИЙЕРЙУЛПР ВЩМ ЧУЕ-ФБЛЙ УМХЦЙФЕМЕН ЛХМШФБ.

рПФПН ПРСФШ ЙЗТБМ УЛТЙРБЮ. лПМС РЕТЕУФБЧБМ ЦЕЧБФШ, УМХЫБМ, ОЕЙУФПЧП ИМПРБМ Ч МБДПЫЙ. уПУЕДЙ УМХЫБМЙ ФПЦЕ, ОП ВПМШЫЕ ЫЕРПФПН ФПМЛПЧБМЙ П УМХИБИ, П УФТБООЩИ ЫХНБИ РП ОПЮБН, П ЮБУФЩИ ОБТХЫЕОЙСИ ЗТБОЙГЩ ОЕНЕГЛЙНЙ МЕФЮЙЛБНЙ.

Б УВЙЧБФШ ОЕМШЪС: РТЙЛБЪ. чПФ Й ЧЕТФЙНУС...

ЛБЛ ЙЗТБЕФ!.. - ЧПУФПТЗБМУС лПМС.

ДБ, ЙЗТБЕФ ЛМБУУОП. юФП-ФП ЪТЕЕФ, ТЕВСФБ. б ЮФП? чПРТПУ.

ОЙЮЕЗП, ПФЧЕФ ФПЦЕ ВХДЕФ, - ХМЩВОХМУС оЙЛПМБК Й РПДОСМ ТАНЛХ: - ъБ ПФЧЕФ ОБ МАВПК ЧПРТПУ, ФПЧБТЙЭЙ МЕКФЕОБОФЩ!..

уФЕНОЕМП, Ч ЪБМЕ ЪБЦЗМЙ УЧЕФ. оБЛБМ ВЩМ ОЕТПЧОЩН, МБНРПЮЛЙ УМБВП НЙЗБМЙ, Й РП УФЕОБН НЕФБМЙУШ ФЕОЙ. мЕКФЕОБОФЩ УЯЕМЙ ЧУЕ, ЮФП ВЩМП ЪБЛБЪБОП, Й ФЕРЕТШ оЙЛПМБК ТБУРМБЮЙЧБМУС У ЗТБЦДБОЙОПН Ч ЮЕТОПН:

УЕЗПДОС, ТЕВСФБ, ХЗПЭБА С.

ФЩ Ч ЛТЕРПУФШ ОБГЕМЙМУС? - УРТПУЙМ бОДТЕК. - оЕ УПЧЕФХА, лПМС: ФЕНОП Й ДБМЕЛП. рПЫМЙ МХЮЫЕ УП НОПК Ч ЧПЕОЛПНБФ: ФБН РЕТЕОПЮХЕЫШ.

ЪБЮЕН ЦЕ Ч ЧПЕОЛПНБФ? - УЛБЪБМ МЕКФЕОБОФ оЙЛПМБК. - фПРБЕН ОБ ЧПЛЪБМ, лПМС.

ОЕФ, ОЕФ. с УЕЗПДОСЫОЙН ЮЙУМПН Ч ЮБУФШ ДПМЦЕО РТЙВЩФШ.

ЪТС, МЕКФЕОБОФ, - ЧЪДПИОХМ бОДТЕК. - у ЮЕНПДБОПН, ОПЮША, ЮЕТЕЪ ЧЕУШ ЗПТПД...

Х НЕОС - ПТХЦЙЕ, - УЛБЪБМ лПМС.

чЕТПСФОП, ПОЙ ХЗПЧПТЙМЙ ВЩ ЕЗП: лПМС ХЦЕ Й УБН ОБЮБМ ЛПМЕВБФШУС, ОЕУНПФТС ОБ ПТХЦЙЕ. чЕТПСФОП, ХЗПЧПТЙМЙ ВЩ, Й ФПЗДБ лПМС ОПЮЕЧБМ ВЩ МЙВП ОБ ЧПЛЪБМЕ, МЙВП Ч ЧПЕОЛПНБФЕ, ОП ФХФ РПЦЙМПК У УПУЕДОЕЗП УФПМЙЛБ РПДПЫЕМ Л ОЙН:

НОПЦЕУФЧП ЙЪЧЙОЕОЙК, ФПЧБТЙЭЙ ЛТБУОЩЕ ЛПНБОДЙТЩ, НОПЦЕУФЧП ЙЪЧЙОЕОЙК. ьФПНХ НПМПДПНХ ЮЕМПЧЕЛХ ПЮЕОШ РПОТБЧЙМУС ОБЫ тХЧЙН уЧЙГЛЙК. тХЧЙН УЕКЮБУ ХЦЙОБЕФ, ОП С ЙНЕМ У ОЙН ТБЪЗПЧПТ, Й ПО УЛБЪБМ, ЮФП ИПЮЕФ УЩЗТБФШ УРЕГЙБМШОП ДМС ЧБУ, ФПЧБТЙЭ НПМПДПК ЛПНБОДЙТ...

й лПМС ОЙЛХДБ ОЕ РПЫЕМ. лПМС ПУФБМУС ЦДБФШ, ЛПЗДБ УЛТЙРБЮ УЩЗТБЕФ ЮФП-ФП УРЕГЙБМШОП ДМС ОЕЗП. б МЕКФЕОБОФЩ ХЫМЙ, РПФПНХ ЮФП ЙН ОБДП ВЩМП ХУФТПЙФШУС У ОПЮМЕЗПН. пОЙ ЛТЕРЛП РПЦБМЙ ЕНХ ТХЛХ, ХМЩВОХМБУШ ОБ РТПЭБОШЕ Й ЫБЗОХМЙ Ч ОПЮШ: бОДТЕК - Ч ЧПЕОЛПНБФ ОБ ХМЙГХ дЪЕТЦЙОУЛПЗП, Б МЕКФЕОБОФ оЙЛПМБК - ОБ РЕТЕРПМОЕООЩК вТЕУФУЛЙК ЧПЛЪБМ. ыБЗОХМЙ Ч УБНХА ЛПТПФЛХА ОПЮШ, ЛБЛ Ч ЧЕЮОПУФШ.

оБТПДХ Ч ТЕУФПТБОЕ УФБОПЧЙМПУШ ЧУЕ НЕОШЫЕ, Ч ТБУРБИОХФЩЕ ПЛОБ ЧРМЩЧБМ ЗХУФПК, ВЕЪЧЕФТЕООЩК ЧЕЮЕТ: ПДОПЬФБЦОЩК вТЕУФ ПФИПДЙМ ЛП УОХ. пВЕЪМАДЕМЙ РПД МЙОЕКЛХ ЪБУФТПЕООЩЕ ХМЙГЩ, ЗБУМЙ ПЗОЙ Ч ЪБФЕОЕООЩИ УЙТЕОША Й ЦБУНЙОПН ПЛОБИ, Й ФПМШЛП ТЕДЛЙЕ ДТПЦЛБЮЙ РПЗТПНЩИЙЧБМЙ ЛПМСУЛБНЙ РП ЗХМЛЙН НПУФПЧЩН. фЙИЙК ЗПТПД НЕДМЕООП РПЗТХЦБМУС Ч ФЙИХА ОПЮШ - УБНХА ФЙИХА Й УБНХА ЛПТПФЛХА ОПЮШ Ч ЗПДХ...

х лПМЙ ОЕНОПЗП ЛТХЦЙМБУШ ЗПМПЧБ, Й ЧУЕ ЧПЛТХЗ ЛБЪБМПУШ РТЕЛТБУОЩН: Й ЪБФХИБАЭЙК ТЕУФПТБООЩК ЫХН, Й ФЕРМЩК УХНТБЛ, ЧРПМЪБЧЫЙК Ч ПЛОБ, Й ФБЙОУФЧЕООЩК ЗПТПД ЪБ ЬФЙНЙ ПЛОБНЙ, Й ПЦЙДБОЙЕ ОЕУЛМБДОПЗП УЛТЙРБЮБ, ЛПФПТЩК УПВЙТБМУС ЙЗТБФШ УРЕГЙБМШОП ДМС ОЕЗП, МЕКФЕОБОФБ рМХЦОЙЛПЧБ, вЩМП, РТБЧДБ, ПДОП ПВУФПСФЕМШУФЧП, ОЕУЛПМШЛП ПУМПЦОСЧЫЕЕ ПЦЙДБОЙЕ: лПМС ОЙЛБЛ ОЕ НПЗ РПОСФШ, ДПМЦЕО МЙ ПО РМБФЙФШ ДЕОШЗЙ ЪБ ФП, ЮФП НХЪЩЛБОФ ВХДЕФ ЙЗТБФШ, ОП, РПТБЪНЩУМЙЧ, ТЕЫЙМ, ЮФП ЪБ ДПВТЩЕ ДЕМБ ДЕОЕЗ ОЕ РМБФСФ.

ЪДТБЧУФЧХКФЕ, ФПЧБТЙЭ ЛПНБОДЙТ.

уЛТЙРБЮ РПДПЫЕМ ВЕУЫХНОП, Й лПМС ЧУЛПЮЙМ, УНХФЙЧЫЙУШ Й ЪБВПТНПФБЧ ЮФП-ФП ОЕПВСЪБФЕМШОПЕ.

ЙУББЛ УЛБЪБМ, ЮФП ЧЩ ЙЪ тПУУЙЙ Й ЮФП ЧБН РПОТБЧЙМБУШ НПС УЛТЙРЛБ.

дМЙООПТХЛЙК ДЕТЦБМ Ч ТХЛЕ УНЩЮПЛ Й УЛТЙРЛХ Й УФТБООП РПДНЙЗЙЧБМ. чЗМСДЕЧЫЙУШ, лПМС РПОСМ РТЙЮЙОХ: МЕЧЩК ЗМБЪ уЧЙГЛПЗП ВЩМ РПДЕТОХФ ВЕМЕУПК РМЕОЛПК.

С ЪОБА, ЮФП ОТБЧЙФУС ТХУУЛЙН ЛПНБОДЙТБН. - уЛТЙРБЮ ГЕРЛП ЪБЦБМ ЙОУФТХНЕОФ ПУФТЩН РПДВПТПДЛПН Й РПДОСМ УНЩЮПЛ.

й УЛТЙРЛБ ЪБРЕМБ, ЪБФПУЛПЧБМБ, Й ЪБМ УОПЧБ ЪБНЕТ, ВПСУШ ОЕПУФПТПЦОЩН ЪЧХЛПН ПУЛПТВЙФШ ОЕУЛМБДОПЗП НХЪЩЛБОФБ У ВЕМШНПН ОБ ЗМБЪХ. б лПМС УФПСМ ТСДПН, УНПФТЕМ, ЛБЛ ДТПЦБФ ОБ ЗТЙЖЕ ФПОЛЙЕ РБМШГЩ, Й ПРСФШ ИПФЕМ РМБЛБФШ Й ПРСФШ ОЕ НПЗ, РПФПНХ ЮФП уЧЙГЛЙК ОЕ РПЪЧПМСМ РПСЧМСФШУС ЬФЙН УМЕЪБН. й лПМС ФПМШЛП ПУФПТПЦОП ЧЪДЩИБМ Й ХМЩВБМУС.

уЧЙГЛЙК УЩЗТБМ «юЕТОЩЕ ЗМБЪБ», Й «пЮЙ ЮЕТОЩЕ», Й ЕЭЕ ДЧЕ НЕМПДЙЙ, ЛПФПТЩЕ лПМС УМЩЫБМ ЧРЕТЧЩЕ. рПУМЕДОСС ВЩМБ ПУПВЕООП ЗТПЪОПК Й ФПТЦЕУФЧЕООПК.

НЕОДЕМШУПО, - УЛБЪБМ уЧЙГЛЙК. - чЩ ИПТПЫП УМХЫБЕФЕ. уРБУЙВП.

Х НЕОС ОЕФ УМПЧ...

ЛПМЙ МБУЛБ. чЩ ОЕ Ч ЛТЕРПУФШ?

ДБ, - ЪБРОХЧЫЙУШ, РТЙЪОБМУС лПМС. - лБЫФБОПЧБС ХМЙГБ...

ОБДП ВТБФШ ДТПЦЛБЮБ. - уЧЙГЛЙК ХМЩВОХМУС. - рП-ЧБЫЕНХ, ЙЪЧПЪЮЙЛ. еУМЙ ИПФЙФЕ, НПЗХ РТПЧПДЙФШ: НПС РМЕНСООЙГБ ФПЦЕ ЙДЕФ Ч ЛТЕРПУФШ.

уЧЙГЛЙК ХМПЦЙМ УЛТЙРЛХ, Б лПМС ЧЪСМ ЮЕНПДБО Ч РХУФПН ЗБТДЕТПВЕ, Й ПОЙ ЧЩЫМЙ. оБ ХМЙГБИ ОЙЛПЗП ОЕ ВЩМП.

РТПЫХ ОБМЕЧП, - УЛБЪБМ уЧЙГЛЙК, ЛПЗДБ ПОЙ ДПЫМЙ ДП ХЗМБ. - нЙТТПЮЛБ - ЬФП НПС РМЕНСООЙГБ - ХЦЕ ЗПД ТБВПФБЕФ РПЧБТПН Ч УФПМПЧПК ДМС ЛПНБОДЙТПЧ, х ОЕЕ - ФБМБОФ, ОБУФПСЭЙК ФБМБОФ. пОБ ВХДЕФ ЙЪХНЙФЕМШОПК ИПЪСКЛПК, ОБЫБ нЙТТПЮЛБ...

чОЕЪБРОП РПЗБУ УЧЕФ: ТЕДЛЙЕ ЖПОБТЙ, ПЛОБ Ч ДПНБИ, ПФУЧЕФЩ ЦЕМЕЪОПДПТПЦОПК УФБОГЙЙ. чЕУШ ЗПТПД РПЗТХЪЙМУС ЧП НТБЛ.

ПЮЕОШ УФТБООП, - УЛБЪБМ уЧЙГЛЙК. - юФП НЩ ЙНЕЕН? лБЦЕФУС, ДЧЕОБДГБФШ?

НПЦЕФ ВЩФШ, БЧБТЙС?

ПЮЕОШ УФТБООП, - РПЧФПТЙМ уЧЙГЛЙК. - ъОБЕФЕ, С ЧБН УЛБЦХ РТСНП: ЛБЛ РТЙЫМЙ ЧПУФПЮОЙЛЙ... фП ЕУФШ УПЧЕФУЛЙЕ, ЧБЫЙ. дБ, У ФПК РПТЩ, ЛБЛ ЧЩ РТЙЫМЙ, НЩ ПФЧЩЛМЙ ПФ ФЕНОПФЩ. нЩ ПФЧЩЛМЙ ПФ ФЕНОПФЩ Й ПФ ВЕЪТБВПФЙГЩ ФПЦЕ. ьФП ХДЙЧЙФЕМШОП, ЮФП Ч ОБЫЕН ЗПТПДЕ ОЕФ ВПМШЫЕ ВЕЪТБВПФОЩИ, Б ЧЕДШ ЙИ ОЕФ! й МАДЙ УФБМЙ РТБЪДОПЧБФШ УЧБДШВЩ, Й ЧУЕН ЧДТХЗ РПОБДПВЙМУС тХЧЙН уЧЙГЛЙК!.. - пО ФЙИП РПУНЕСМУС. - ьФП РТЕЛТБУОП, ЛПЗДБ Х НХЪЩЛБОФПЧ НОПЗП ТБВПФЩ, ЕУМЙ, ЛПОЕЮОП, ПОЙ ЙЗТБАФ ОЕ ОБ РПИПТПОБИ. б НХЪЩЛБОФПЧ ФЕРЕТШ Х ОБУ ВХДЕФ ДПУФБФПЮОП, РПФПНХ ЮФП Ч вТЕУФЕ ПФЛТЩМЙ Й НХЪЩЛБМШОХА ЫЛПМХ, Й НХЪЩЛБМШОПЕ ХЮЙМЙЭЕ. й ЬФП ПЮЕОШ Й ПЮЕОШ РТБЧЙМШОП. зПЧПТСФ, ЮФП НЩ, ЕЧТЕЙ, НХЪЩЛБМШОЩК ОБТПД. дБ, НЩ - ФБЛПК ОБТПД; УФБОЕЫШ НХЪЩЛБМШОЩН, ЕУМЙ УПФОЙ МЕФ РТЙУМХЫЙЧБЕЫШУС, РП ЛБЛПК ХМЙГЕ ФПРБАФ УПМДБФУЛЙЕ УБРПЗЙ Й ОЕ ЧБЫБ МЙ ДПЮШ ЪПЧЕФ ОБ РПНПЭШ Ч УПУЕДОЕН РЕТЕХМЛЕ. оЕФ, ОЕФ, С ОЕ ИПЮХ ЗОЕЧЙФШ ВПЗБ: ЛБЦЕФУС, ОБН РПЧЕЪМП. лБЦЕФУС, ДПЦДЙЮЛЙ ДЕКУФЧЙФЕМШОП РПЫМЙ РП ЮЕФЧЕТЗБН, Й ЕЧТЕЙ ЧДТХЗ РПЮХЧУФЧПЧБМЙ УЕВС МАДШНЙ. бИ, ЛБЛ ЬФП РТЕЛТБУОП: ЮХЧУФЧПЧБФШ УЕВС МАДШНЙ! б ЕЧТЕКУЛЙЕ УРЙОЩ ОЙЛБЛ ОЕ ИПФСФ ТБЪЗЙВБФШУС, Б ЕЧТЕКУЛЙЕ ЗМБЪБ ОЙЛБЛ ОЕ ИПФСФ ИПИПФБФШ - ХЦБУОП! хЦБУОП, ЛПЗДБ НБМЕОШЛЙЕ ДЕФЙ ТПЦДБАФУС У РЕЮБМШОЩНЙ ЗМБЪБНЙ. рПНОЙФЕ, С ЙЗТБМ ЧБН нЕОДЕМШУПОБ? пО ЗПЧПТЙФ ЛБЛ ТБЪ ПВ ЬФПН: П ДЕФУЛЙИ ЗМБЪБИ, Ч ЛПФПТЩИ ЧУЕЗДБ РЕЮБМШ. ьФП ОЕМШЪС ПВЯСУОЙФШ УМПЧБНЙ, ЬФП НПЦОП ТБУУЛБЪБФШ ФПМШЛП УЛТЙРЛПК...

чУРЩИОХМЙ ХМЙЮОЩЕ ЖПОБТЙ, ПФУЧЕФЩ УФБОГЙЙ, ТЕДЛЙЕ ПЛОБ Ч ДПНБИ.

ОБЧЕТОП, ВЩМБ БЧБТЙС, - УЛБЪБМ лПМС. - б УЕКЮБУ РПЮЙОЙМЙ.

Б ЧПФ Й РБО зМХЪОСЛ. дПВТЩК ЧЕЮЕТ, РБО зМХЪОСЛ! лБЛ ЪБТБВПФПЛ?

ЛБЛПК ЪБТБВПФПЛ Ч ЗПТПДЕ вТЕУФЕ, РБО уЧЙГЛЙК? ч ЬФПН ЗПТПДЕ ЧУЕ ВЕТЕЗХФ УЧПЕ ЪДПТПЧШЕ Й ИПДСФ ФПМШЛП РЕЫЛПН...

нХЦЮЙОЩ ЪБЗПЧПТЙМЙ ОБ ОЕЙЪЧЕУФОПН СЪЩЛЕ, Б лПМС ПЛБЪБМУС ЧПЪМЕ ЙЪЧПЪЮЙЮШЕК РТПМЕФЛЙ. ч РТПМЕФЛЕ ЛФП-ФП УЙДЕМ, ОП УЧЕФ ДБМЕЛПЗП ЖПОБТС УЗМБЦЙЧБМ ПЮЕТФБОЙС, Й лПМС ОЕ НПЗ РПОСФШ, ЛФП ЦЕ ЬФП УЙДЙФ.

НЙТТПЮЛБ, ДЕФПЮЛБ, РПЪОБЛПНШУС У ФПЧБТЙЭЕН ЛПНБОДЙТПН.

уНХФОБС ЖЙЗХТБ Ч РТПМЕФЛЕ ОЕХЛМАЦЕ ЫЕЧЕМШОХМБУШ. лПМС РПУРЕЫОП ЪБЛЙЧБМ, РТЕДУФБЧЙМУС:

МЕКФЕОБОФ рМХЦОЙЛПЧ. оЙЛПМБК.

ФПЧБТЙЭ ЛПНБОДЙТ ЧРЕТЧЩЕ Ч ОБЫЕН ЗПТПДЕ. вХДШ ДПВТПК ИПЪСКЛПК, ДЕЧПЮЛБ, Й РПЛБЦЙ ЮФП-ОЙВХДШ ЗПУФА.

РПЛБЦЕН, - УЛБЪБМ ЙЪЧПЪЮЙЛ. - оПЮШ УЕЗПДОС ДПВТБС, Й УРЕЫЙФШ ОБН ОЕЛХДБ. уЮБУФМЙЧЩИ УОПЧ, РБО уЧЙГЛЙК.

ЧЕУЕМЩИ РПЕЪДПЛ, РБО зМХЪОСЛ. - уЧЙГЛЙК РТПФСОХМ лПМЕ ГЕРЛХА ДМЙООПРБМХА ТХЛХ: - дП УЧЙДБОЙС, ФПЧБТЙЭ ЛПНБОДЙТ. нЩ ПВСЪБФЕМШОП ХЧЙДЙНУС ЕЭЕ У ЧБНЙ, РТБЧДБ?

ПВСЪБФЕМШОП, ФПЧБТЙЭ уЧЙГЛЙК. уРБУЙВП ЧБН.

ЛПМЙ МБУЛБ. нЙТТПЮЛБ, ДЕФПЮЛБ, ЪБЗМСОЙ ЪБЧФТБ Л ОБН.

ИПТПЫП. - зПМПУ РТПЪЧХЮБМ ТПВЛП Й ТБУФЕТСООП. дТПЦЛБЮ РПУФБЧЙМ ЮЕНПДБО Ч РТПМЕФЛХ, РПМЕЪ ОБ ЛПЪМЩ. лПМС ЕЭЕ ТБЪ ЛЙЧОХМ уЧЙГЛПНХ, ЧУФБМ ОБ УФХРЕОШЛХ: ДЕЧЙЮШС ЖЙЗХТБ ПЛПОЮБФЕМШОП ЧЦБМБУШ Ч ХЗПМ. пО УЕМ, ХФПОХЧ Ч РТХЦЙОБИ, Й РТПМЕФЛБ ФТПОХМБУШ, РПЛБЮЙЧБСУШ ОБ ВТХУЮБФПК НПУФПЧПК. лПМС ИПФЕМ РПНБИБФШ УЛТЙРБЮХ, ОП УЙДЕОШЕ ВЩМП ОЙЪЛЙН, ВПТФБ ЧЩУПЛЙНЙ, Б ЗПТЙЪПОФ РЕТЕЛТЩФ ЫЙТПЛПК УРЙОПК ЙЪЧПЪЮЙЛБ.

ЛХДБ ЦЕ НЩ? - ФЙИП УРТПУЙМБ ЧДТХЗ ДЕЧХЫЛБ ЙЪ ХЗМБ.

ФЕВС РТПУЙМЙ ЮФП-ОЙВХДШ РПЛБЪБФШ ЗПУФА? - ОЕ ПВПТБЮЙЧБСУШ, УРТПУЙМ ДТПЦЛБЮ. - оХ, Б ЮФП НПЦОП РПЛБЪБФШ ЗПУФА Ч ОБЫЕН, С ЙЪЧЙОСАУШ, ЗПТПДЕ вТЕУФ-мЙФПЧУЛЕ? лТЕРПУФШ? фБЛЙ ПО Ч ОЕЕ ЕДЕФ. лБОБМ? фБЛ ПО ЕЗП ХЧЙДЙФ ЪБЧФТБ РТЙ УЧЕФЕ. б ЮФП ЕЭЕ ЕУФШ Ч ЗПТПДЕ вТЕУФ-мЙФПЧУЛЕ?

ПО, ОБЧЕТОП, УФБТЙООЩК? - ЛБЛ НПЦОП ХЧЕУЙУФЕЕ УРТПУЙМ лПМС.

ОХ, ЕУМЙ УХДЙФШ РП ЛПМЙЮЕУФЧХ ЕЧТЕЕЧ, ФП ПО-ФБЛЙ ТПЧЕУОЙЛ йЕТХУБМЙНБ (Ч ХЗМХ ТПВЛП РЙУЛОХМЙ ПФ УНЕИБ). чПФ нЙТТПЮЛЕ ЧЕУЕМП, Й ПОБ УНЕЕФУС. б ЛПЗДБ НОЕ ЧЕУЕМП, С РПЮЕНХ-ФП РТПУФП РЕТЕУФБА РМБЛБФШ. фБЛ, НПЦЕФ ВЩФШ, МАДЙ ДЕМСФУС ОЕ ОБ ТХУУЛЙИ, ЕЧТЕЕЧ, РПМСЛПЧ, ЗЕТНБОГЕЧ, Б ОБ ФЕИ, ЛПНХ ПЮЕОШ ЧЕУЕМП, РТПУФП ЧЕУЕМП Й ОЕ ПЮЕОШ ЧЕУЕМП, Б? юФП ЧЩ УЛБЦЕФЕ ОБ ЬФХ НЩУМШ, РБО ПЖЙГЕТ?

лПМС ИПФЕМ УЛБЪБФШ, ЮФП ПО, ЧП-РЕТЧЩИ, ОЙЛБЛПК ОЕ РБО, Б ЧП-ЧФПТЩИ, ОЕ ПЖЙГЕТ, Б ЛПНБОДЙТ лТБУОПК бТНЙЙ, ОП ОЕ ХУРЕМ, ФБЛ ЛБЛ РТПМЕФЛБ ЧОЕЪБРОП ПУФБОПЧЙМБУШ.

ЛПЗДБ Ч ЗПТПДЕ ОЕЮЕЗП РПЛБЪЩЧБФШ, ЮФП РПЛБЪЩЧБАФ ФПЗДБ? - УРТПУЙМ ДТПЦЛБЮ, УМЕЪБС У ЛПЪЕМ. - фПЗДБ ЗПУФА РПЛБЪЩЧБАФ ЛБЛПК-ОЙВХДШ УФПМВ Й ЗПЧПТСФ, ЮФП ПО ЪОБНЕОЙФЩК. чПФ Й РПЛБЦЙ УФПМВ ЗПУФА, нЙТТПЮЛБ.

ПК! - ЮХФШ УМЩЫОП ЧЪДПИОХМЙ Ч ХЗМХ. - с?.. б НПЦЕФ ВЩФШ ЧЩ, ДСДС нЙИБУШ?

Х НЕОС ДТХЗБС ЪБВПФБ. - йЪЧПЪЮЙЛ РТПЫЕМ Л МПЫБДЙ. - оХ, УФБТХЫЛБ, РПВЕЗБЕН У ФПВПК ЬФХ ОПЮЛХ, Б ХЦ ЪБЧФТБ ПФДПИОЕН...

дЕЧХЫЛБ ЧУФБМБ, ОЕХЛМАЦЕ ЫБЗОХМБ Л УФХРЕОШЛЕ; РТПМЕФЛБ ЪБЛПМЩИБМБУШ, ОП лПМС ХУРЕМ УИЧБФЙФШ нЙТТХ ЪБ ТХЛХ Й РПДДЕТЦБФШ.

УРБУЙВП. - нЙТТБ ЕЭЕ ОЙЦЕ ПРХУФЙМБ ЗПМПЧХ. - йДЕНФЕ.

оЙЮЕЗП ОЕ РПОЙНБС, ПО ЧЩМЕЪ УМЕДПН. рЕТЕЛТЕУФПЛ ВЩМ РХУФЩОЕО. лПМС ОБ ЧУСЛЙК УМХЮБК РПЗМБДЙМ ЛПВХТХ Й ПЗМСОХМУС ОБ ДЕЧХЫЛХ: ЪБНЕФОП РТЙИТБНЩЧБС, ПОБ ЫМБ Л ПЗТБДЕ, ЮФП ФСОХМБУШ ЧДПМШ ФТПФХБТБ.

ЧПФ, - УЛБЪБМБ ПОБ.

лПМС РПДПЫЕМ: ЧПЪМЕ ПЗТБДЩ УФПСМ РТЙЪЕНЙУФЩК ЛБНЕООЩК УФПМВ.

ЮФП ЬФП?

ОЕ ЪОБА. - пОБ ЗПЧПТЙМБ У БЛГЕОФПН Й УФЕУОСМБУШ. - фХФ ОБРЙУБОП РТП ЗТБОЙГХ ЛТЕРПУФЙ. оП УЕКЮБУ ФЕНОП.

ДБ, УЕКЮБУ ФЕНОП.

пФ УНХЭЕОЙС ПОЙ ЮТЕЪЧЩЮБКОП ЧОЙНБФЕМШОП ТБУУНБФТЙЧБМЙ ОЙЮЕН ОЕ РТЙНЕЮБФЕМШОЩК ЛБНЕОШ. лПМС ПЭХРБМ ЕЗП, УЛБЪБМ У ХЧБЦЕОЙЕН:

УФБТЙООЩК.

пОЙ ПРСФШ ЪБНПМЮБМЙ. й ДТХЦОП, У ПВМЕЗЮЕОЙЕН ЧЪДПИОХМЙ, ЛПЗДБ ДТПЦЛБЮ ПЛМЙЛОХМ:

РБО ПЖЙГЕТ, РТПЫХ!

рТЙИТБНЩЧБС, ДЕЧХЫЛБ РПЫМБ Л ЛПМСУЛЕ. лПМС ДЕТЦБМУС РПЪБДЙ, ОП ЧПЪМЕ УФХРЕОШЛЙ ДПЗБДБМУС РПДБФШ ТХЛХ. йЪЧПЪЮЙЛ ХЦЕ УЙДЕМ ОБ ЛПЪМБИ.

ФЕРЕТШ Ч ЛТЕРПУФШ, РБО ПЖЙГЕТ?

ОЙЛБЛПК С ОЕ РБО! - УЕТДЙФП УЛБЪБМ лПМС, РМАИОХЧЫЙУШ Ч РТПДБЧМЕООЩЕ РТХЦЙОЩ. - с - ФПЧБТЙЭ, РПОЙНБЕФЕ? фПЧБТЙЭ МЕКФЕОБОФ, Б УПЧУЕН ОЕ РБО. чПФ.

ОЕ РБО? - дТПЦЛБЮ ДЕТОХМ ЧПЦЦЙ, РТЙЮНПЛОХМ, Й МПЫБДЛБ ОЕУРЕЫОП ЪБФТХУЙМБ РП ВТХУЮБФЛЕ. - лПМЙ ЧЩ УЙДЙФЕ УЪБДЙ Й ЛБЦДХА УЕЛХОДХ НПЦЕФЕ НЕОС УФХЛОХФШ РП УРЙОЕ, ФП ЛПОЕЮОП ЦЕ, ЧЩ - РБО. чПФ С УЙЦХ УЪБДЙ МПЫБДЙ, Й ДМС ОЕЕ - ФПЦЕ РБО, РПФПНХ ЮФП С НПЗХ УФХЛОХФШ ЕЕ РП УРЙОЕ. й ФБЛ ХУФТПЕО ЧЕУШ НЙТ: РБО УЙДЙФ ЪБ РБОПН...

фЕРЕТШ ПОЙ ЕИБМЙ РП ЛТХРОПНХ ВХМЩЦОЙЛХ, ЛПМСУЛХ ТБУЛБЮЙЧБМП, Й УРПТЙФШ ВЩМП ОЕЧПЪНПЦОП. лПМС ВПМФБМУС ОБ РТПДБЧМЕООПН УЙДЕОШЕ, РТЙДЕТЦЙЧБС ОПЗПК ЮЕНПДБО Й ЧУЕНЙ УЙМБНЙ УФБТБСУШ ХДЕТЦБФШУС Ч УЧПЕН ХЗМХ.

ЛБЫФБОПЧБС, - УЛБЪБМБ ДЕЧХЫЛБ. еЕ ФПЦЕ ФТСУМП, ОП ПОБ МЕЗЮЕ УРТБЧМСМБУШ У ЬФЙН. - хЦЕ ВМЙЪЛП,

ъБ ЦЕМЕЪОПДПТПЦОЩН РЕТЕЕЪДПН ХМЙГБ ТБУРПМЪМБУШ ЧЫЙТШ, ДПНБ УФБМЙ ТЕДЛЙНЙ, Б ЖПОБТЕК ЪДЕУШ ОЕ ВЩМП ЧПЧУЕ. рТБЧДБ, ОПЮШ УФПСМБ УЧЕФМБС, Й МПЫБДЛБ МЕЗЛП ФТХУЙМБ РП ЪОБЛПНПК ДПТПЗЕ.

лПМС У ОЕФЕТРЕОЙЕН ПЦЙДБМ ХЧЙДЕФШ ОЕЮФП ЧТПДЕ лТЕНМС. оП ЧРЕТЕДЙ ЪБЮЕТОЕМП ЮФП-ФП ВЕУЖПТНЕООПЕ, Й ДТПЦЛБЮ ПУФБОПЧЙМ МПЫБДШ.

РТЙЕИБМЙ, РБО ПЖЙГЕТ.

рПЛБ ДЕЧХЫЛБ ЧЩМЕЪБМБ ЙЪ РТПМЕФЛЙ, лПМС УХДПТПЦОП УХОХМ ЙЪЧПЪЮЙЛХ РСФЕТЛХ.

ЧЩ ПЮЕОШ ВПЗБФЩ, РБО ПЖЙГЕТ? нПЦЕФ ВЩФШ Х ЧБУ ЙНЕОШЕ ЙМЙ ЧЩ РЕЮБФБЕФЕ ДЕОШЗЙ ОБ ЛХИОЕ?

ДОЕН С ВЕТХ УПТПЛ ЛПРЕЕЛ Ч ЬФПФ ЛПОЕГ. оП ОПЮША, ДБ ЕЭЕ У ЧБУ, С ЧПЪШНХ ГЕМЩК ТХВМШ. фБЛ ДБКФЕ ЕЗП НОЕ, Й ВХДШФЕ УЕВЕ ЪДПТПЧЩ.

нЙТТПЮЛБ, ПФПКДС, ЦДБМБ, ЛПЗДБ ПО ТБУРМБФЙФУС. лПМС, УНХЭБСУШ, ЪБРЙИБМ РСФЕТЛХ Ч ЛБТНБО, ДПМЗП ЙУЛБМ ТХВМШ, ВПТНПЮБ:

ЛПОЕЮОП, ЛПОЕЮОП. дБ. йЪЧЙОЙФЕ, УЕКЮБУ.

оБЛПОЕГ ТХВМШ ВЩМ ОБКДЕО. лПМС ЕЭЕ ТБЪ РПВМБЗПДБТЙМ ДТПЦЛБЮБ, ЧЪСМ ЮЕНПДБО Й РПДПЫЕМ Л ДЕЧХЫЛЕ:

ЛХДБ ФХФ?

ЪДЕУШ лрр. - пОБ ХЛБЪБМБ ОБ ВХДЛХ Х ДПТПЗЙ. - оБДП РПЛБЪБФШ ДПЛХНЕОФЩ.

Б ТБЪЧЕ ЬФП ХЦЕ ЛТЕРПУФШ?

ДБ. рЕТЕКДЕН НПУФ ЮЕТЕЪ ПВЧПДОПК ЛБОБМ, Й ВХДХФ уЕЧЕТОЩЕ ЧПТПФБ.

ЛТЕРПУФШ! - лПМС ФЙИП ТБУУНЕСМУС, - с ЧЕДШ ДХНБМ - УФЕОЩ ДБ ВБЫОЙ. б ПОБ, ПЛБЪЩЧБЕФУС, ЧПО ЛБЛБС, ЬФБ УБНБС вТЕУФУЛБС ЛТЕРПУФШ...

оБ ЛПОФТПМШОП-РТПРХУЛОПН РХОЛФЕ лПМА ЪБДЕТЦБМЙ: РПУФПЧПК ОЕ ИПФЕМ РТПРХУЛБФШ РП ЛПНБОДЙТПЧПЮОПНХ РТЕДРЙУБОЙА! б ДЕЧХЫЛХ РТПРХУФЙМЙ, Й РПЬФПНХ лПМС ВЩМ ПУПВЕООП ОБУФПКЮЙЧ:

ЪПЧЙФЕ ДЕЦХТОПЗП.

ФБЛ УРЙФ ПО, ФПЧБТЙЭ МЕКФЕОБОФ.

С УЛБЪБМ, ЪПЧЙФЕ ДЕЦХТОПЗП!

оБЛПОЕГ СЧЙМУС ЪБУРБООЩК УЕТЦБОФ. дПМЗП ЮЙФБМ лПМЙОЩ ДПЛХНЕОФЩ, ЪЕЧБМ, УЧЙИЙЧБС ЮЕМАУФЙ.

РТЙРПЪДОЙМЙУШ ЧЩ, ФПЧБТЙЭ МЕКФЕОБОФ.

ДЕМБ, - ФХНБООП РПСУОЙМ лПМС.

ЧБН ЧЕДШ ОБ ПУФТПЧ ОБДП...

С РТПЧЕДХ, - ФЙИП УЛБЪБМБ ДЕЧХЫЛБ.

Б ЛФП ЬФП - С? - уЕТЦБОФ РПУЧЕФЙМ ЖПОБТЙЛПН: ФБЛ, ДМС ЫЙЛБ. - ьФП ФЩ, нЙТТПЮЛБ? дЕЦХТЙФШ ЪБУФХРБЕЫШ?

ОХ, ФЩ - ЮЕМПЧЕЛ ОБЫЕОУЛЙК. чЕДЙ РТСНП Ч ЛБЪБТНХ ФТЙУФБ ФТЙДГБФШ ФТЕФШЕЗП РПМЛБ: ФБН ЕУФШ ЛПНОБФЩ ДМС ЛПНБОДЙТПЧПЮОЩИ.

НОЕ Ч УЧПК РПМЛ ОБДП, - УПМЙДОП УЛБЪБМ лПМС.

ХФТПН ТБЪВЕТЕФЕУШ, - ЪЕЧОХМ УФБТЫЙОБ. - хФТП ЧЕЮЕТБ НХДТЕОЕЕ...

нЙОПЧБЧ ДМЙООЩЕ Й ОЙЪЛЙЕ УЧПДЮБФЩЕ ЧПТПФБ, ПОЙ РПРБМЙ Ч ЛТЕРПУФШ: ЪБ ЕЕ РЕТЧЩК, ЧОЕЫОЙК ПВЧПД, ПЗТБОЙЮЕООЩК ЛБОБМБНЙ Й ЛТХФЩНЙ ЧБМБНЙ, ХЦЕ ВХКОП ЪБТПУЫЙНЙ ЛХУФБТОЙЛПН. вЩМП ФЙИП, ФПМШЛП ЗДЕ-ФП УМПЧОП ЙЪ-РПД ЪЕНМЙ ЗМХИП ВХВОЙМ ЪБУРБООЩК ВБУПЛ ДБ НЙТОП ЧУИТБРЩЧБМЙ ЛПОЙ. ч РПМХНТБЛЕ ЧЙДОЕМЙУШ РПЧПЪЛЙ, РБМБФЛЙ, НБЫЙОЩ, ФАЛЙ РТЕУУПЧБООПЗП УЕОБ. уРТБЧБ ФХНБООП ЧЩТЙУПЧЩЧБМБУШ ВБФБТЕС РПМЛПЧЩИ НЙОПНЕФПЧ.

ФЙИП, - ЫЕРПФПН УЛБЪБМ лПМС. - й ОЕФ ОЙЛПЗП.

ФБЛ ОПЮШ. - пОБ, ЧЕТПСФОП, ХМЩВОХМБУШ. - й РПФПН, РПЮФЙ ЧУЕ ХЦЕ РЕТЕЕИБМЙ Ч МБЗЕТС. чЙДЙФЕ ПЗПОШЛЙ? ьФП ДПНБ ЛПНУПУФБЧБ. нОЕ ФБН ЛПНОБФХ ПВЕЭБМЙ, Б ФП ПЮЕОШ ДБМЕЛП ЙЪ ЗПТПДБ ИПДЙФШ.

пОБ РТЙЧПМБЛЙЧБМБ ОПЗХ, ОП УФБТБМБУШ ЙДФЙ МЕЗЛП Й ОЕ ПФУФБЧБФШ. ъБОСФЩК ПУНПФТПН УРСЭЕК ЛТЕРПУФЙ, лПМС ЮБУФП ХВЕЗБМ ЧРЕТЕД, Й ПОБ, ДПЗПОСС, НХЮЙФЕМШОП ЪБДЩИБМБУШ. пО ТЕЪЛП УВБЧЙМ РТЩФШ, УПМЙДОП РПЙОФЕТЕУПЧБМУС:

ЛБЛ ФХФ ЧППВЭЕ У ЦЙМШЕН? лПНБОДЙТПЧ ПВЕУРЕЮЙЧБАФ, ОЕ ЪОБЕФЕ?

НОПЗЙЕ УОЙНБАФ.

ЬФП ФТХДОП?

ОЕФ. - пОБ УВПЛХ РПУНПФТЕМБ ОБ ОЕЗП: - х ЧБУ УЕНШС?

ОЕФ, ОЕФ. - лПМС РПНПМЮБМ. - рТПУФП ДМС ТБВПФЩ, ЪОБЕФЕ...

Ч ЗПТПДЕ С НПЗХ ОБКФЙ ЧБН ЛПНОБФХ.

УРБУЙВП. чТЕНС, ЛПОЕЮОП, ФЕТРЙФ...

пОБ ЧДТХЗ ПУФБОПЧЙМБУШ, ОБЗОХМБ ЛХУФ:

УЙТЕОШ. хЦЕ ПФГЧЕМБ, Б ЧУЕ ЕЭЕ РБИОЕФ. лПМС РПУФБЧЙМ ЮЕНПДБО, ЮЕУФОП УХОХМ МЙГП Ч ЪБРЩМЕООХА МЙУФЧХ. оП МЙУФЧБ ОЙЮЕН ИПТПЫЙН ОЕ РБИМБ, Й ПО УЛБЪБМ ДЙРМПНБФЙЮОП:

НОПЗП ЪДЕУШ ЪЕМЕОЙ.

ПЮЕОШ. уЙТЕОШ, ЦБУНЙО, БЛБГЙС...

пОБ СЧОП ОЕ ФПТПРЙМБУШ, Й лПМС УППВТБЪЙМ, ЮФП ЙДФЙ ЕК ФТХДОП, ЮФП ПОБ ХУФБМБ Й УЕКЮБУ ПФДЩИБЕФ. вЩМП ПЮЕОШ ФЙИП Й ПЮЕОШ ФЕРМП, Й ЮХФШ ЛТХЦЙМБУШ ЗПМПЧБ, Й ПО У ХДПЧПМШУФЧЙЕН РПДХНБМ, ЮФП Й ЕНХ РПЛБ ОЕЛХДБ УРЕЫЙФШ, РПФПНХ ЮФП Ч УРЙУЛБИ ПО ЕЭЕ ОЕ ЪОБЮЙФУС.

Б ЮФП Ч нПУЛЧЕ П ЧПКОЕ УМЩЫОП? - РПОЙЪЙЧ ЗПМПУ, УРТПУЙМБ ПОБ.

П ЧПКОЕ? п ЛБЛПК ЧПКОЕ?

Х ОБУ ЧУЕ ЗПЧПТСФ, ЮФП УЛПТП ОБЮОЕФУС ЧПКОБ. чПФ-ЧПФ, - ПЮЕОШ УЕТШЕЪОП РТПДПМЦБМБ ДЕЧХЫЛБ. - мАДЙ РПЛХРБАФ УПМШ Й УРЙЮЛЙ, Й ЧППВЭЕ ЧУСЛЙЕ ФПЧБТЩ, Й Ч МБЧЛБИ РПЮФЙ РХУФП. б ЪБРБДОЙЛЙ... оХ, ФЕ, ЛПФПТЩЕ Л ОБН У ЪБРБДБ РТЙЫМЙ, ПФ ОЕНГЕЧ ВЕЦБМЙ... пОЙ ЗПЧПТСФ, ЮФП Й Ч ФТЙДГБФШ ДЕЧСФПН ФБЛ ВЩМП.

ЛБЛ ФБЛ - ФПЦЕ?

РТПРБМЙ УПМШ Й УРЙЮЛЙ.

ЮЕРХИБ ЛБЛБС-ФП! - У ОЕХДПЧПМШУФЧЙЕН УЛБЪБМ лПМС. - оХ, РТЙ ЮЕН ЪДЕУШ УПМШ, УЛБЦЙФЕ РПЦБМХКУФБ? оХ, РТЙ ЮЕН?

ОЕ ЪОБА. фПМШЛП ВЕЪ УПМЙ ЧЩ УХРБ ОЕ УЧБТЙФЕ.

УХР! - РТЕЪТЙФЕМШОП УЛБЪБМ ПО. - ьФП РХУФШ ОЕНГЩ ЪБРБУБАФУС УПМША ДМС УЧПЙИ УХРПЧ. б НЩ... нЩ ВХДЕН ВЙФШ ЧТБЗБ ОБ ЕЗП ФЕТТЙФПТЙЙ.

Б ЧТБЗЙ ПВ ЬФПН ЪОБАФ?

ХЪОБАФ! - лПМЕ ОЕ РПОТБЧЙМБУШ ЕЕ ЙТПОЙС: МАДЙ ЪДЕУШ ЛБЪБМЙУШ ЕНХ РПДПЪТЙФЕМШОЩНЙ. - уЛБЪБФШ ЧБН, ЛБЛ ЬФП ОБЪЩЧБЕФУС? рТПЧПЛБГЙПООЩЕ ТБЪЗПЧПТЩ, ЧПФ ЛБЛ.

ЗПУРПДЙ. - пОБ ЧЪДПИОХМБ. - рХУФШ ПОЙ ЛБЛ ХЗПДОП ОБЪЩЧБАФУС, МЙЫШ ВЩ ЧПКОЩ ОЕ ВЩМП.

ОЕ ВПКФЕУШ. чП-РЕТЧЩИ, Х ОБУ У зЕТНБОЙЕК ЪБЛМАЮЕО рБЛФ П ОЕОБРБДЕОЙЙ. б ЧП-ЧФПТЩИ, ЧЩ СЧОП ОЕДППГЕОЙЧБЕФЕ ОБЫХ НПЭШ. ъОБЕФЕ, ЛБЛБС Х ОБУ ФЕИОЙЛБ? с, ЛПОЕЮОП, ОЕ НПЗХ ЧЩДБЧБФШ ЧПЕООЩИ ФБКО. ОП ЧЩ. ЛБЦЕФУС, ДПРХЭЕОЩ Л УЕЛТЕФОПК ТБВПФЕ...

С Л УХРБН ДПРХЭЕОБ.

ЬФП ОЕ ЧБЦОП, - ЧЕУЛП УЛБЪБМ ПО. - чБЦОП, ЮФП ЧЩ ДПРХЭЕОЩ Ч ТБУРПМПЦЕОЙЕ ЧПЙОУЛЙИ ЮБУФЕК. й ЧЩ, ОБЧЕТОП, УБНЙ ЧЙДЕМЙ ОБЫЙ ФБОЛЙ...

Б ЪДЕУШ ОЕФ ОЙЛБЛЙИ ФБОЛПЧ. еУФШ ОЕУЛПМШЛП ВТПОЕЧЙЮЛПЧ, Й ЧУЕ.

ОХ, ЪБЮЕН ЦЕ ЧЩ НОЕ ЬФП ЗПЧПТЙФЕ? - лПМС РПНПТЭЙМУС, - чЩ ЦЕ НЕОС ОЕ ЪОБЕФЕ Й ЧУЕ-ФБЛЙ УППВЭБЕФЕ УПЧЕТЫЕООП УЕЛТЕФОЩЕ УЧЕДЕОЙС П ОБМЙЮЙЙ...

ДБ РТП ЬФП ОБМЙЮЙЕ ЧЕУШ ЗПТПД ЪОБЕФ.

Й ПЮЕОШ ЦБМШ!

Й ОЕНГЩ ФПЦЕ.

Б РПЮЕНХ ЧЩ ДХНБЕФЕ, ЮФП ПОЙ ЪОБАФ?

Б РПФПНХ ЮФП!.. - пОБ НБИОХМБ ТХЛПК. - чБН РТЙСФОП УЮЙФБФШ ДТХЗЙИ ДХТБЛБНЙ? оХ, УЮЙФБКФЕ УЕВЕ. оП ЕУМЙ ЧЩ ИПФШ ТБЪ РПДХНБЕФЕ, ЮФП ЪБ ЛПТДПОПН ОЕ ФБЛЙЕ ХЦ ДХТБЛЙ, ФБЛ МХЮЫЕ УТБЪХ ВЕЗЙФЕ Ч МБЧПЮЛХ Й РПЛХРБКФЕ УРЙЮЛЙ ОБ ЧУА ЪБТРМБФХ.

ОХ, ЪОБЕФЕ...

лПМЕ ОЕ ИПФЕМПУШ РТПДПМЦБФШ ЬФПФ ПРБУОЩК ТБЪЗПЧПТ. пО ТБУУЕСООП ПЗМСОХМУС, РПУФБТБМУС ЪЕЧОХФШ, УРТПУЙМ ТБЧОПДХЫОП:

ЬФП ЮФП ЪБ ДПНЙЛ?

УБОЮБУФШ. еУМЙ ЧЩ ПФДПИОХМЙ...

С?! - ПФ ЧПЪНХЭЕОЙС ЕЗП ЛЙОХМП Ч ЦБТ.

С ЦЕ ЧЙДЕМБ, ЮФП ЧЩ ЕМЕ ФБЭЙФЕ УЧПЙ ЧЕЭЙ.

ОХ, ЪОБЕФЕ, - ЕЭЕ ТБЪ У ЮХЧУФЧПН УЛБЪБМ лПМС Й РПДОСМ ЮЕНПДБО. - лХДБ ЙДФЙ?

РТЙЗПФПЧШФЕ ДПЛХНЕОФЩ: РЕТЕД НПУФПН ЕЭЕ ПДЙО лрр.

пОЙ НПМЮБ РПЫМЙ ЧРЕТЕД. лХУФЩ УФБМЙ ЗХЭЕ: ЧЩЛТБЫЕООБС Ч ВЕМХА ЛТБУЛХ ЛБКНБ ЛЙТРЙЮОПЗП ФТПФХБТБ СТЛП УЧЕФЙМБУШ Ч ФЕНОПФЕ. рПЧЕСМП УЧЕЦЕУФША, лПМС РПОСМ, ЮФП ПОЙ РПДИПДСФ Л ТЕЛЕ, ОП РПДХНБМ ПВ ЬФПН ЛБЛ-ФП ЧУЛПМШЪШ, РПФПНХ ЮФП ГЕМЙЛПН ВЩМ ЪБОСФ ДТХЗЙНЙ НЩУМСНЙ.

еНХ ПЮЕОШ ОЕ ОТБЧЙМБУШ ПУЧЕДПНМЕООПУФШ ЬФПК ИТПНПОПЦЛЙ. пОБ ВЩМБ ОБВМАДБФЕМШОБ, ОЕ ЗМХРБ, ПУФТБ ОБ СЪЩЛ: У ЬФЙН ПО ЗПФПЧ ВЩМ УНЙТЙФШУС. оП ЕЕ ПУЧЕДПНМЕООПУФШ П ОБМЙЮЙЙ Ч ЛТЕРПУФЙ ВТПОЕФБОЛПЧЩИ УЙМ, П РЕТЕДЙУМПЛБГЙЙ ЮБУФЕК Ч МБЗЕТС, ДБЦЕ П УРЙЮЛБИ Й УПМЙ ОЕ НПЗМБ ВЩФШ УМХЮБКОПК. юЕН ВПМШЫЕ лПМС ДХНБМ ПВ ЬФПН, ФЕН ЧУЕ ВПМЕЕ ХВЕЦДБМУС, ЮФП Й ЧУФТЕЮБ У ОЕА, Й РХФЕЫЕУФЧЙЕ РП ЗПТПДХ, Й ДМЙООЩЕ ПФЧМЕЛБАЭЙЕ ТБЪЗПЧПТЩ - ЧУЕ ОЕ УМХЮБКОП. пО РТЙРПНОЙМ УЧПЕ РПСЧМЕОЙЕ Ч ТЕУФПТБОЕ, УФТБООХА ВЕУЕДХ П ЫФБОБИ ЪБ УПУЕДОЙН УФПМПН, уЧЙГЛПЗП, ЙЗТБАЭЕЗП МЙЮОП ДМС ОЕЗП, Й У ХЦБУПН РПОСМ, ЮФП ЪБ ОЙН УМЕДЙМЙ, ЮФП ЕЗП УРЕГЙБМШОП ЧЩДЕМЙМЙ ЙЪ ЙИ МЕКФЕОБОФУЛПК ФТПЙГЩ. чЩДЕМЙМЙ, ЪБЗПЧПТЙМЙ, ХУЩРЙМЙ ВДЙФЕМШОПУФШ УЛТЙРЛПК, РПДУХОХМЙ ЛБЛХА-ФП ДЕЧЮПОЛХ, Й ФЕРЕТШ... фЕРЕТШ ПО ЙДЕФ ЪБ ОЕА ОЕЙЪЧЕУФОП ЛХДБ, ЛБЛ ВБТБО. б ЛТХЗПН - ФШНБ, Й ФЙЫЙОБ, Й ЛХУФЩ, Й, НПЦЕФ ВЩФШ, ЬФП ЧППВЭЕ ОЕ вТЕУФУЛБС ЛТЕРПУФШ, ФЕН ВПМЕЕ ЮФП ОЙЛБЛЙИ УФЕО Й ВБЫЕО ПО ФБЛ Й ОЕ ЪБНЕФЙМ.

дПЛПРБЧЫЙУШ ДП ЬФПЗП ПФЛТЩФЙС, лПМС УХДПТПЦОП РЕТЕДЕТОХМ РМЕЮБНЙ, Й РПТФХРЕС ФПФЮБУ ЦЕ РТЙЧЕФМЙЧП УЛТЙРОХМБ Ч ПФЧЕФ. й ЬФПФ ФЙИЙК УЛТЙР, ЛПФПТЩК НПЗ УМЩЫБФШ ФПМШЛП УБН лПМС, ОЕУЛПМШЛП ХУРПЛПЙМ ЕЗП. оП ЧУЕ ЦЕ ОБ ЧУСЛЙК УМХЮБК ПО РЕТЕЛЙОХМ ЮЕНПДБО Ч МЕЧХА ТХЛХ, Б РТБЧПК ПУФПТПЦОП ТБУУФЕЗОХМ ЛМБРБО ЛПВХТЩ.

«юФП Ц, РХУФШ ЧЕДХФ, - У ЗПТШЛПК ЗПТДПУФША РПДХНБМ ПО. - рТЙДЕФУС РПДПТПЦЕ РТПДБФШ УЧПА ЦЙЪОШ, Й ФПМШЛП...»

УФПК! рТПРХУЛ!

«чПФ ПОП...» - РПДХНБМ лПМС, У ФСЦЛЙН ЗТПИПФПН ТПОСС ЮЕНПДБО.

ДПВТЩК ЧЕЮЕТ, ЬФП С, нЙТТБ. б МЕКФЕОБОФ УП НОПК. пО РТЙЕЪЦЙК: ЧБН ОЕ ЪЧПОЙМЙ У ФПЗП лрр?

ДПЛХНЕОФЩ, ФПЧБТЙЭ МЕКФЕОБОФ.

уМБВЩК МХЮ УЧЕФБ ХРБМ ОБ лПМА. лПМС РТЙЛТЩМ МЕЧПК ТХЛПК ЗМБЪБ, РТЙЗОХМУС, Б РТБЧБС ТХЛБ УБНБ УПВПК УЛПМШЪОХМБ Л ЛПВХТЕ...

МПЦЙУШ! - ЪБПТБМЙ ПФ лрр. - мПЦЙУШ, УФТЕМСА! дЕЦХТОЩК, ЛП НОЕ! уЕТЦБОФ! фТЕЧПЗБ!..

рПУФПЧПК Х ЛПОФТПМШОП-РТПРХУЛОПЗП РХОЛФБ ПТБМ, УЧЙУФЕМ, ЭЕМЛБМ ЪБФЧПТПН. лФП-ФП ХЦЕ ЫХНОП ВЕЦБМ РП НПУФХ, Й лПМС ОБ ЧУСЛЙК УМХЮБК МЕЗ ОПУПН Ч РЩМШ, ЛБЛ РПМБЗБМПУШ.

ДБ УЧПК ПО! уЧПК! - ЛТЙЮБМБ нЙТТПЮЛБ.

ПО ОБЗБО ГБРБЕФ, ФПЧБТЙЭ УЕТЦБОФ! с ЕЗП ПЛМЙЛОХМ, Б ПО - ГБРБЕФ!

РПУЧЕФЙ-ЛБ. - мХЮ УЛПМШЪОХМ РП МЕЦБЧЫЕНХ ОБ ЦЙЧПФЕ лПМЕ, Й ДТХЗПК - УЕТЦБОФУЛЙК - ЗПМПУ УЛПНБОДПЧБМ: - чУФБФШ! уДБФШ ПТХЦЙЕ!..

УЧПК С! - ЛТЙЛОХМ лПМС, РПДОЙНБСУШ. - мЕКФЕОБОФ С, РПОСФОП? рТЙВЩМ Л НЕУФХ УМХЦВЩ. чПФ ДПЛХНЕОФЩ. ЧПФ ЛПНБОДЙТПЧЛБ.

Б ЮЕЗП Ц ЪБ ОБЗБС ГБРБМУС, ЕУМЙ УЧПК?

ДБ РПЮЕУБМУС С! - ЛТЙЮБМ лПМС. - рПЮЕУБМУС, Й ЧУЕ! б ПО ЛТЙЮЙФ «МПЦЙУШ»!

ПО РТБЧЙМШОП ДЕКУФЧПЧБМ, ФПЧБТЙЭ МЕКФЕОБОФ, - УЛБЪБМ УЕТЦБОФ, ТБЪЗМСДЩЧБС лПМЙОЩ ДПЛХНЕОФЩ. - оЕДЕМА ОБЪБД ЮБУПЧПЗП Х ЛМБДВЙЭБ ЪБТЕЪБМЙ: ЧПФ ЛБЛЙЕ ФХФ ДЕМБ,

ДБ ЪОБА С, - УЕТДЙФП УЛБЪБМ лПМС. - фПМШЛП ЪБЮЕН ЦЕ УТБЪХ? юФП, РПЮЕУБФШУС ОЕМШЪС, ЮФП МЙ?..

нЙТТПЮЛБ ОЕ ЧЩДЕТЦБМБ РЕТЧПК. пОБ РТЙУЕДБМБ, ЧУРМЕУЛЙЧБМБ ТХЛБНЙ, РПРЙУЛЙЧБМБ, ЧЩФЙТБМБ УМЕЪЩ. ъБ ОЕА ВБУПН ЪБИПИПФБМ УЕТЦБОФ, ЪБЧУИМЙРЩЧБМ РПУФПЧПК, Й лПМС ЪБУНЕСМУС ФПЦЕ, РПФПНХ ЮФП ЧУЕ РПМХЮЙМПУШ ПЮЕОШ ЗМХРП Й ПЮЕОШ УНЕЫОП.

С ЦЕ РПЮЕУБМУС! рПЮЕУБМУС ФПМШЛП!..

оБДТБЕООЩЕ УБРПЗЙ, ДП РТЕДЕМБ РПДФСОХФЩЕ ВТАЛЙ, ЧЩХФАЦЕООБС ЗЙНОБУФЕТЛБ - ЧУЕ ВЩМП Ч НЕМШЮБКЫЕК ДПТПЦЛПК РЩМЙ. рЩМШ ПЛБЪБМБУШ ДБЦЕ ОБ ОПУХ Й ОБ ЛТХЗМЩИ лПМЙОЩИ ЭЕЛБИ, РПФПНХ ЮФП ПО РТЙЦЙНБМУС ЙНЙ Л ЪЕНМЕ РППЮЕТЕДОП.

ОЕ ПФТСИЙЧБКФЕУШ! - ЛТЙЛОХМБ ДЕЧХЫЛБ, ЛПЗДБ лПМС, ПФУНЕСЧЫЙУШ, РПРЩФБМУС ВЩМП ПЮЙУФЙФШ ЗЙНОБУФЕТЛХ. - рЩМШ ФПМШЛП ЧПВШЕФЕ. оБДП ЭЕФЛПК.

Б ЗДЕ С ЕЕ ОПЮША ЧПЪШНХ?

ОБКДЕН! - ЧЕУЕМП УЛБЪБМБ нЙТТПЮЛБ. - оХ, НПЦОП ОБН ЙДФЙ?

ЙДЙФЕ, - УЛБЪБМ УФБТЫЙОБ. - фЩ, РТБЧДБ, РПЮЙУФЙ ЕЗП, нЙТТПЮЛБ, Б ФП ТЕВСФБ Ч ЛБЪБТНЕ ПФ УНЕИБ РПРБДБАФ.

РПЮЙЭХ, - УЛБЪБМБ ПОБ. - б ЛБЛЙЕ ЛЙОПЛБТФЙОЩ РПЛБЪЩЧБМЙ?

Х РПЗТБОЙЮОЙЛПЧ - «рПУМЕДОАА ОПЮШ», Б Ч РПМЛХ - «чБМЕТЙС юЛБМПЧБ»,

НЙТПЧПК ЖЙМШН!.. - УЛБЪБМ РПУФПЧПК. - фБН юЛБМПЧ РПД НПУФПН ОБ УБНПМЕФЕ - ЧЦЙЛ, Й ЧУЕ!..

ЦБМЛП, С ОЕ ЧЙДБМБ. оХ, УЮБУФМЙЧП ЧБН РПДЕЦХТЙФШ.

лПМС РПДОСМ ЮЕНПДБО, ЛЙЧОХМ ЧЕУЕМЩН РПУФПЧЩН Й ЧУМЕД ЪБ ДЕЧХЫЛПК ЧЪПЫЕМ ОБ НПУФ.

ЬФП ЮФП, вХЗ?

ОЕФ, ЬФП нХИБЧЕГ.

пОЙ РТПЫМЙ НПУФ, НЙОПЧБМЙ ФТЕИБТПЮОЩЕ ЧПТПФБ Й УЧЕТОХМЙ ОБРТБЧП, ЧДПМШ РТЙЪЕНЙУФПЗП ДЧХИЬФБЦОПЗП ЪДБОЙС.

ЛПМШГЕЧБС ЛБЪБТНБ, - УЛБЪБМБ нЙТТБ.

уЛЧПЪШ ТБУРБИОХФЩЕ ОБУФЕЦШ ПЛОБ ДПОПУЙМПУШ УПООПЕ ДЩИБОЙЕ УПФЕО МАДЕК. ч ЛБЪБТНБИ ЪБ ФПМУФЩНЙ ЛЙТРЙЮОЩНЙ УФЕОБНЙ ЗПТЕМП ДЕЦХТОПЕ ПУЧЕЭЕОЙЕ, Й лПМС ЧЙДЕМ ДЧХИЯСТХУОЩЕ ЛПКЛЙ, УРСЭЙИ ВПКГПЧ, БЛЛХТБФОП УМПЦЕООХА ПДЕЦДХ Й ЗТХВЩЕ ВПФЙОЛЙ, ЧЩУФТПЕООЩЕ УФТПЗП РП МЙОЕКЛЕ.

«чПФ Й НПК ЧЪЧПД ЗДЕ-ФП ЪДЕУШ УРЙФ, - ДХНБМ ПО. - й УЛПТП С ВХДХ РТЙИПДЙФШ РП ОПЮБН Й РТПЧЕТСФШ...»

лПЕ-ЗДЕ МБНРПЮЛЙ ПУЧЕЭБМЙ УЛМПОЕООЩЕ ОБД ЛОЙЗБНЙ УФТЙЦЕОЩЕ ЗПМПЧЩ ДОЕЧБМШОЩИ, РЙТБНЙДЩ У ПТХЦЙЕН ЙМЙ ВЕЪХУПЗП МЕКФЕОБОФБ, ЪБУЙДЕЧЫЕЗПУС ДП ТБУУЧЕФБ ОБД НХДТЕОПК ЮЕФЧЕТФПК ЗМБЧПК «лТБФЛПЗП ЛХТУБ ЙУФПТЙЙ члр(В)».

«чПФ Й С ФБЛ ЦЕ ВХДХ УЙДЕФШ, - ДХНБМ лПМС. - зПФПЧЙФШУС Л ЪБОСФЙСН, РЙУБФШ РЙУШНБ...»

ЬФП ЛБЛПК РПМЛ? - УРТПУЙМ ПО.

ЗПУРПДЙ, ЛХДБ ЦЕ ЬФП С ЧБУ ЧЕДХ? - ЧДТХЗ ФЙИП ЪБУНЕСМБУШ ДЕЧХЫЛБ. - лТХЗПН! ъБ НОПК ЫБЗПН НБТЫ, ФПЧБТЙЭ МЕКФЕОБОФ.

лПМС ЪБФПРФБМУС, ОЕ ПЮЕОШ РПОСЧ, ЫХФЙФ ПОБ ЙМЙ ЛПНБОДХЕФ ЙН ЧУЕТШЕЪ.

ЧБУ УОБЮБМБ РПЮЙУФЙФШ ОБДП, ЧЩВЙФШ Й ЧЩЛПМПФЙФШ.

рПУМЕ ЙУФПТЙЙ Х РТЕДНПУФОПЗП ЛПОФТПМШОП-РТПРХУЛОПЗП РХОЛФБ ПОБ ПЛПОЮБФЕМШОП РЕТЕУФБМБ УФЕУОСФШУС Й ХЦЕ РПЛТЙЛЙЧБМБ. чРТПЮЕН, лПМС ОЕ ПВЙЦБМУС, УЮЙФБС, ЮФП ЛПЗДБ УНЕЫОП, ФП ОБДП ПВСЪБФЕМШОП УНЕСФШУС.

Б ЗДЕ ЧЩ НЕОС УПВЙТБЕФЕУШ ЧЩЛПМБЮЙЧБФШ?

УМЕДХКФЕ ЪБ НОПК, ФПЧБТЙЭ МЕКФЕОБОФ.

пОЙ УЧЕТОХМЙ У ФТПРЙОЛЙ, ЙДХЭЕК ЧДПМШ ЛПМШГЕЧПК ЛБЪБТНЩ. уРТБЧБ ЧЙДОЕМБУШ ГЕТЛПЧШ, ЪБ ОЕА ЕЭЕ ЛБЛЙЕ-ФП ЪДБОЙС; ЗДЕ-ФП ОЕЗТПНЛП РЕТЕЗПЧБТЙЧБМЙУШ ВПКГЩ, ЗДЕ-ФП УПЧУЕН ТСДПН ЖЩТЛБМЙ Й ЧЪДЩИБМЙ МПЫБДЙ. тЕЪЛП ЪБРБИМП ВЕОЪЙОПН, УЕОПН, ЛПОУЛЙН РПФПН, Й лПМС РТЙПВПДТЙМУС, РПЮХЧУФЧПЧБЧ ОБЛПОЕГ ОБУФПСЭЙЕ ЧПЙОУЛЙЕ ЪБРБИЙ.

Ч УФПМПЧХА ЙДЕН, ЮФП МЙ? - ЛБЛ НПЦОП ОЕЪБЧЙУЙНЕЕ УРТПУЙМ ПО, РТЙРПНОЙЧ, ЮФП ДЕЧХЫЛБ УРЕГЙБМЙЪЙТХЕФУС ОБ УХРБИ.

ТБЪЧЕ ФБЛПЗП ЗТСЪОХМА Ч УФПМПЧХА РХУФСФ? - ЧЕУЕМП УРТПУЙМБ ПОБ. - оЕФ, НЩ УОБЮБМБ Ч УЛМБД ЪБКДЕН. Й ФЕФС иТЙУФС ЙЪ ЧБУ РЩМШ ЧЩВШЕФ. оХ, Б РПФПН, НПЦЕФ ВЩФШ, Й ЮБКЛПН ХЗПУФЙФ.

ОЕФ ХЦ, УРБУЙВП, - УПМЙДОП УЛБЪБМ лПМС. - нОЕ Л ДЕЦХТОПНХ РП РПМЛХ ОБДП: С ПВСЪБФЕМШОП ДПМЦЕО РТЙВЩФШ УЕЗПДОСЫОЙН ЮЙУМПН.

ФБЛ УЕЗПДОСЫОЙН Й РТЙВХДЕФЕ: УХВВПФБ ХЦ ДЧБ ЮБУБ ЛБЛ ЛПОЮЙМБУШ.

ОЕ ЧБЦОП. чБЦОП ДП ХФТБ, РПОЙНБЕФЕ? чУСЛЙК ДЕОШ У ХФТБ ОБЮЙОБЕФУС.

Б ЧПФ Х НЕОС ОЕ ЧУСЛЙК. пУФПТПЦОП, УФХРЕОШЛЙ, й РТЙЗОЙФЕУШ, РПЦБМХКУФБ.

чУМЕД ЪБ ДЕЧХЫЛПК ПО УФБМ УРХУЛБФШУС ЛХДБ-ФП РПД ЪЕНМА РП ЛТХФПК Й ХЪЛПК МЕУФОЙГЕ. ъБ НБУУЙЧОПК ДЧЕТША, ЛПФПТХА ПФЛТЩМБ нЙТТБ, МЕУФОЙГБ ПУЧЕЭБМБУШ УМБВПК МБНРПЮЛПК, Й лПМС У ХДЙЧМЕОЙЕН ПЗМСДЩЧБМ ОЙЪЛЙК, УЧПДЮБФЩК РПФПМПЛ, ЛЙТРЙЮОЩЕ УФЕОЩ Й ФСЦЕМЩЕ ЛБНЕООЩЕ УФХРЕОЙ.

РПДЪЕНОЩК ИПД?

УЛМБД. - нЙТТБ ТБУРБИОХМБ ЕЭЕ ПДОХ ДЧЕТШ, ЛТЙЛОХМБ: - ъДТБЧУФЧХКФЕ, ФЕФС иТЙУФС! с ЗПУФС ЧЕДХ!..

й ПФУФХРЙМБ, РТПРХУЛБС лПМА ЧРЕТЕД. оП лПМС ЪБФПРФБМУС, УРТПУЙМ ОЕТЕЫЙФЕМШОП:

УАДБ, ЪОБЮЙФ?

УАДБ, УАДБ. дБ ОЕ ВПКФЕУШ ЦЕ ЧЩ!

С ОЕ ВПАУШ, - УЕТШЕЪОП УЛБЪБМ лПМС.

пО ЧПЫЕМ Ч ПВЫЙТОПЕ, РМПИП ПУЧЕЭЕООПЕ РПНЕЭЕОЙЕ, РТЙДБЧМЕООПЕ ФСЦЕМЩН УЧПДЮБФЩН РПФПМЛПН. фТЙ УМБВЕОШЛЙЕ МБНРПЮЛЙ У ФТХДПН ТБУУЕЙЧБМЙ РПДЧБМШОЩК УХНТБЛ, Й лПМС ЧЙДЕМ ФПМШЛП ВМЙЦБКЫХА УФЕОХ У ХЪЛЙНЙ, ЛБЛ ВПКОЙГЩ, ПФДХЫЙОБНЙ РПД УБНЩН РПФПМЛПН. ч УЛМЕРЕ ЬФПН ВЩМП РТПИМБДОП, ОП УХИП: ЛЙТРЙЮОЩК РПМ ЛПЕ-ЗДЕ РПЛТЩЧБМ НЕМЛЙК ТЕЮОПК РЕУПЛ.

ЧПФ Й НЩ, ФЕФС иТЙУФС! - ЗТПНЛП УЛБЪБМБ нЙТТБ, ЪБЛТЩЧБС ДЧЕТШ. - ъДТБЧУФЧХКФЕ, бООБ рЕФТПЧОБ! ъДТБЧУФЧХКФЕ, уФЕРБО нБФЧЕЙЮ! ъДТБЧУФЧХКФЕ, МАДЙ!

зПМПУ ЕЕ ЗХМЛП РТПРМЩМ РПД УЧПДБНЙ ЛБЪЕНБФБ Й ОЕ ЪБЗМПИ, Б ЛБЛ ВЩ ТБУФБСМ.

ЪДТБЧУФЧХКФЕ, - УЛБЪБМ лПМС.

зМБЪБ ОЕНОПЗП РТЙЧЩЛМЙ Л РПМХНТБЛХ, Й ПО ТБЪМЙЮЙМ ДЧХИ ЦЕОЭЙО - ФПМУФХА Й ОЕ ПЮЕОШ ФПМУФХА - Й ХУБФПЗП УФБТЫЙОХ, РТЙУЕЧЫЕЗП ОБ ЛПТФПЮЛЙ РЕТЕД ЦЕМЕЪОПК РЕЮХТЛПК.

Б, ЭЕВЕФХИБ РТЙЫМБ, - ХУНЕИОХМУС ХУБФЩК. цЕОЭЙОЩ УЙДЕМЙ ЪБ ВПМШЫЙН УФПМПН, ЪБЧБМЕООЩН НЕЫЛБНЙ, РБЛЕФБНЙ, ЛПОУЕТЧОЩНЙ ВБОЛБНЙ, РБЮЛБНЙ ЮБС. пОЙ ЮФП-ФП УЧЕТСМЙ РП ВХНБЦЛБН Й ОЙЛБЛ ОЕ ПФТЕБЗЙТПЧБМЙ ОБ ЙИ РПСЧМЕОЙЕ. й УФБТЫЙОБ ОЕ ЧЩФСОХМУС, ЛБЛ РПМБЗБМПУШ РТЙ РПСЧМЕОЙЙ УФБТЫЕЗП РП ЪЧБОЙА, Б УРПЛПКОП ЛПЧЩТСМУС У РЕЮЛПК, ЪБФБМЛЙЧБС Ч ОЕЕ ПВМПНЛЙ СЭЙЛПЧ. оБ РЕЮХТЛЕ УФПСМ ПЗТПНОЩК ЦЕУФСОПК ЮБКОЙЛ.

ЪДТБЧУФЧХКФЕ, ЪДТБЧУФЧХКФЕ! - нЙТТБ ПВОСМБ ЦЕОЭЙО ЪБ РМЕЮЙ Й РП ПЮЕТЕДЙ РПГЕМПЧБМБ. - хЦЕ ЧУЕ РПМХЮЙМЙ?

С ФЕВЕ ЛПЗДБ ЧЕМЕМБ РТЙИПДЙФШ? - УФТПЗП УРТПУЙМБ ФПМУФБС. - с ФЕВЕ Л ЧПУШНЙ ЧЕМЕМБ РТЙИПДЙФШ, Б ФЩ Л ТБУУЧЕФХ СЧМСЕЫШУС Й УПЧУЕН ОЕ УРЙЫШ.

БК, ФЕФС иТЙУФС, ОЕ ТХЗБКФЕУШ. с ЕЭЕ ПФПУРМАУШ.

ЛПНБОДЙТБ ЗДЕ-ФП РПДГЕРЙМБ, - ОЕ ВЕЪ ХДПЧПМШУФЧЙС ПФНЕФЙМБ ФБ, ЮФП ВЩМБ РПНПМПЦЕ: бООБ рЕФТПЧОБ. - лБЛПЗП РПМЛБ, ФПЧБТЙЭ МЕКФЕОБОФ?

С Ч УРЙУЛБИ ЕЭЕ ОЕ ЪОБЮХУШ, - УПМЙДОП УЛБЪБМ лПМС. - фПМШЛП ЮФП РТЙВЩМ...

Й ХЦЕ ЙУРБЮЛБМУС, - ЧЕУЕМП РЕТЕВЙМБ ДЕЧХЫЛБ. - хРБМ ОБ ТПЧОПН НЕУФЕ.

ВЩЧБЕФ, - ВМБЗПДХЫОП УЛБЪБМ УФБТЫЙОБ.

пО ЮЙТЛОХМ УРЙЮЛПК, Й Ч РЕЮХТЛЕ ЪБЗХДЕМП РМБНС.

ЭЕФПЮЛХ ВЩ, - ЧЪДПИОХМ лПМС.

ЪДПТПЧП ЙЪЧБМСМУС, - УЕТДЙФП РТПЧПТЮБМБ ФЕФС иТЙУФС. - б РЩМШ ОБЫБ ЧЯЕДМЙЧБ ПУПВП.

ЧЩТХЮБК ЕЗП, нЙТТПЮЛБ, - ХМЩВОХМБУШ бООБ рЕФТПЧОБ. - йЪ-ЪБ ФЕВС, ЧЙДОП, ПО ОБ ТПЧОПН НЕУФЕ РБДБМ.

мАДЙ ЪДЕУШ ВЩМЙ УЧПЙНЙ Й РПЬФПНХ ТБЪЗПЧБТЙЧБМЙ МЕЗЛП, ОЕ ВПСУШ ЪБДЕФШ УПВЕУЕДОЙЛБ. лПМС РПЮХЧУФЧПЧБМ ЬФП УТБЪХ, ОП РПЛБ ЕЭЕ УФЕУОСМУС Й ПФНБМЮЙЧБМУС. фЕН ЧТЕНЕОЕН нЙТТБ ТБЪЩУЛБМБ ЭЕФЛХ, ЧЩНЩМБ ЕЕ РПД ЧЙУЕЧЫЙН Ч ХЗМХ ТХЛПНПКОЙЛПН Й УПЧУЕН РП-ЧЪТПУМПНХ УЛБЪБМБ:

РПКДЕН ХЦ ЮЙУФЙФШУС, ЗПТЕ... ЮШЕ-ФП.

С УБН! - РПУРЕЫОП УЛБЪБМ ПО. - уБН, УМЩЫЙФЕ? оП ДЕЧХЫЛБ, РТЙРБДБС ОБ МЕЧХА ОПЗХ, ОЕЧПЪНХФЙНП ЫМБ Л ДЧЕТСН, Й лПМС, ОЕДПЧПМШОП ЧЪДПИОХЧ, РПРМЕМУС УМЕДПН.

ЧП, ПВТБФБМБ! - У ХДПЧПМШУФЧЙЕН ПФНЕФЙМ УФБТЫЙОБ уФЕРБО нБФЧЕЕЧЙЮ. - рТБЧЙМШОП, ЭЕВЕФХИБ: У ОБЫЙН ВТБФПН ФПМШЛП ФБЛ Й ОБДП.

оЕУНПФТС ОБ РТПФЕУФЩ, нЙТТБ ЬОЕТЗЙЮОП ЧЩЮЙУФЙМБ ЕЗП, УХИП ЛПНБОДХС: «тХЛЙ!», «рПЧЕТОЙФЕУШ!», «оЕ ЧЕТФЙФЕУШ!» лПМС УОБЮБМБ УРПТЙМ, Б РПФПН РТЙНПМЛ, РПОСЧ, ЮФП УПРТПФЙЧМЕОЙЕ ВЕУУНЩУМЕООП. рПЛПТОП РПДОЙНБМ ТХЛЙ, ЧЕТФЕМУС ЙМЙ, ОБПВПТПФ, ОЕ ЧЕТФЕМУС, УЕТДЙФП УЛТЩЧБС ТБЪДТБЦЕОЙЕ. оЕФ, ПО ОЕ ПВЙЦБМУС ОБ ЬФХ ДЕЧЮПОЛХ ЪБ ФП, ЮФП ПОБ Ч ДБООЩК НПНЕОФ ОЕ ВЕЪ ХДПЧПМШУФЧЙС ЧЕТФЕМБ ЙН, ЛБЛ ИПФЕМБ. оП РТПТЩЧБЧЫЙЕУС Ч ЕЕ ФПОЕ ОПФЛЙ, СЧОП РПЛТПЧЙФЕМШУФЧЕООЩЕ, ЧЩЧПДЙМЙ ЕЗП ЙЪ ТБЧОПЧЕУЙС. нБМП ФПЗП, ЮФП ПО ВЩМ НЙОЙНХН ОБ ФТЙ ЗПДБ УФБТЫЕ ЕЕ, - ПО ВЩМ ЛПНБОДЙТПН, РПМОПЧМБУФОЩН ТБУРПТСДЙФЕМЕН УХДЕВ ГЕМПЗП ЧЪЧПДБ, Б ДЕЧЮПОЛБ ЧЕМБ УЕВС ФБЛ, ВХДФП ОЕ ПО, Б ПОБ ВЩМБ ЬФЙН ЛПНБОДЙТПН, Й лПМС ПЮЕОШ ПВЙЦБМУС.

Й ОЕ ЧЪДЩИБКФЕ! с ЦЕ ЙЪ ЧБУ РЩМШ ЧЩЛПМБЮЙЧБА, Б ЧЩ ЧЪДЩИБЕФЕ. б ЬФП ЧТЕДОП.

ЧТЕДОП, - ОЕ ВЕЪ ЪОБЮЕОЙС РПДФЧЕТДЙМ ПО. - пИ, Й ЧТЕДОП!

уЧЕФБМП, ЛПЗДБ ПОЙ ФПК ЦЕ ЛТХЗМПК МЕУФОЙГЕК УРХУФЙМЙУШ Ч УЛМБД. оБ УФПМЕ ПУФБМУС ФПМШЛП ИМЕВ, УБИБТ ДБ ЛТХЦЛЙ, Й ЧУЕ УЙДЕМЙ ЧПЛТХЗ Й ОЕФПТПРМЙЧП ТБЪЗПЧБТЙЧБМЙ, ПЦЙДБС, ЛПЗДБ ЦЕ ОБЛПОЕГ ЪБЛЙРЙФ ПЗТПНОЩК ЦЕУФСОПК ЮБКОЙЛ. лТПНЕ ЦЕОЭЙО Й ХУБФПЗП УФБТЫЙОЩ, ЪДЕУШ ПЛБЪБМПУШ ЕЭЕ ДЧПЕ: ИНХТЩК УФБТЫЙК УЕТЦБОФ Й НПМПДЕОШЛЙК, УНЕЫОП ПУФТЙЦЕООЩК РПД НБЫЙОЛХ ЛТБУОПБТНЕЕГ. лТБУОПБТНЕЕГ ЧУЕ ЧТЕНС ПФЮБСООП ЪЕЧБМ, Б УФБТЫЙК УЕТЦБОФ УЕТДЙФП ТБУУЛБЪЩЧБМ:

ТЕВСФБ Ч ЛЙОП РПЫМЙ, Б НЕОС ОБЮВПК ИЧБФБЕФ. уФПК, ЗПЧПТЙФ, жЕДПТЮХЛ, ДЕМП, ЗПЧПТЙФ, ДП ФЕВС. юФП, ДХНБА, ЪБ ДЕМП? б ДЕМП ЧПО ЛБЛПЕ: ТБЪТСДЙ, ЗПЧПТЙФ, жЕДПТЮХЛ, ЧУЕ ДЙУЛЙ, ЧЩВЕК, ЗПЧПТЙФ, ЙЪ МЕОФ ЧУЕ РБФТПОЩ, РЕТЕФТЙ, ЗПЧПТЙФ, ЙИ ОБЮЙУФП, ОБМПЦЙ УНБЪЛХ Й УОПЧБ ОБВЕК. чП! фХФ ОБ ГЕМХА ТПФХ ФТЙ ДОС ВЕЪ РЕТЕЛХТБ ЪБОСФЙК. б С - ПДЙО: ДЧЕ ТХЛЙ, ПДОБ ВБЫЛБ. рПНПЭШ, ЗПЧПТА, НОЕ. й ДБАФ НОЕ Ч РПНПЭШ ЧПФ ЬФПЗП РЕФХИБ, чБУА чПМЛПЧБ, РЕТЧПЗПДЛБ УФТЙЦЕОПЗП. б ЮФП ПО ХНЕЕФ? пО УРБФШ ХНЕЕФ, РБМШГЩ УЕВЕ ЛЙСОЛПК ПФЫЙВБФШ ХНЕЕФ, Б ВПМШЫЕ ОЙЮЕЗП ПО РПЛБ ОЕ ХНЕЕФ. чЕТОП ЗПЧПТА, чПМЛПЧ?

ч ПФЧЕФ ВПЕГ чБУС чПМЛПЧ УП ЧЛХУПН ЪЕЧОХМ, РПЮНПЛБМ ФПМУФЩНЙ ЗХВБНЙ Й ОЕПЦЙДБООП ХМЩВОХМУС:

УРБФШ ПИПФБ.

УРБФШ! - У ОЕХДПЧПМШУФЧЙЕН УЛБЪБМ жЕДПТЮХЛ. - уРБФШ Х НБНЕОШЛЙ ВХДЕЫШ. б Х НЕОС ФЩ, чБУСФЛБ, ВХДЕЫШ РБФТПОЩ ЙЪ РХМЕНЕФОЩИ МЕОФ ЧЩЛПМБЮЙЧБФШ БЦ ДП РПДЯЕНБ. рПОСМ? чПФ ЮБКЛХ УЕКЮБУ РПРШЕН Й ПВТБФОП ЪБУФХРЙН Ч ОБТСД. иТЙУФЙОБ сОПЧОБ, ФЩ ОБН УЕЗПДОС ЪБЧБТПЮЛЙ ОЕ РПЦБМЕК.

ДЕЗПФШ ОБМША, - УЛБЪБМБ ФЕФС иТЙУФС, ЧЩУЩРБС Ч ЛЙРСЭЙК ЮБКОЙЛ ГЕМЩК ЛХВЙЛ ЪБЧБТЛЙ. - уЕКЮБУ ОБУФПЙФУС, Й РЕТЕЛХУЙН. лХДБ ЬФП ЧЩ, ФПЧБТЙЭ МЕКФЕОБОФ?

УРБУЙВП, - УЛБЪБМ лПМС. - нОЕ Ч РПМЛ ОБДП, Л ДЕЦХТОПНХ.

ХУРЕЕФУС, - УЛБЪБМБ бООБ рЕФТПЧОБ. - уМХЦВБ ПФ ЧБУ ОЕ ХВЕЦЙФ.

ОЕФ, ОЕФ. - лПМС ХРТСНП РПНПФБМ ЗПМПЧПК. - с Й ФБЛ ПРПЪДБМ: ч УХВВПФХ ДПМЦЕО ВЩМ РТЙВЩФШ, Б УЕКЮБУ ХЦЕ ЧПУЛТЕУЕОШЕ.

УЕКЮБУ Й ОЕ УХВВПФБ Й ОЕ ЧПУЛТЕУЕОШЕ, Б ФЙИБС ОПЮШ, - УЛБЪБМ уФЕРБО нБФЧЕЕЧЙЮ. - б ОПЮША Й ДЕЦХТОЩН РПДТЕНБФШ РПМПЦЕОП.

УБДЙФЕУШ МХЮЫЕ Л УФПМХ, ФПЧБТЙЭ МЕКФЕОБОФ, - ХМЩВОХМБУШ бООБ рЕФТПЧОБ. - юБКЛХ РПРШЕН, РПЪОБЛПНЙНУС. пФЛХДБ ВХДЕФЕ-ФП?

ЙЪ нПУЛЧЩ. - лПМС ОЕНОПЗП РПНСМУС Й УЕМ Л УФПМХ.

ЙЪ нПУЛЧЩ, - У ХЧБЦЕОЙЕН РТПФСОХМ жЕДПТЮХЛ. - оХ, ЛБЛ ФБН?

ОХ, ЧППВЭЕ.

ИПТПЫЕЕФ, - УЕТШЕЪОП УЛБЪБМ лПМС.

Б ЛБЛ У РТПНФПЧБТБНЙ? - РПЙОФЕТЕУПЧБМБУШ бООБ рЕФТПЧОБ. - ъДЕУШ У РТПНФПЧБТБНЙ ПЮЕОШ РТПУФП. чЩ ЬФП ХЮФЙФЕ, ФПЧБТЙЭ МЕКФЕОБОФ.

Б ЕНХ-ФП ЪБЮЕН РТПНФПЧБТЩ? - ХМЩВОХМБУШ нЙТТБ, УБДСУШ ЪБ УФПМ. - еНХ ОБЫЙ РТПНФПЧБТЩ ОЙ Л ЮЕНХ.

ОХ, ЛБЛ УЛБЪБФШ, - РПЛБЮБМ ЗПМПЧПК уФЕРБО нБФЧЕЕЧЙЮ. - лПУФАН ВПУФПОПЧЩК УРТБЧЙФШ - ВПМШЫПЕ ДЕМП. уЕТШЕЪОПЕ ДЕМП.

ЗТБЦДБОУЛПЗП ОЕ МАВМА, - УЛБЪБМ лПМС. - й РПФПН, НЕОС ЗПУХДБТУФЧП ПВЕУРЕЮЙЧБЕФ РПМОПУФША.

ПВЕУРЕЮЙЧБЕФ, - ОЕЙЪЧЕУФОП РПЮЕНХ ЧЪДПИОХМБ ФЕФС иТЙУФС. - тЕНОСНЙ ПОП ЧБУ ПВЕУРЕЮЙЧБЕФ: ЧУЕ Ч УВТХЕ ИПДЙФЕ.

уПООЩК ЛТБУОПБТНЕЕГ чБУС РЕТЕВТБМУС ПФ РЕЮХТЛЙ Л УФПМХ. уЕМ ОБРТПФЙЧ, ЗМСДЕМ Ч ХРПТ, ЮБУФП НПТЗБС. лПМС ЧУЕ ЧТЕНС ЧУФТЕЮБМ ЕЗП ЧЪЗМСД Й, ИНХТСУШ, ПФЧПДЙМ ЗМБЪБ. б НПМПДЕОШЛЙК ВПЕГ ОЙЮЕЗП ОЕ УФЕУОСМУС Й ТБЪЗМСДЩЧБМ МЕКФЕОБОФБ УЕТШЕЪОП Й ДПУЛПОБМШОП, ЛБЛ ТЕВЕОПЛ.

оЕФПТПРМЙЧЩК ТБУУЧЕФ ОЕИПФС ЧРПМЪБМ Ч РПДЪЕНЕМШЕ УЛЧПЪШ ХЪЛЙЕ ПФДХЫЙОЩ. оБЛБРМЙЧБСУШ РПД УЧПДЮБФЩН РПФПМЛПН, НЕДМЕООП ТБЪДЧЙЗБМ ФШНХ, ОП ПОБ ОЕ ТБУУЕЙЧБМБУШ, Б ФСЦЕМП ПУЕДБМБ Ч ХЗМБИ. цЕМФЩЕ МБНРПЮЛЙ УПЧУЕН ЪБФЕТСМЙУШ Ч ВЕМЕУПН РПМХНТБЛЕ. уФБТЫЙОБ ЧЩЛМАЮЙМ ЙИ, ОП ФЕНОПФБ ВЩМБ ЕЭЕ ЗХУФПК Й ОЕДПВТПК, Й ЦЕОЭЙОЩ ЪБРТПФЕУФПЧБМЙ:

ЬЛПОПНЙФШ ОБДП ЬОЕТЗЙА, - РТПЧПТЮБМ уФЕРБО нБФЧЕЕЧЙЮ, ЧОПЧШ ЪБЦЙЗБС УЧЕФ.

УЕЗПДОС УЧЕФ Ч ЗПТПДЕ РПЗБУ, - УЛБЪБМ лПМС. - оБЧЕТОП, БЧБТЙС.

ЧПЪНПЦОПЕ ДЕМП, - МЕОЙЧП УПЗМБУЙМУС УФБТЫЙОБ. - х ОБУ УЧПС РПДУФБОГЙС.

Б С МАВМА, ЛПЗДБ ФЕНОП, - РТЙЪОБМБУШ нЙТТБ. - лПЗДБ ФЕНОП - ОЕ УФТБЫОП.

ОБПВПТПФ! - УЛБЪБМ лПМС, ОП ФХФ ЦЕ УРПИЧБФЙМУС. - фП ЕУФШ, ЛПОЕЮОП, С ОЕ П УФТБИЕ. ьФП ЧУСЛЙЕ НЙУФЙЮЕУЛЙЕ РТЕДУФБЧМЕОЙС ОБУЮЕФ ФЕНОПФЩ.

чБУС чПМЛПЧ УОПЧБ ПЮЕОШ ЗТПНЛП Й ПЮЕОШ УМБДЛП ЪЕЧОХМ, Б жЕДПТЮХЛ УЛБЪБМ У ФПК ЦЕ ОЕДПЧПМШОПК ЗТЙНБУПК:

ФЕНОПФБ - ЧПТБН ХДПВУФЧП. чПТПЧБФШ ДБ ЗТБВЙФШ - ДМС ФПЗП Й ОПЮШ.

Й ЕЭЕ ЛПК ДМС ЮЕЗП, - ХМЩВОХМБУШ бООБ рЕФТПЧОБ.

ИБ! - жЕДПТЮХЛ ЪБЦБМ УНЕЫПЛ, РПЛПУЙМУС ОБ нЙТТХ. - фПЮОП, бООБ рЕФТПЧОБ. й ЬФП, УФБМП ВЩФШ, ЧПТХЕН, ФБЛ РПОЙНБФШ ОБДП?

ОЕ ЧПТХЕН, - УПМЙДОП УЛБЪБМ УФБТЫЙОБ. - рТСЮЕН.

ДПВТПЕ ДЕМП ОЕ РТСЮХФ, - ОЕРТЙНЙТЙНП РТПЧПТЮБМ жЕДПТЮХЛ.

ПФ УЗМБЪХ, - ЧЕУЛП УЛБЪБМБ ФЕФС иТЙУФС, ЪБЗМСДЩЧБС Ч ЮБКОЙЛ. - пФ УЗМБЪХ Й ДПВТПЕ ДЕМП РПДБМШЫЕ РТСЮХФ. й РТБЧЙМШОП ДЕМБАФ. зПФПЧ ОБЫ ЮБЕЛ, ВЕТЙФЕ УБИБТ.

бООБ рЕФТПЧОБ ТБЪДБМБ РП ЛХУЛХ ЛПМАЮЕЗП УЙОЕЧБФПЗП УБИБТБ, ЛПФПТЩК лПМС РПМПЦЙМ Ч ЛТХЦЛХ, Б ПУФБМШОЩЕ УФБМЙ ДТПВЙФШ ОБ ВПМЕЕ НЕМЛЙЕ ЮБУФЙ. уФЕРБО нБФЧЕЕЧЙЮ РТЙОЕУ ЮБКОЙЛ, ТБЪМЙМ ЛЙРСФПЛ.

ВЕТЙФЕ ИМЕВХЫЛП, - УЛБЪБМБ ФЕФС иТЙУФС. - чЩРЕЮЛБ УЕЗПДОС ХДБМБУШ, ОЕ РЕТЕЛЧБУЙМЙ.

ЮХТ, НОЕ ЗПТВХЫЛХ! - ВЩУФТП УЛБЪБМБ нЙТТБ. ъБЧМБДЕЧ ЗПТВХЫЛПК, ПОБ РПВЕДПОПУОП РПУНПФТЕМБ ОБ лПМА. оП лПМС ВЩМ ЧЩЫЕ ЬФЙИ ДЕФУЛЙИ ЪБВБЧ Й РПЬФПНХ МЙЫШ РПЛТПЧЙФЕМШУФЧЕООП ХМЩВОХМУС. бООБ рЕФТПЧОБ РПЛПУЙМБУШ ОБ ОЙИ Й ФПЦЕ ХМЩВОХМБУШ, ОП ЛБЛ ВЩ РТП УЕВС, Й лПМЕ ЬФП ОЕ РПОТБЧЙМПУШ.

«вХДФП С ЪБ ОЕК ВЕЗБА, - ПВЙЦЕООП РПДХНБМ ПО РТП нЙТТХ. - й ЮЕЗП ЧУЕ ЧЩДХНЩЧБАФ?..»

Б НБТЗБТЙОЮЙЛХ ОЕФ Х ФЕВС, ИПЪСАЫЛБ? - УРТПУЙМ жЕДПТЮХЛ. - пДОЙН ИМЕВХЫЛПН УЙМ ОЕ ОБРБУЕЫШУС...

РПЗМСДЙН. нПЦЕФ, Й ЕУФШ.

фЕФС иТЙУФС РПЫМБ Ч УЕТХА ЗМХВЙОХ РПДЧБМБ; ЧУЕ ЦДБМЙ ЕЕ Й Л ЮБА ОЕ РТЙФТБЗЙЧБМЙУШ. вПЕГ чБУС чПМЛПЧ, РПМХЮЙЧ ЛТХЦЛХ Ч ТХЛЙ, ЪЕЧОХМ Ч РПУМЕДОЙК ТБЪ Й ПЛПОЮБФЕМШОП РТПУОХМУС.

ДБ ЧЩ РЕКФЕ, РЕКФЕ, - УЛБЪБМБ ЙЪ ЗМХВЙОЩ ФЕФС иТЙУФС. - рПЛБ ФХФ ОБКДЕЫШ...

ъБ ХЪЛЙНЙ ЭЕМСНЙ ПФДХЫЙО ИПМПДОП РПМПУОХМП ЗПМХВПЧБФПЕ РМБНС. лПМЩИОХМЙУШ МБНРПЮЛЙ ОБД РПФПМЛПН.

ЗТПЪБ, ЮФП МЙ? - ХДЙЧЙМБУШ бООБ рЕФТПЧОБ. фСЦЛЙК ЗТПИПФ ПВТХЫЙМУС ОБ ЪЕНМА. чНЙЗ РПЗБУ УЧЕФ, ОП УЛЧПЪШ ПФДХЫЙОЩ Ч РПДЧБМ ФП Й ДЕМП ЧТЩЧБМЙУШ ПУМЕРЙФЕМШОЩЕ ЧУРЩЫЛЙ. чЪДТПЗОХМЙ УФЕОЩ ЛБЪЕНБФБ, У РПФПМЛБ УЩРБМБУШ ЫФХЛБФХТЛБ, Й УЛЧПЪШ ПЗМХЫЙФЕМШОЩК ЧПК Й ТЕЧ ЧУЕ СУОЕЕ Й СУОЕЕ РТПТЩЧБМЙУШ ТБУЛБФЙУФЩЕ ЧЪТЩЧЩ ФСЦЕМЩИ УОБТСДПЧ.

б ПОЙ НПМЮБМЙ. нПМЮБМЙ, УЙДС ОБ УЧПЙИ НЕУФБИ, НБЫЙОБМШОП УФТСИЙЧБС У ЧПМПУ УЩРБЧЫХАУС У РПФПМЛБ РЩМШ. ч ЪЕМЕОПН УЧЕФЕ, ЧТЩЧБЧЫЕНУС Ч РПДЧБМ, МЙГБ ЛБЪБМЙУШ ВМЕДОЩНЙ Й ОБРТСЦЕООЩНЙ, УМПЧОП ЧУЕ УФБТБФЕМШОП РТЙУМХЫЙЧБМЙУШ Л ЮЕНХ-ФП, ХЦЕ ОБЧЕЛЙ ЪБЗМХЫЕООПНХ ФХЗЙН ТЕЧПН БТФЙММЕТЙКУЛПК ЛБОПОБДЩ.

УЛМБД! - ЧДТХЗ ЪБЛТЙЮБМ жЕДПТЮХЛ, ЧУЛБЛЙЧБС. - уЛМБД ВПЕРЙФБОЙС ЧЪПТЧБМУС! фПЮОП ЗПЧПТА! мБНРХ С ФБН ПУФБЧЙМ! мБНРХ!..

тЧБОХМП ЗДЕ-ФП УПЧУЕН ТСДПН. ъБФТЕЭБМБ НБУУЙЧОБС ДЧЕТШ, УБН УПВПК УДЧЙОХМУС УФПМ, ТХИОХМБ ЫФХЛБФХТЛБ У РПФПМЛБ. цЕМФЩК ХДХЫМЙЧЩК ДЩН РПРПМЪ Ч ПФДХЫЙОЩ.

ЧПКОБ! - ЛТЙЛОХМ уФЕРБО нБФЧЕЕЧЙЮ. - чПКОБ ЬФП, ФПЧБТЙЭЙ, ЧПКОБ!

лПМС ЧУЛПЮЙМ, ПРТПЛЙОХЧ ЛТХЦЛХ. юБК РТПМЙМУС ОБ ФБЛ УФБТБФЕМШОП ЧЩЮЙЭЕООЩЕ ВТАЛЙ, ОП ПО ОЕ ЪБНЕФЙМ.

УФПК, МЕКФЕОБОФ! - уФБТЫЙОБ ОБ ИПДХ УИЧБФЙМ ЕЗП. - лХДБ?

РХУФЙФЕ! - ЛТЙЮБМ лПМС, ЧЩТЩЧБСУШ. - рХУФЙФЕ НЕОС! рХУФЙФЕ! с Ч РПМЛ ДПМЦЕО! ч РПМЛ! с ЦЕ Ч УРЙУЛБИ ЕЭЕ ОЕ ЪОБЮХУШ! ч УРЙУЛБИ ОЕ ЪОБЮХУШ, РПОЙНБЕФЕ?!

пФФПМЛОХЧ УФБТЫЙОХ, ПО ТЧБОХМ ЪБУЩРБООХА ПВМПНЛБНЙ ЛЙТРЙЮБ ДЧЕТШ, ВПЛПН РТПФЙУОХМУС ОБ МЕУФОЙГХ Й РПВЕЦБМ ОБЧЕТИ РП ОЕХДПВОЩН УФЕТФЩН УФХРЕОСН. рПД ОПЗБНЙ ЗТПНЛП ИТХУФЕМБ ЫФХЛБФХТЛБ.

оБТХЦОХА ДЧЕТШ УНЕМП ЧЪТЩЧОПК ЧПМОПК, Й лПМС ЧЙДЕМ ПТБОЦЕЧЩЕ УРПМПИЙ РПЦБТПЧ. хЪЛЙК ЛПТЙДПТ ХЦЕ ЪБЧПМБЛЙЧБМП ДЩНПН, РЩМША Й ФПЫОПФЧПТОЩН ЪБРБИПН ЧЪТЩЧЮБФЛЙ. фСЦЛП ЧЪДТБЗЙЧБМ ЛБЪЕНБФ, ЧУЕ ЧПЛТХЗ ОЩМП Й УФПОБМП, Й ВЩМП 22 ЙАОС 1941 ЗПДБ: ЮЕФЩТЕ ЮБУБ РСФОБДГБФШ НЙОХФ РП НПУЛПЧУЛПНХ ЧТЕНЕОЙ...

Среди книг о войне произведения Бориса Васильева занимают особое место. Причин тому несколько: во-первых, он умеет просто, четко и лаконично, буквально парой предложений, нарисовать объемную картину войны и человека на войне. Наверное, никто еще не писал о войне столь сурово, точно и пронзительно-ясно, как Васильев.

Во-вторых, Васильев знал то, о чем пишет, не понаслышке: его юные годы пришлись на время Великой Отечественной, которую он прошел до конца, чудом оставшись в живых.

Роман «В списках не значился», краткое содержание которого можно передать в нескольких предложениях, читается на одном дыхании. О чем он? О начале войны, о героической и трагической обороне Брестской крепости, которая, даже умирая, не сдалась врагу, – она просто истекла кровью, по словам одного из героев романа.

А еще этот роман – о свободе, о долге, о любви и ненависти, о преданности и предательстве, словом, о том, из чего состоит наша обычная жизнь. Только на войне все эти понятия становятся больше и объемнее, и человека, всю его душу видно, как через увеличительное стекло…

Главные герои – это лейтенант Николай Плужников, его сослуживцы Сальников и Денищик, а также юная девушка, почти девочка Мирра, волею судьбы ставшая единственной возлюбленной Коли Плужникова.

Центральное место автор отводит Николаю Плужникову. Только что получивший погоны лейтенанта выпускник училища прибывает в Брестскую крепость перед первым рассветом войны, за несколько часов до залпов орудий, навсегда перечеркнувших прежнюю мирную жизнь.

Образ главного героя
В начале романа автор называет юношу просто по имени – Коля – подчеркивая его юность и неопытность. Коля сам попросил руководство училища направить его в боевую часть, к особому участку – ему хотелось стать настоящим бойцом, «понюхать пороха». Только так, считал он, и можно обрести право командовать другими, наставлять и обучать молодежь.

Коля направлялся к начальству крепости, чтобы подать о себе рапорт, когда грянули выстрелы. Так он и принял первый бой, не попав в списки защитников. Ну, а потом уже было не до списков – некому и некогда было их составлять и сверять.

Тяжело далось Николаю боевое крещение: на каком-то моменте он не выдержал, бросил костел, который должен был держать, не сдавая фашистам, и попытался инстинктивно сберечь себя, свою жизнь. Но он преодолевает ужас, столь естественный в данной ситуации, и вновь идет на выручку товарищам. Непрекращающийся бой, необходимость стоять насмерть, думать и принимать решения не только за себя, но и за тех, кто слабее – все это постепенно меняет лейтенанта. Через пару месяцев смертельных битв перед нами уже не Коля, а закаленный боями лейтенант Плужников – жесткий, решительный человек. За каждый месяц в Брестской крепости он проживал словно десяток лет.

И все-таки юность еще жила в нем, еще прорывалась упорной верой в будущее, в то, что придут наши, что подмога близко. Надежда эта не угасла и с потерей двух обретенных в крепости друзей – веселого, неунывающего Сальникова и сурового пограничника Володи Денищика.

Они были с Плужниковым с первого боя. Сальников из хохмача-мальчишки превратился в мужчину, в такого друга, который спасет любой ценой, даже ценой своей жизни. Денищик опекал Плужникова, пока сам не оказался смертельно раненым.

Оба погибли, спасая Плужникову жизнь.

В числе главных героев обязательно надо назвать еще одно лицо – тихую, скромную, незаметную девочку Мирру. Война застала ее 16-летней.

Мирра с детства была калекой: она носила протез. Хромота заставила ее примириться с приговором никогда не иметь собственной семьи, а всегда быть помощницей другим, жить для других. В крепости она подрабатывала в мирное время, помогая кашеварить.

Война отрезала ее от всех любимых людей, замуровала в подземелье. Все существо этой молоденькой девушки пронизывала сильная потребность любви. Она ничего еще не знала о жизни, а жизнь сыграла с ней такую злую шутку. Так Мирра воспринимала войну, пока не пересеклись судьбы ее и лейтенанта Плужникова. Случилось то, что неизбежно должно было случиться при встрече двух юных существ, – вспыхнула любовь. И за короткое счастье любви Мирра заплатила жизнью: она погибла под ударами прикладов лагерных охранников. Ее последними мыслями были мысли только о любимом, о том, как уберечь его от страшного зрелища чудовищного убийства – ее и ребенка, которого она уже носила во чреве. Мирре это удалось. И в этом заключался ее личный человеческий подвиг.

Главная идея книги

На первый взгляд кажется, что основным желанием автора было показать читателю подвиг защитников Брестской крепости, раскрыть подробности сражений, рассказать о мужестве людей, которые несколько месяцев вели бои без подмоги, практически без воды и пищи, без медицинской помощи. Они воевали, сначала упорно надеясь на то, что наши придут, примут бой, а потом уже без этой надежды, просто сражались, потому что не могли, не считали себя вправе отдать врагу крепость.

Но, если читать «В списках не значился» более вдумчиво, понимаешь: эта книга – о человеке. Она – о том, что возможности человека безграничны. Человека нельзя победить, пока он сам не захочет этого. Его можно замучить, заморить голодом, лишить физических сил, даже убить – но победить нельзя.

Лейтенант Плужников не был включен в списки тех, кто нес службу в крепости. Но он сам дал себе приказ сражаться, без чьих-либо команд сверху. Он не ушел – он остался там, где ему приказал остаться собственный внутренний голос.

Никакие силы не уничтожат духовную мощь того, у кого есть вера в победу и вера в себя.

У романа «В списках не значился» краткое содержание запомнить легко, но без внимательного прочтения книги усвоить для себя идею, которую хотел донести до нас автор, невозможно.

Действие охватывает 10 месяцев – первые 10 месяцев войны. Именно столько времени продолжался бесконечный бой для лейтенанта Плужникова. Он нашел и потерял в этом бою друзей и любимую. Он потерял и обрел себя – в самом первом сражении юноша от усталости, ужаса и растерянности бросил здание костела, который ему следовало держать до последнего. Но слова старшего по званию бойца вдохнули в него мужество, и он вернулся на боевой пост. В душе 19-летнего юноши в считанные часы вызрел стержень, который остался его опорой до самого конца.

Офицеры и солдаты продолжали воевать. Полуживые, с простреленными спинами, головами, с оторванными ногами, полуослепшие, они сражались, медленно уходя по одному в небытие.

Конечно, попадались и такие, в ком природный инстинкт выживания оказывался сильнее голоса совести, чувства ответственности за других. Они хотели просто жить – и ничего больше. Таких людей война быстро превращала в безвольных рабов, готовых на все просто ради возможности просуществовать еще хотя бы день. Таков оказался бывший музыкант Рувим Свицкий. «Бывший человек», как пишет о нем Васильев, попав в гетто для евреев, покорился своей участи сразу и бесповоротно: он ходил с низко опущенной головой, подчинялся любым приказам, не смел поднять глаза на своих мучителей – на тех, кто превратил его в недочеловека, ничего не желающего и ни на что не надеющегося.

Из других слабых духом людей война лепила предателей. Добровольно сдался в плен старшина Федорчук. Здоровый, полный сил мужчина, который мог бы сражаться, принял решение выжить любой ценой. Эту возможность у него отнял Плужников, уничтоживший предателя выстрелом в спину. У войны свои законы: здесь есть ценность большая, нежели ценность человеческой жизни. Эта ценность: победа. За нее умирали и убивали без колебаний.

Плужников продолжал делать вылазки, подрывая силы противника, до тех пор, пока не остался совсем один в полуразрушенной крепости. Но и тогда он до последнего патрона вел неравный бой против фашистов. Наконец те обнаружили убежище, где он скрывался много месяцев.

Конец романа трагичен – иного быть просто не могло. Из убежища выводят почти слепого, худого, словно скелет, человека с черными обмороженными ступнями, седыми волосами до плеч. Этот человек не имеет возраста, и никто бы не поверил, что по паспорту ему всего 20 лет. Убежище он покинул добровольно и только после известия о том, что Москва не взята.

Человек стоит среди врагов, глядя на солнце слепыми глазами, из которых текут слезы. И – немыслимое дело – фашисты отдают ему высшие воинские почести: все, включая генерала. Но ему уже все равно. Он стал выше людей, выше жизни, выше самой смерти. Он дошел, кажется, до предела человеческих возможностей – и понял, что они безграничны.

«В списках не значился» – современному поколению

Роман «В списках не значился» надо читать всем нам, ныне живущим. Мы не знали ужасов войны, наше детство было безоблачным, юность – спокойной и счастливой. Настоящий взрыв в душе современного человека, привыкшего к комфорту, уверенности в завтрашнем дне, защищенности, вызывает эта книга.

Но ядро произведения – это все же не повествование о войне. Васильев предлагает читателю взглянуть на себя со стороны, прощупать все тайники своей души: а смог бы я так же? А есть ли во мне внутренняя сила – такая же, как у этих защитников крепости, только что вышедших из детства? Достоин ли я называться Человеком?

Пусть эти вопросы навсегда останутся риторическими. Пусть судьба никогда не поставит нас перед таким страшным выбором, перед каким оказалось то великое, мужественное поколение. Но давайте всегда помнить о них. Они умирали, чтобы жили мы. Но они умирали непобежденными.

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Борис Васильев
В списках не значился

Часть первая

1

За всю жизнь Коле Плужникову не встречалось столько приятных неожиданностей, сколько выпало в последние три недели. Приказ о присвоении ему, Николаю Петровичу Плужникову, воинского звания он ждал давно, но вслед за приказом приятные неожиданности посыпались в таком изобилии, что Коля просыпался по ночам от собственного смеха.

После утреннего построения, на котором был зачитан приказ, их сразу же повели в вещевой склад. Нет, не в общий, курсантский, а в тот, заветный, где выдавались немыслимой красоты хромовые сапоги, хрустящие портупеи, негнущиеся кобуры, командирские сумки с гладкими лаковыми планшетками, шинели на пуговицах и гимнастерки из строгой диагонали. А потом все, весь выпуск, бросились к училищным портным, чтобы подогнать обмундирование и в рост и в талию, чтобы влиться в него, как в собственную кожу. И там толкались, возились и так хохотали, что под потолком начал раскачиваться казенный эмалированный абажур.

Вечером сам начальник училища поздравлял каждого с окончанием, вручал «Удостоверение личности командира РККА» и увесистый ТТ. Безусые лейтенанты оглушительно выкрикивали номер пистолета и изо всей силы тискали сухую генеральскую ладонь. А на банкете восторженно качали командиров учебных взводов и порывались свести счеты со старшиной. Впрочем, все обошлось благополучно, и вечер этот – самый прекрасный из всех вечеров – начался и закончился торжественно и красиво.

Почему-то именно в ночь после банкета лейтенант Плужников обнаружил, что он хрустит. Хрустит приятно, громко и мужественно. Хрустит свежей кожей портупеи, необмятым обмундированием, сияющими сапогами. Хрустит весь, как новенький рубль, которого за эту особенность мальчишки тех лет запросто называли «хрустом».

Собственно, все началось несколько раньше. На бал, который последовал после банкета, вчерашние курсанты явились с девушками. А у Коли девушки не было, и он, запинаясь, пригласил библиотекаршу Зою. Зоя озабоченно поджала губы, сказала задумчиво: «Не знаю, не знаю…», но пришла. Они танцевали, и Коля от жгучей застенчивости все говорил и говорил, а так как Зоя работала в библиотеке, то говорил он о русской литературе. Зоя сначала поддакивала, а в конце обидчиво оттопырила неумело накрашенные губы:

– Уж больно вы хрустите, товарищ лейтенант. На училищном языке это означало, что лейтенант Плужников задается. Тогда Коля так это и понял, а придя в казарму, обнаружил, что хрустит самым натуральным и приятным образом.

– Я хрущу, – не без гордости сообщил он своему другу и соседу по койке.

Они сидели на подоконнике в коридоре второго этажа. Было начало июня, и ночи в училище пахли сиренью, которую никому не разрешалось ломать.

– Хрусти себе на здоровье, – сказал друг. – Только, знаешь, не перед Зойкой: она – дура, Колька. Она жуткая дура и замужем за старшиной из взвода боепитания.

Но Колька слушал вполуха, потому что изучал хруст. И хруст этот очень ему нравился.

На следующий день ребята стали разъезжаться: каждому полагался отпуск. Прощались шумно, обменивались адресами, обещали писать, и один за другим исчезали за решетчатыми воротами училища.

А Коле проездные документы почему-то не выдавали (правда, езды было всего ничего: до Москвы). Коля подождал два дня и только собрался идти узнавать, как дневальный закричал издали:

– Лейтенанта Плужникова к комиссару!..

Комиссар, очень похожий на вдруг постаревшего артиста Чиркова, выслушал доклад, пожал руку, указал, куда сесть, и молча предложил папиросы.

– Я не курю, – сказал Коля и начал краснеть: его вообще кидало в жар с легкостью необыкновенной.

– Молодец, – сказал комиссар. – А я, понимаешь, все никак бросить не могу, не хватает у меня силы воли.

И закурил. Коля хотел было посоветовать, как следует закалять волю, но комиссар заговорил вновь.

– Мы знаем вас, лейтенант, как человека исключительно добросовестного и исполнительного. Знаем также, что в Москве у вас мать с сестренкой, что не видели вы их два года и соскучились. И отпуск вам положен. – Он помолчал, вылез из-за стола, прошелся, сосредоточенно глядя под ноги. – Все это мы знаем, и все-таки решили обратиться с просьбой именно к вам… Это – не приказ, это – просьба, учтите, Плужников. Приказывать мы вам уже права не имеем…

– Я слушаю, товарищ полковой комиссар. – Коля вдруг решил, что ему предложат идти работать в разведку, и весь напрягся, готовый оглушительно заорать: «Да!..»

– Наше училище расширяется, – сказал комиссар. – Обстановка сложная, в Европе – война, и нам необходимо иметь как можно больше общевойсковых командиров. В связи с этим мы открываем еще две учебные роты. Но штаты их пока не укомплектованы, а имущество уже поступает. Вот мы и просим вас, товарищ Плужников, помочь с этим имуществом разобраться. Принять его, оприходовать…

И Коля Плужников остался в училище на странной должности «куда пошлют». Весь курс его давно разъехался, давно крутил романы, загорал, купался, танцевал, а Коля прилежно считал постельные комплекты, погонные метры портянок и пары яловых сапог. И писал всякие докладные.

Так прошло две недели. Две недели Коля терпеливо, от подъема до отбоя и без выходных, получал, считал и приходовал имущество, ни разу не выйдя за ворота, словно все еще был курсантом и ждал увольнительной от сердитого старшины.

В июне народу в училище осталось мало: почти все уже выехали в лагеря. Обычно Коля ни с кем не встречался, по горло занятый бесконечными подсчетами, ведомостями и актами, но как-то с радостным удивлением обнаружил, что его… приветствуют. Приветствуют по всем правилам армейских уставов, с курсантским шиком выбрасывая ладонь к виску и лихо вскидывая подбородок. Коля изо всех сил старался отвечать с усталой небрежностью, но сердце его сладко замирало в приступе молодого тщеславия.

Вот тогда-то он и начал гулять по вечерам. Заложив руки за спину, шел прямо на группки курсантов, куривших перед сном у входа в казарму. Утомленно глядел строго перед собой, а уши росли и росли, улавливая осторожный шепот:

– Командир…

И, уже зная, что вот-вот ладони упруго взлетят к вискам, старательно хмурил брови, стремясь придать своему круглому, свежему, как французская булка, лицу выражение невероятной озабоченности…

– Здравствуйте, товарищ лейтенант.

Это было на третий вечер: носом к носу – Зоя. В теплых сумерках холодком сверкали белые зубы, а многочисленные оборки шевелились сами собой, потому что никакого ветра не было. И этот живой трепет был особенно пугающим.

– Что-то вас нигде не видно, товарищ лейтенант, И в библиотеку вы больше не приходите…

– Работа.

– Вы при училище оставлены?

– У меня особое задание, – туманно сказал Коля. Они почему-то уже шли рядом и совсем не в ту сторону. Зоя говорила и говорила, беспрерывно смеясь; он не улавливал смысла, удивляясь, что так покорно идет не в ту сторону. Потом он с беспокойством подумал, не утратило ли его обмундирование романтичного похрустывания, повел плечом, и портупея тотчас же ответила тугим благородным скрипом…

– …жутко смешно! Мы так смеялись, так смеялись… Да вы не слушаете, товарищ лейтенант.

– Нет, я слушаю. Вы смеялись.

Она остановилась: в темноте вновь блеснули ее зубы. И он уже не видел ничего, кроме этой улыбки.

– Я ведь нравилась вам, да? Ну, скажите, Коля, нравилась?..

– Нет, – шепотом ответил он. – Просто… Не знаю. Вы ведь замужем.

– Замужем?.. – Она шумно засмеялась: – Замужем, да? Вам сказали? Ну, и что же, что замужем? Я случайно вышла за него, это была ошибка…

Каким-то образом он взял ее за плечи. А может быть, и не брал, а она сама так ловко повела ими, что его руки оказались на ее плечах.

– Между прочим, он уехал, – деловито сказала она. – Если пройти по этой аллейке до забора, а потом вдоль забора до нашего дома, так никто и не заметит. Вы хотите чаю, Коля, правда?..

Он уже хотел чаю, но тут темное пятно двинулось на них из аллейного сумрака, наплыло и сказало:

– Извините.

– Товарищ полковой комиссар! – отчаянно крикнул Коля, бросившись за шагнувшей в сторону фигурой. – Товарищ полковой комиссар, я…

– Товарищ Плужников? Что же это вы девушку оставили? Ай, ай.

– Да, да, конечно, – Коля метнулся назад, сказал торопливо: – Зоя, извините. Дела. Служебные дела.

Что Коля бормотал комиссару, выбираясь из сиреневой аллеи на спокойный простор училищного плаца, он намертво забыл уже через час. Что-то насчет портяночного полотна нестандартной ширины или, кажется, стандартной ширины, но зато не совсем полотна… Комиссар слушал-слушал, а потом спросил:

– Это что же, подруга ваша была?

– Нет, нет, что вы! – испугался Коля. – Что вы, товарищ полковой комиссар, это же Зоя, из библиотеки. Я ей книгу не сдал, вот и…

И замолчал, чувствуя, что краснеет: он очень уважал добродушного пожилого комиссара и врать стеснялся. Впрочем, комиссар заговорил о другом, и Коля кое-как пришел в себя.

– Это хорошо, что документацию вы не запускаете: мелочи в нашей военной жизни играют огромную дисциплинирующую роль. Вот, скажем, гражданский человек иногда может себе кое-что позволить, а мы, кадровые командиры Красной Армии, не можем. Не можем, допустим, пройтись с замужней женщиной, потому что мы на виду. мы обязаны всегда, каждую минуту быть для подчиненных образцом дисциплины. И очень хорошо, что вы это понимаете… Завтра, товарищ Плужников, в одиннадцать тридцать прошу прибыть ко мне. Поговорим о вашей дальнейшей службе, может быть, пройдем к генералу.

– Ну, значит, до завтра. – Комиссар подал руку, задержал, тихо сказал: – А книжку в библиотеку придется вернуть, Коля! Придется!..

Очень, конечно, получилось нехорошо, что пришлось обмануть товарища полкового комиссара, но Коля почему-то не слишком огорчился. В перспективе ожидалось возможное свидание с начальником училища, и вчерашний курсант ждал этого свидания с нетерпением, страхом и трепетом, словно девушка – встречи с первой любовью. Он встал задолго до подъема, надраил до самостоятельного свечения хрустящие сапоги, подшил свежий подворотничок и начистил все пуговицы. В комсоставской столовой – Коля чудовищно гордился, что кормится в этой столовой и лично расплачивается за еду, – он ничего не мог есть, а только выпил три порции компота из сухофруктов. И ровно в одиннадцать прибыл к комиссару.

– А, Плужников, здорово! – Перед дверью комиссарского кабинета сидел лейтенант Горобцов – бывший командир Колиного учебного взвода, – тоже начищенный, выутюженный и затянутый. – Как делишки? Закругляешься с портяночками?

Плужников был человеком обстоятельным и поэтому поведал о своих делах все, втайне удивляясь, почему лейтенант Горобцов не интересуется, что он, Коля, тут делает. И закончил с намеком:

– Вчера товарищ полковой комиссар расспрашивал. И велел…

Лейтенант Величко тоже был командиром учебного взвода, но – второго, и вечно спорил с лейтенантом Горобцовым по всем поводам. Коля ничего не понял из того, что сообщил ему Горобцов, но вежливо покивал. А когда раскрыл рот, чтобы попросить разъяснений, распахнулась дверь комиссарского кабинета и вышел сияющий и тоже очень парадный лейтенант Величко.

– Роту дали, – сказал он Горобцову, – Желаю того же!

Горобцов вскочил, привычно одернул гимнастерку, согнав одним движением все складки назад, и вошел в кабинет.

– Привет, Плужников, – сказал Величко и сел рядом. – Ну, как дела в общем и целом? Все сдал и все принял?

– В общем, да. – Коля вновь обстоятельно рассказал о своих делах. Только ничего не успел намекнуть насчет комиссара, потому что нетерпеливый Величко перебил раньше:

– Коля, будут предлагать – просись ко мне. Я там несколько слов сказал, но ты, в общем и целом, просись.

– Куда проситься?

Тут в коридор вышли полковой комиссар и лейтенант Горобцов, и Величко с Колей вскочили. Коля начал было «по вашему приказанию…», но комиссар не дослушал:

– Идем, товарищ Плужников, генерал ждет. Вы свободны, товарищи командиры.

К начальнику училища они прошли не через приемную, где сидел дежурный, а через пустую комнату, В глубине этой комнаты была дверь, в которую комиссар вышел, оставив озадаченного Колю одного.

До сих пор Коля встречался с генералом, когда генерал вручал ему удостоверение и личное оружие, которое так приятно оттягивало бок. Была, правда, еще одна встреча, но Коля о ней вспоминать стеснялся, а генерал навсегда забыл.

Встреча эта состоялась два года назад, когда Коля – еще гражданский, но уже стриженный под машинку – вместе с другими стрижеными только-только прибыл с вокзала в училище. Прямо на плацу они сгрузили чемоданы, и усатый старшина (тот самый, которого они порывались отлупить после банкета) приказал всем идти в баню. Все и пошли – еще без строя, гуртом, громко разговаривая и смеясь, – а Коля замешкался, потому что натер ногу и сидел босиком. Пока он напяливал ботинки, все уже скрылись за углом; Коля вскочил, хотел было кинуться следом, но тут его вдруг окликнули:

– Куда же вы, молодой человек? Сухонький, небольшого роста генерал сердито смотрел на него. – Здесь армия, и приказы в ней исполняются беспрекословно. Вам приказано охранять имущество, вот и охраняйте, пока не придет смена или не отменят приказ.

Приказа Коле никто не давал, но Коля уже не сомневался, что приказ этот как бы существовал сам собой. И поэтому, неумело вытянувшись и сдавленно крикнув: «Есть, товарищ генерал!», остался при чемоданах.

А ребята, как на грех, куда-то провалились. Потом выяснилось, что после бани они получили курсантское обмундирование, и старшина повел их в портняжную мастерскую, чтобы каждый подогнал одежду по фигуре. Все это заняло уйму времени, а Коля покорно стоял возле никому не нужных вещей. Стоял и чрезвычайно гордился этим, словно охранял склад с боеприпасами. И никто на него не обращал внимания, пока за вещами не пришли двое хмурых курсантов, получивших внеочередные наряды за вчерашнюю самоволку.

– Не пущу! – закричал Коля. – Не смейте приближаться!..

– Чего? – довольно грубо поинтересовался один из штрафников. – Вот сейчас дам по шее…

– Назад! – воодушевленно заорал Плужников, – Я – часовой! Я приказываю!..

Оружия у него, естественно, не было, но он так вопил, что курсанты на всякий случай решили не связываться. Пошли за старшим по наряду, но Коля и ему не подчинился и потребовал либо смены, либо отмены. А поскольку никакой смены не было и быть не могло, то стали выяснять, кто назначил его на этот пост. Однако Коля в разговоры вступать отказался и шумел до тех пор, пока не явился дежурный по училищу. Красная повязка подействовала, но, сдав пост, Коля не знал, куда идти и что делать. И дежурный тоже не знал, а когда разобрались, баня уже закрылась, и Коле пришлось еще сутки прожить штатским человеком, но зато навлечь на себя мстительный гнев старшины…

И вот сегодня предстояло в третий раз встретиться с генералом. Коля желал этого и отчаянно трусил, потому что верил в таинственные слухи об участии генерала в испанских событиях. А поверив, не мог не бояться глаз, совсем еще недавно видевших настоящих фашистов и настоящие бои.

Наконец-то приоткрылась дверь, и комиссар поманил его пальцем. Коля поспешно одернул гимнастерку, облизнул пересохшие вдруг губы и шагнул за глухие портьеры.

Вход был напротив официального, и Коля оказался за сутулой генеральской спиной. Это несколько смутило его, и доклад он прокричал не столь отчетливо, как надеялся. Генерал выслушал и указал на стул перед столом. Коля сел, положив руки на колени и неестественно выпрямившись. Генерал внимательно поглядел на него, надел очки (Коля чрезвычайно расстроился, увидев эти очки!..) и стал читать какие-то листки, подшитые в красную папку: Коля еще не знал, что именно так выглядит его, лейтенанта Плужникова, «Личное дело».

– Все пятерки – и одна тройка? – удивился генерал. – Отчего же тройка?

– Тройка по матобеспечению, – сказал Коля, густо, как девушка, покраснев. – Я пересдам, товарищ генерал.

– Нет, товарищ лейтенант, поздно уже, – усмехнулся генерал.

– Отличные характеристики со стороны комсомола и со стороны товарищей, – негромко сказал комиссар.

– Угу, – подтвердил генерал, снова погружаясь в чтение.

Комиссар отошел к открытому окну, закурил и улыбнулся Коле, как старому знакомому. Коля в ответ вежливо шевельнул губами и вновь напряженно уставился в генеральскую переносицу.

– А вы, оказывается, отлично стреляете? – спросил генерал. – Призовой, можно сказать, стрелок.

– Честь училища защищал, – подтвердил комиссар.

– Прекрасно. – Генерал закрыл красную папку, отодвинул ее и снял очки. – У нас есть к вам предложение, товарищ лейтенант.

Коля с готовностью подался вперед, не проронив ни слова. После должности уполномоченного по портянкам он уже не надеялся на разведку.

– Мы предлагаем вам остаться при училище командиром учебного взвода, – сказал генерал. – Должность ответственная. Вы какого года?

– Я родился двенадцатого апреля тысяча девятьсот двадцать второго года! – отбарабанил Коля.

Он сказал машинально, потому что лихорадочно соображал, как поступить. Конечно, предлагаемая должность была для вчерашнего выпускника чрезвычайно почетной, но Коля не мог вот так вдруг вскочить и заорать: «С удовольствием, товарищ генерал!» Не мог, потому что командир – он был твердо убежден в этом – становится настоящим командиром, только послужив в войсках, похлебав с бойцами из одного котелка, научившись командовать ими. А он хотел стать таким командиром и поэтому пошел в общевойсковое училище, когда все бредили авиацией или, на крайний случай, танками.

– Через три года вы будете иметь право поступать в академию, – продолжал генерал. – А судя по всему, вам следует учиться дальше.

– Мы даже предоставим вам право выбора, – улыбнулся комиссар. – Ну, в чью роту хочешь: к Горобцову или к Величко?

– Горобцов ему, наверно, надоел, – усмехнулся генерал.

Коля хотел сказать, что Горобцов ему совсем не надоел, что он отличный командир, но все это ни к чему, потому что он, Николай Плужников, оставаться в училище не собирается. Ему нужны часть, бойцы, потная лямка взводного – все то, что называется коротким словом «служба». Так он хотел сказать, но слова запутались в голове, и Коля вдруг опять начал краснеть.

– Можете закурить, товарищ лейтенант, – сказал генерал, пряча улыбку. – Покурите, обдумайте предложение…

– Не выйдет, – вздохнул полковой комиссар. – Не курит он, вот незадача.

– Не курю, – подтвердил Коля и осторожно прокашлялся. – Товарищ генерал, разрешите?

– Слушаю, слушаю.

– Товарищ генерал, я благодарю вас, конечно, и большое спасибо за доверие. Я понимаю, что это – большая честь для меня, но все-таки разрешите отказаться, товарищ генерал.

– Почему? – полковой комиссар нахмурился, шагнул от окна. – Что за новости, Плужников?

Генерал молча смотрел на него. Смотрел с явным интересом, и Коля приободрился:

– Я считаю, что каждый командир должен сначала послужить в войсках, товарищ генерал. Так нам говорили в училище, и сам товарищ полковой комиссар на торжественном вечере тоже говорил, что только в войсковой части можно стать настоящим командиром.

Комиссар растерянно кашлянул и вернулся к окну. Генерал по-прежнему смотрел на Колю.

– И поэтому – большое вам, конечно, спасибо, товарищ генерал, – поэтому я очень вас прошу: пожалуйста, направьте меня в часть. В любую часть и на любую должность.

Коля замолчал, и в кабинете возникла пауза. Однако ни генерал, ни комиссар не замечали ее, но Коля чувствовал, как она тянется, и очень смущался.

– – Я, конечно, понимаю, товарищ генерал, что…

– А ведь он молодчага, комиссар, – вдруг весело сказал начальник. – Молодчага ты, лейтенант, ей-богу, молодчага!

А комиссар неожиданно рассмеялся и крепко хлопнул Колю по плечу:

– Спасибо за память, Плужников! И все трое заулыбались так, будто нашли выход из не очень удобного положения.

– Значит, в часть?

– В часть, товарищ генерал.

– Не передумаешь? – Начальник вдруг перешел на «ты» и обращения этого уже не менял.

– И все равно, куда пошлют? – спросил комиссар. – А как же мать, сестренка?.. Отца у него нет, товарищ генерал.

– Знаю. – Генерал спрятал улыбку, смотрел серьезно, барабанил пальцами по красной папке. – Особый Западный устроит, лейтенант?

Коля зарозовел: о службе в особых округах мечтали, как о немыслимой удаче.

– Командиром взвода согласен?

– Товарищ генерал!.. – Коля вскочил и сразу сел, вспомнив о дисциплине. – Большое, большое спасибо, товарищ генерал!..

– Но с одним условием, – очень серьезно сказал генерал. – Даю тебе, лейтенант, год войсковой практики. А ровно через год я тебя назад затребую, в училище, на должность командира учебного взвода. Согласен?

– Согласен, товарищ генерал. Если прикажете…

– Прикажем, прикажем! – засмеялся комиссар. – Нам такие некурящие страсть как нужны.

– Только есть тут одна неприятность, лейтенант: отпуска у тебя не получается. Максимум в воскресенье ты должен быть в части.

– Да, не придется тебе у мамы в Москве погостить, – улыбнулся комиссар. – Она где там живет?

– На Остоженке… То есть теперь это называется Метростроевская.

– На Остоженке… – вздохнул генерал и, встав, протянул Коле руку: – Ну, счастливо служить, лейтенант. Через год жду, запомни!

– Спасибо, товарищ генерал. До свидания! – прокричал Коля и строевым шагом вышел из кабинета.

В те времена с билетами на поезда было сложно, но комиссар, провожая Колю через таинственную комнату, пообещал билет этот раздобыть. Весь день Коля сдавал дела, бегал с обходным листком, получал в строевом отделе документы. Там его ждала еще одна приятная неожиданность: начальник училища приказом объявлял ему благодарность за выполнение особого задания. А вечером дежурный вручил билет, и Коля Плужников, аккуратно распрощавшись со всеми, отбыл к месту новой службы через город Москву, имея в запасе три дня: до воскресенья…